Первым нарушил молчание отец:
— Гляди-ка, какая красивая баба. Даже лучше, чем когда я на ней женился!
— Потрясающая рубашка, пробормотал Энок.— Наверное, медсестра принесла в чемоданчике?
— Это называется саван,— поправил Эмлин.
— Он входит в стоимость медицинского обслуживания, — рассудительно произнес отец.— Мало, что ли, они выдирают каждую неделю из нашей получки?
Поглазев еще с минуту на белый призрак величественной незнакомки, лежавшей перед ними, они друг за дружкой потопали вниз. Там их поджидала миссис Льюис.
— У вас есть какая-нибудь родственница, которая могла бы приходить и помогать вам по хозяйству?— поинтересовалась она.
Отец отрицательно покачал головой и нахмурился, силясь сосредоточиться на неожиданно возникшей проблеме. Большой, с черными вьющимися волосами и все еще подвижный, он сидел в окружении пяти своих рослых сыновей, от которых, как и от него самого, исходило тепло могучей жизненной силы.
— Придется мне искать новую хозяйку,— сказал отец.— Вы не знаете кого-нибудь в округе, миссис Льюис, какую-нибудь достойную женщину, которая могла бы для нас готовить и стирать? Мне приходится заботиться о своих ребятишках. Может, у вас есть на примете симпатичная вдовушка или еще кто-нибудь в этом роде, кто вышел бы за доброго, работящего малого? Здесь ее ждет хороший дом, но, видать, пройдет немало времени, прежде чем я найду такую женщину, которая сможет кормить и обслуживать нас так же славно, как та, что лежит сейчас наверху; она работала безотказно, как часы, что правда, то правда.
— Вряд ли я смогу рекомендовать вам какую-нибудь женщину,— заметно краснея, отвечала миссис Льюис.
— Жаль, что вы не вдова! Да ладно, придется спросить хозяйку пивной «Мискин», может, она кого знает,— озабоченно сказал отец.
Артур Мейкен
Огненная Пирамида
I
— Вы говорите, место загадочное?
— Да, загадочное. Помните, как три года назад мы встретились и вы рассказывали мне о своем доме на западе Уэльса, средь заброшенных полей, дремучих лесов и бесприютных холмов с круглыми вершинами? Я сидел за письменным столом, слышал уличный грохот в центре бурлящего Лондона и представлял себе эту картину, которая всегда меня зачаровывала. Но когда вы здесь объявились?
— Я только что с поезда, Дайсон. Приехал на станцию рано утром и успел на поезд 10.45.
— Очень рад, что вы обо мне не забывали, Воген. Как поживаете? Похоже, что вы до сих пор не женаты?
— Ваша правда. Веду жизнь отшельника, как и вы сами. Ничего для бессмертия не совершил, бездельничаю помаленьку.
Воген держал зажженную трубку; он сел, ерзая и оглядываясь по сторонам, видимо чем-то обеспокоенный. Дайсон развернул свое кресло на колесах лицом к гостю и теперь сидел, удобно облокотившись одной рукой о стол, а другой поглаживая обложку рукописи.
— А вы все тем же занимаетесь?— полюбопытствовал Воген, указывая на ворох бумаги на столе.
Да, тщетная погоня за литературным успехом, столь же безнадежная, как поиск философского камня, и такая же захватывающая. Полагаю, вы побудете еще в городе; чем же мы займемся вечером?
— Мне бы хотелось хоть на несколько дней пригласить вас к себе на запад. Вам это будет очень полезно, поверьте мне.
— Вы так добры, Воген, но в сентябре мне трудно покинуть Лондон, он так красив. Доре не смог бы нарисовать более прекрасного и мистического места, чем Оксфорд-Стрит осенним вечером: закат пылает, голубая дымка превращает обыкновенную улицу в дорогу, ведущую в «божий град».
— И все же мне хочется, чтобы вы приехали. Вам понравится бродить по холмам. Неужели этот гам не прекращается ни днем, ни ночью? Он выводит меня из себя; удивляюсь, как вы можете здесь работать. Уверен, вы будете наслаждаться покоем моего старого дома в лесной глуши.
