Прево любит изображать действительность глазами главного героя. Раскрытию его внутреннего мира писатель и уделяет основное внимание. Лакло же — удивительный мастер перевоплощения, вживания в образ мыслей и чувств весьма различных персонажей. «Манон Леско» — прежде всего плод внезапно нахлынувшего вдохновения и замечательной художественной интуиции. Творческая манера Лакло более аналитична и рассудочна. В «Опасных связях» преобладает тончайший, скрупулезнейший расчет.
Прево разрабатывал тип романа-автобиографии героя; Лакло же довел до совершенства жанр романа в письмах, ставший особенно популярным во второй половине XVIII века. У сентименталистов, авторов романов в письмах, мы находим по преимуществу пространные рассуждения и не менее растянутые лирические излияния. Лакло выявил заложенную в этом жанре драматическую потенцию и реализовал ее. Он многое перенял от мастеров французского театра и, в первую очередь, от такого выдающегося трагедийного писателя, как Расин. Удаче Лакло способствовало известное внутреннее сходство, которое жанр эпистолярного романа имеет с произведениями драматургии. В этом виде романа отсутствует текст от автора, в нем нет эпического повествования в подлинном смысле этого слова; это тоже изображение действительности в лицах. Герои здесь представлены не со стороны, а только изнутри — своей речью. В противоположность сентименталистам, Лакло добивается сжатости изложения, сосредоточивая свое внимание на столкновении характеров, на динамике борьбы, отсекая все лишнее, все то, что не является необходимым для раскрытия внутреннего облика героев, для мотивировки их поступков. Наконец, сходство с театральным произведением усугубляется еще и следующим обстоятельством. Персонажи романа в письмах выступают перед читателем и друг перед другом не столько такими, какие они есть на самом деле, а прежде всего такими, какими они хотят казаться. Вальмон же и маркиза де Мертей особенно склонны к игре, маскировке и перевоплощению.
Композиция «Опасных связей» взвешена вплоть до мельчайших подробностей. Строжайшим образом согласованы между собой, например, даты написания отдельных писем, и вместе с тем очень точно выверено соотношение между хронологической последовательностью их отправки и порядком их расположения в романе. Писатель строит композицию романа так, чтобы параллельно и равномерно развивать все три основных сюжетных линии (Вальмон — маркиза, Вальмон — госпожа де Турвель, история соблазнения Сесили). При этом он умело нагнетает драматическое напряжение, используя эффекты контраста и неожиданности. Так, письмо 124, написанное госпожой де Турвель, дышит уверенностью в том, что ей суждено наконец обрести душевный покой. Следующее же письмо начинается триумфальным возгласом Вальмона, сообщающего маркизе о своей победе. Начало «Опасных связей» несколько тягуче. Экспозиция романа в письмах всегда сопряжена с трудностями и поэтому оказывается невольно замедленной. Однако затем, по мере того как обрисовываются конфликты, действие романа развивается все более стремительно, достигая своей кульминации к концу книги.
Автор «Опасных связей» — тонкий стилист. В романе в письмах умение индивидуализировать стиль персонажей играет особенно важную роль, служит основным, решающим средством характеристики героев. Лакло стремится придать их письмам некоторое общее стилистическое единство. Ведь все они по своему внешнему положению — ровня, люди одного светского круга. И пишут они поэтому языком, в котором есть много общего — это литературная речь, распространенная в светском обществе Франции середины XVIII века. Язык этот еще несет на себе отпечаток классицистических идеалов, и роль общеобязательных канонов сказывается в нем, естественно, ощутимее, чем, например, в середине XIX века. Однако на этом как бы нейтральном фоне очень четко вырисовывается богатство отдельных индивидуальных стилистических оттенков. Это разнообразие еще увеличивается из-за того, что Вальмон и маркиза де Мертей, по причине двойной и даже тройной игры, которую они ведут, пишут разными стилями в зависимости от того, к кому они обращаются. Как отличаются, например, патетические послания, которые Вальмон направляет госпоже де Турвель (они изобилуют стилистическими приемами, распространенными в литературе сентиментализма), от тех цинично откровенных, пронизанных иронией, но одновременно и очень точных по выражению мысли и лишенных каких-либо словесных прикрас писем, которые он шлет маркизе. А с каким мастерством сделаны письма, которые Сесиль пишет под диктовку Вальмона! В них сквозь имитацию той наивно-угловатой манеры, которая отличает письма девушки, как бы невольно просвечивает развязность и свобода выражения, характеризующая виконта.
