Жорж Санд - Мельник из Анжибо

— И не вздумай приходить! Коли придешь, я велю тебя выгнать с позором! — вскричал Бриколен, когда убедился, что мельник, удалявшийся широким шагом, уже не может слышать его. — Ты прощелыга, обманщик, интриган!

Роза, бледнея, оледенев от страха, до сих пор стояла неподвижно возле отца, держа его под руку, по вдруг выказала такую решимость, на какую за минуту до того сама не считала бы себя способной.

— Папенька, — сказала она, с силой утягивая его из толпы, — вы гневаетесь и не думаете, что говорите. Объясняться надо дома, а не на людях. Ваше поведение сейчас очень обидно для меня, и вы совсем не заботитесь о том, чтобы меня уважали.

— Тебя? А ты-то тут при чем? — удивленно воскликнул Бриколен, сразу осев от смелого поступка дочери. — Во всей этой истории ты не виновата ни сном, ни духом, и никто не посмеет сказать о тебе дурное слово. Я сам позволил тебе танцевать с этим голодранцем, не видя в том ничего худого или несообразного, как не должен видеть и никто другой, Я же не знал, что он мерзавец, предатель, что он…

— Все, что вам угодно, папаша, но только теперь хватит, — прервала отца Роза, настойчиво тряся его за руку, как взбунтовавшийся ребенок. И ей удалось-таки увести его на ферму.

Госпожа Бриколен не ожидала, что ее семейство вернется с гулянья так рано. Супруг велел ей отправляться домой, не сказав, что собирается учинить скандал: он не хотел, чтобы она своими криками испортила ему величественную роль, в которой он задумал выступить перед публикой. Поэтому, когда она увидела сразу и его самого, и повисшую на его руке дочь, и плетущуюся за ними свекровь, всех — с каким-то всполошенным видом, она в смятении попятилась назад. В самом деле — Бриколен был весь багровый от гнева, он задыхался и бубнил себе под нос что-то бранное; Роза тоже была очень возбуждена и расстроена, в глазах у нее стояли слезы — она не могла их сдержать, а бабушка, совершенно растерянная, в отчаянии сжимала руки.

— Что с вами со всеми? — вскричала госпожа Бриколен, поднимая свечу, чтобы яснее разглядеть их лица. — Что такое стряслось?

— Да вот сынок мой наломал дров, говорит — сам не Знает что, — ответила старуха, бессильно опускаясь на стул.

— Ну, это у нее всегда такая погудка, — отозвался арендатор; узрев свою половину, он испытал новый прилив гнева, хотя и послабее, чем раньше. — Хватит болтать! Ужин готов? Пойдем, Роза, ты, наверно, голодна?

— Нет, отец, — сухо ответила Роза.

— Это из-за меня у тебя аппетит пропал?

— Да, отец, вы угадали.

— Ах, вот как! Знаешь что, Роза, — продолжал Бриколен, обычно весьма снисходительный к дочери, но сейчас озадаченный неким подобием мятежа с ее стороны, — не нравится мне, как ты разговариваешь. Сердитая ты больно, и я, глядишь, могу бог весть что подумать, а ты, надеюсь, Этого не хотела бы?

— Говорите, говорите, отец. Выскажите вслух, что вы думаете; а вдруг вы ошибаетесь — должна же я тогда оправдаться перед вами.

— Так вот что я тебе скажу, дочь моя: не подобает тебе быть заодно с этим мужланом мельником: он негодяй, и я уж обломаю палку об его спину, коли он будет околачиваться тут, возле моего дома!

— Отец, — с жаром ответила Роза, — осмелюсь сказать вам, хотя бы вы решили и об мою спину обломать палку, что все это жестоко и несправедливо; я унижена тем, что послужила орудием вашей мести перед всем народом, словно я в ответе за нанесенные вам или будто бы нанесенные обиды; короче говоря, от всего этого мне тяжко и больно, а бабушка — вы же видите — просто убита.

— Да, да, это меня огорчает и сердит, — откровенно и резко заявила матушка Бриколен, верная своей обычной манере высказываться, за которой скрывались, однако, большая сердечность и доброта (в чем на нее походила Роза, девушка с острым язычком и нежной душой). — У меня сердце кровью обливается, — продолжала старуха, — когда я слышу, как поносят на чем свет стоит порядочного парня, что для меня все равно как сын родной — ведь уже шестьдесят лет с лишком я в дружбе с его матерью и со всей их семьей… В этой семье все на редкость честные люди, и Большой Луи не из таких, чтобы принести кому-нибудь бесчестье!

— Ах, значит, этот красавчик причиной тому, что матушка ваша ворчит, а ваша дочь плачет! — сказала госпожа Бриколен мужу. — Поглядите-ка, вся в слезах! Ну и ну! В хорошенькое дело вы нас втравили, господин Бриколен, своей дружбой с этим обалдуем! Вот вам и отплатили! Да это же стыд и срам — видеть, как ваша мать и ваша дочь берут его сторону против вас и льют о нем слезы, словно… словно… боже правый, лучше я больше ничего не скажу, потому как сама краснею!

— Говорите все, маменька, говорите! — вскричала Роза, совершенно выведенная из себя. — Раз уж вы оба взялись сегодня унижать меня, то не стесняйтесь! Я готова отвечать, если меня спросят по-серьезному и без задней мысли о моих чувствах к Большому Луи.

— Так каковы же ваши чувства к нему, барышня? — снова загромыхал арендатор в крайнем гневе. — Скажите побыстрей, сделайте милость, вам ведь и самой невтерпеж.

— Это сестринские и дружеские чувства, — ответила Роза, — и никто не заставит меня отречься от них.

— Сестринские! Поздравляю: сестричка мельника! — произнес Бриколен издевательским тоном, передразнивая Розу. — И еще дружеские! Подружка крестьянина! Нечего сказать, красивые речи, весьма подобающие такой девице, как вы! Разрази меня гром, если на сегодня, не все молодые девицы посходили с ума! Роза, вы говорите, как обитатели заведения для умалишенных.

В этот момент из комнаты, где находилась безумная, донеслись пронзительные крики. Госпожа Бриколен задрожала, а Роза побледнела как полотно.

— Слушайте, слушайте, отец! — воскликнула она, с силой хватая Бриколена за руку. — Слушайте хорошенько! И если потом у вас хватит духу смеяться над безумием молодых девушек — смейтесь! Потешайтесь над сердечными влечениями сумасшедших, если вы прочно забыли, что девушка «нашего состояния» может полюбить неимущего человека, да так сильно, что способна впасть в расстройство, при котором жизнь хуже смерти!

— Вы слышите, она признается, она прямо заявляет, что любит этого мужлана! — вскричала в отчаянии и ярости госпожа Бриколен. — И она еще грозит нам, что свихнется, как ее сестра!

— Роза, Роза, умолкни! — воскликнул испуганный Бриколен. — А ты, Тибода, — добавил он повелительно, — оставь нас и иди проведать Бриколину.

Госпожа Бриколен ушла. Роза стояла как вкопанная, ее лицо выражало смятение; она была сама потрясена тем, что сказала отцу.

— Ты нездорова, дочка, — молвил Бриколен, он был заметно взволнован. — Тебе надо прийти в себя.

— Вы правы, отец, я нездорова, — отозвалась Роза, разражаясь слезами и падая родителю на грудь.

Господин Бриколен изрядно струхнул, однако его натура не позволяла ему смягчиться. Он поцеловал Розу, но не так, как отец может поцеловать горячо любимую дочь, а как ласкают малого ребенка, когда хотят его успокоить.

Он гордился красотой и умом дочери, ко еще больше его тешила мысль, что достоинства ее будут в замужестве увенчаны богатством. Он предпочел бы, чтобы она была уродливой и глупой, по внушала всем зависть своими деньгами, нежели чтобы, совершенная во всех отношениях, она была бедной и внушала к себе жалость.

— Детка, — сказал он ей, — сегодня ты не можешь толково рассуждать. Иди-ка бай-бай и выкинь из головы этого мельника да всякие глупости насчет твоей дружбы с ним. Его сестра вскармливала тебя — это правда; по ей, черт возьми, хорошо платили. Он был тебе приятелем в твои детские годы — и это правда; но как он был наш слуга, то, забавляя тебя, лишь выполнял свою обязанность. На сегодня мне оказалось желательно прогнать его, потому как он сыграл со мной дурную шутку, и твоя обязанность — считать, что я прав.

— О папенька, — взмолилась Роза, все еще не отрываясь от груди отца, — вы отмените свой приказ. Вы позволите ему оправдаться, ибо он не виноват — это невозможно, и вы не будете настаивать на том, чтобы я унизила моего друга детства, сына доброй мельничихи, которая так меня любит!

— Все это начинает мне уже изрядно докучать, Роза, — ответил Бриколен, отстраняясь от прильнувшей к нему дочери. — Слишком глупо затевать семейную свару из-за того, что я прогнал какого-то голодранца. Хватит, дай ты мне, ради бога, покой. Послушай, как вопит твоя сестра, и не морочь себе голову из-за постороннего человека, когда у нас в доме несчастье.

— О, если вы полагаете, что я не слышу голоса сестры, — произнесла Роза с особой, пугающей значительностью, — и что крики ее ничего не говорят моей душе, то вы глубоко заблуждаетесь, отец! Я хорошо их слышу и достаточно много думаю о них.

Роза вышла, шатаясь, и направилась в комнату сестры, по, проходя по коридору, вдруг рухнула на пол. На шум прибежали госпожа Бриколен и ее свекровь, обе крайне перепуганные. Роза была без чувств и казалась мертвой.