Воген снова зажег трубку и выжидательно взглянул на Дайсона, чтобы удостовериться, насколько действенными были его увещевания, но литератор лишь покачал головой и улыбнулся, словно давая сам себе обет нерушимой верности городским улицам.
— Вам меня не соблазнить.
— Может, вы и правы. В конце концов мне, наверное, не следовало бы так расхваливать деревенский покой. Когда у нас случается трагедия, все выглядит так, будто камень бросили в воду; круги все расходятся и расходятся, и кажется, им не будет конца.
— В ваших местах тоже случаются трагедии?
— Ну не то чтобы трагедии. Но примерно месяц назад произошло событие, которое довольно сильно меня взволновало. Не знаю, было ли это трагедией в привычном смысле слова.
— Что же произошло?
— При весьма загадочных обстоятельствах исчезла девушка. Ее родители — зажиточные фермеры Треворы; Анни, их старшая дочь, слыла деревенской красавицей; она действительно была очень хороша собой. Однажды после полудня девушка решила навестить тетушку, вдову, которая сама обрабатывала свою землю; их дома разделяли всего пять-шесть миль, и Анни отправилась в путь, сказав родителям, что пойдет напрямую, через холмы. У тетушки она так и не появилась. До сих пор неизвестно, где она. Вот и вся история.
— Какое необычное происшествие! Среди этих холмов, я думаю, нет заброшенных шахт? Или пропасти?
— Нет. Путь, по которому отправилась девушка, совершенно безопасен; просто тропа, идущая по диким, безлесым холмам; там нет даже проселочных дорог. Вокруг на много миль ни живой души, и, повторяю, путь безопасный.
— А что говорят обо всем этом в деревне?
— О, болтают всякую чушь. Вы понятия не имеете, насколько суеверны обитатели тамошних мест. Прямо как ирландцы, только еще более скрытные.
— И что же они говорят?
— Что бедная девушка ушла вместе с феями или ее украли феи. Какая-то ерунда! Можно было бы только посмеяться, но так или иначе девушка исчезла.
Дайсона эта история, как видно, заинтересовала.
— Да, слово «фея», без сомнения, звучит несколько необычно для современного человека. А что думает полиция? Полагаю, они не принимают гипотезу о феях?
— Нет. Но они, по-моему, идут не по тому следу. Опасаюсь, что Анни Тревор встретилась в пути с какими-то негодяями — Каслтаун, как вы знаете,— большой морской порт, там с иностранных кораблей сбегает всякий сброд; они-то часто и рыщут среди наших холмов. Несколько лет назад испанский моряк по имени Гарсиа вырезал целую семью — решил ограбить, а у тех добра оказалось меньше чем на шестипенсовик. В этих подонках не осталось ничего человеческого, и боюсь, бедная девушка умерла ужасной смертью.
— А видели в окрестностях хоть одного иностранного моряка?
— Нет. Ведь сельские жители сразу же примечают любого чужака, по внешности и одежде. И все же моя версия самая правдоподобная.
— Убедительных фактов нет,— задумчиво произнес Дайсон.— А не любовная ли тут история или что-нибудь в этом роде?
— Это исключено. Уверен, будь Анни жива, она нашла бы способ дать о себе знать своей матери.
— Без сомнения. Трудно предположить, что она жива и не может сообщить об этом. Это происшествие вас сильно взволновало?
— Да. Меня угнетает неизвестность, особенно та, за которой скрывается ужасное преступление. Честно говоря, мне хотелось бы докопаться до истины. Но приехал я сюда не только для того, чтобы рассказать вам об этом.
— Догадываюсь,— сказал Дайсон, слегка удивленный озабоченностью Вогена.— Вы приехали побеседовать о более приятных вещах.
— Вовсе нет. Происшествие с Анни произошло около месяца назад, а недавно случилось нечто такое, что несомненно в большей степени задевает меня лично; не скрою, я приехал в Лондон, рассчитывая на вашу помощь. Помните тот любопытный случай, о котором вы мне поведали во время нашей последней встречи: историю со специалистом-оптиком?
— Помню. Я очень гордился своей проницательностью; по сей день полиция понятия не имеет, кому понадобились те желтые очки. Однако, Воген, вы взволнованы, надеюсь, ничего серьезного не случилось?