Стилистические нюансы дают возможность Лакло обрисовать и душевную эволюцию героя. Переписку юного кавалера Дансени, до тех пор пока он живет в иллюзорном мире рыцарски-куртуазных идеалов, отличает изобилие выспренних, несколько искусственных оборотов. Столкнувшись с жизненной правдой и душевно возмужав, Дансени, сохраняя изысканность светского слога, начинает излагать свои мысли проще и энергичнее.
В характеристике второстепенных персонажей «Опасных связей» необычное для того времени умение Лакло придавать речи индивидуальные очертания выявляется особенно ярко. Разве можно, например, смешать несколько архаическую, старомодную и вместе с тем согретую человеческим теплом манеру письма, отличающую престарелую госпожу де Розмонд, и гораздо более шаблонный, стереотипный и безликий слог ее подруги — недалекой и заурядной светской дамы госпожи де Воланж. С чисто комедийным блеском, но в последовательно реалистическом ключе (без тех элементов буффонады, которыми окрашена, скажем, языковая характеристика персонажей-слуг у Мариво-комедиографа) сделан миниатюрный, но выразительный стилистический портрет егеря Азолана, старательно, но неуклюже подражающего языку господ.
От традиции классицистической моралистики воспринял Лакло пристрастие к чеканным афоризмам. На страницах «Опасных связей» рассыпано немало тонких, психологических наблюдений, которым придана отточенная форма сентенций («Настоящий способ побеждать сомнения — это постараться сделать так, чтобы тем, у кого они имеются, больше нечего было терять», «Вот каковы люди! Равно бессовестные по своим намерениям, они называют честностью слабость, которую проявляют в их осуществлении», «Поверьте мне, виконт, редко приобретаешь те качества, без которых можешь обойтись» и т. д.).
* * *
Прево, автор «Манон Леско», и Шодерло де Лакло, создатель «Опасных связей», разными путями шли в одном направлении. Они предвосхитили художественные завоевания критического реализма. Много сходного есть и в той конкретной, исторически обусловленной форме, которую предвестия критического реализма приняли в их книгах. И «Манон Леско» и «Опасные связи» — произведения, в которых рядом с разоблачительным пафосом доминируют трагические ноты. Положительное гуманистическое начало — это здесь еще хрупкие ростки, безжалостно растаптываемые враждебными человеку силами, которые господствуют в обществе того времени.
Лишь после французской буржуазной революции конца XVIII века, только после того, как бурные поиски эстетики романтизма принесли свои плоды, стали возможными новые — более мажорные, героичные, более отчетливые в своем демократическом содержании — формы художественного изображения и утверждения положительных жизненных сил (примером тому служат, скажем, «Пармская обитель» Стендаля, «Обедня безбожника» Бальзака пли «Кармен» Мериме). Но эти произведения, в свою очередь, не могли бы появиться в свет, если бы не было тех смелых художественных открытий, которые были осуществлены предшественниками критических реалистов в век Просвещения. Эстетическое обаяние, излучаемое «Манон Леско» и «Опасными связями», — неповторимо. Зарождающиеся тенденции критического реализма нашли здесь то прозрачное и гармоничное, соразмерное и изящное претворение, которое характерно для лучших образцов французской художественной прозы XVIII века.
Ю. Виппер
Перевод М. Петровского
Под редакцией Е. Гунста
Предуведомление автора
«Записок знатного человека»
Хотя я мог бы включить историю приключений кавалера де Грие в мои «Записки»{1}, мне показалось, ввиду отсутствия связи между ними, что читателю будет приятнее видеть ее отдельно. Столь длинная повесть прервала бы слишком надолго нить моей собственной истории. Как ни чужды мне притязания на звание настоящего писателя, я хорошо знаю, что рассказ должен быть освобожден от лишних эпизодов, кои могут сделать его тяжелым и трудным для восприятия, — таково предписание Горация:
