Если бы горничная-литовка, которая пришла в полдесятого вечера застилать постель Простака, была хоть немножко экстрасенсом, что редко бывает у горничных-литовок, она ощутила бы в номере 726 странную, почти зловещую атмосферу, будто в доме с привидениями, где ждут, пока призраки отметятся, что явились на работу. Подобная атмосфера всегда царит в отелях Нью-Хейвена, Сиракуз и других городов, где играют спектакль, перед премьерой, когда приходит пора провести посмертный разбор нового спектакля. Так и чудилось, что номер затаил дыхание в предчувствии неведомых событий.
С 9:30 до двенадцатого часа он напряженно ждал, и, наконец, в скважине щелкнул ключ. Вошел Простак, весело насвистывая. Оставив дверь незапертой, он включил свет и прошел в комнату, все так же насвистывая. Весь вид его говорил, что он поймал синюю птицу. Призрак, присутствуй он тут, с первого взгляда признал бы в молодом человеке лицо, финансово заинтересованное в театральной постановке, которое только что видело, что спектакль уложил зрителей штабелями, сразив их наповал. Пожалуй, Призрак решил бы покопаться в своей эктоплазме, разыскивая денежку на билет. Но через несколько минут Призрак спохватился бы и решил приберечь деньги в саване. Дело в том, что появился Джозеф Леман, и было что-то в его манерах, отчего стыл позвоночник у самых отважных призраков. За Леманом на почтительном расстоянии следовал скорбный Джек Мак-Клюр. У самого Джо Лемана был вид человека, пришедшего возложить венок на могилу старого друга: спина сгорблена, глаза опущены, и даже его неизменная шляпа утратила лихой залом. Со вздохом, исходившим от самых пяток, Леман тяжело опустился на кровать. Джек с таким же вздохом плюхнулся в кресло.
Простак недоуменно рассматривал скорбящих. Сегодня ему особенно хотелось видеть вокруг улыбающиеся лица, а судя по Леману и МакКлюру, они, как один английский король, зареклись улыбаться.[18] Это удивило Простака. Зритель он был благодарный, и ему казалось, что только что закончившийся спектакль прошел с блеском. Теперь в душу ему заползли сомнения — после успешной премьеры такой мрачности не бывает.
— Послушайте, — начал он, — что-то не так?
Ответа Простак не дождался. Леман пощипывал покрывало, МакКлюр барабанил по подлокотнику. Простак попытался снова.
— Мне показалось, все прошло недурно, — заметил он, но Леман вздрогнул, а голова МакКлюра откинулась назад, словно кто-то ударил его между глаз. Простак чуть подправил свое замечание: — Ну, кроме некоторых мест, я хочу сказать. Там, знаете, сям…
Оба партнера опять промолчали, словно приняли обет траппистов. Беспокойство его усугубилось. Как уже не раз отмечалось, он не блистал умом, но все же понял, что, быть может, не все к лучшему в этом лучшем из миров. Он старался стряхнуть тревогу, как кусок бланманже, когда услышал сухое, неприятное покашливание и увидел, что миссис Леман вплывает в комнату, точно военный корабль, заряжающий пушки.
— Привет! — воскликнул Простак. — Эге-ге-гей!
Фанни, твердо глядя на мужа, слов этих не заметила. Простак ей нравился, и обычно она любила поболтать с ним, но теперь была занята, приводя в порядок мысли. Ее победа была настолько полной, что и слов не требовалось. Но все-таки она намеревалась кое-что сказать. Войдя в комнату, Фанни встала в самом центре и приготовилась.
— Во-первых! — начала она.
В оцепеневшие конечности Лемана вернулась жизнь. Он подпрыгнул.
— Только твоих шуточек не хватало! — прогремел он. — Ясно?
Фанни рассмеялась легко и заливисто.
— Ты бы лучше в эту свою шараду добавил пару шуточек! Да-с, мой милый. Или хоть диапозитивы использовал. Еще можно вставить номер — акробатов там, собачек…
— Послушай…
— Или дрессированных тюленей, — заключила Фанни. Шляпа мистера Лемана затрепетала.
— Ты когда-нибудь закрываешь рот? — с напряженной вежливостью спросил он.
— Время от времени.
— Вот сейчас самое время, — угрожающе сообщил мистер Леман. — Не хочу ничего слышать. У нас грандиозное… да…хм… Вот слегка подправим и… Хорошо, этому сборищу спектакль не понравился. Ну и что? Паршивее городишки в Америке и не сыщешь. Нашла знатоков. Новость изумила Простака.
— А мне казалось, вы говорили…
— Неважно, что я говорил! Заткнитесь!
— Ну, ладно. Но все же, вы сами…
— Вам сказано, заткнитесь.
Простак утих, но чувства его были задеты. Тот ли это человек, спрашивал он себя, который стискивал ему руку и чуть ли не со слезами на глазах благодарил за сотрудничество? Кратковременное знакомство с театром еще не научило его, что между поведением менеджера накануне спектакля и поведением того же менеджера сразу после провала есть легкая, но ощутимая разница.
Мистер Леман возобновил свою речь:
— Если спектакль прошел не очень успешно, что из того? Чего еще ждать, если наш красавчик подвел нас за полчаса до начала и пришлось вводить бездарного дублера?
Никаких обманчивых доводов Фанни принимать не желала.
— Ах-ах-ах, бездарного! Этот Спендер играл куда лучше Мэрвина. Все дело в пьесе. Она ни к черту не…
— Почему это?
— Хочешь узнать? Хорошо. — Фанни облизнулась — Первое! Но тут ее перебили, возможно — очень кстати, поскольку у мистера Лемана могло подскочить давление. Вошел официант, неся раскладной столик и другие необходимые предметы. Он был низенький, плотненький и, наверное, самый дружелюбный из всех официантов в Сиракузах.
— Здесь что, намечается вечеринка? — приветливо осведомился он.
Простак очнулся.
— О, спасибо! Да-да. — Он повернулся к мистеру Леману. Чувства его все еще были оскорблены, но в такое время следует подавлять оскорбленные чувства. — Послушайте, это ведь все мелочи, верно? Спектакль-то имел успех!
Мистер Леман бросил на него долгий скучный взгляд, но промолчал. Официант разложил столик.
— Мистер Фричи говорит, он заглянет попозже проверить, все ли в порядке, — сообщил официант, и мистер Леман вздрогнул, точно кит, в которого всадили гарпун.
— Только мне и не хватало этого чокнутого, — простонал он. — Убирайтесь!
— Слушаюсь, сэр.
— Фричи! — фыркнул мистер Леман, точнее, выплюнул это имя, точно выругался крепким и сочным елизаветинским ругательством, какое мог бы отпустить Бен Джонсон, разозлившись на Бомонта и Флетчера за стаканом шерри в таверне «Русалка». — Только его нам и не хватало.
И снова в номере 726 воцарилось молчание. Нарушила его Фанни.
— Интересно, могу я задать вопрос? — полюбопытствовала она со смиренной ласковостью, подействовавшей на Лемана, словно раскаленная кочерга. Он возбужденно подскочил, шляпа «дерби» качнулась.
— Отстань! — взмолился он. — Отстань от меня, говорю!
Но упорную женщину с пути не сбить. Долг ее — оказывать всяческую помощь мужу, и она твердо намеревалась его исполнить.
— Я только хотела спросить, ты собираешься вставить какой-нибудь номер в ту пятиминутную паузу, когда Уиттекер никак не могла вспомнить следующую реплику? — ласково проурчала она. — Если она намерена выдерживать такую паузу на каждом спектакле, тут нужен вставной номер. Балет какой-нибудь. А то я и сама могла бы выйти с булавами…
— Отстань! — Леман свирепел на глазах. — Отстань, отстань, отста-ань!
— Мы все трудимся ради спектакля, — добродетельно проговорила Фанни. — Как-то я видела труппу швейцарских музыкантов…
— Прекрати сейчас же! — взревел мистер Леман и повернулся к Джеку. — Ты сказал режиссеру, что мы встречаемся здесь?
— Он придет с минуты на минуту.
— А Берни?
— Я сказал ему номер комнаты.
— А где эта Мур с моими заметками? Простак тоже решил помочь.
— Вот мои заметки, мистер Леман, если вам потребуется…
— Давай звякни Берни. Вызови его сюда.
— Ладно, — отозвался Джек. — Но что-то я не видел его в зале.
— Я видела, — вставила Фанни.
— И что он сказал? — поинтересовался было Леман, но тут же быстро добавил, заметив, как осветилось лицо жены. — Нет, молчи!
Простак все еще рвался помочь.
— Вот заметки, мистер Леман. Если желаете взглянуть… Насчет сцены в саду, к которой мне особенно хочется привлечь ваше…
— О-о! — простонал Леман.
Вошла Динти Мур с экземпляром пьесы, пухлой стопкой заметок, надиктованных Леманом, и пучком остро отточенных карандашей. Вела она себя смирно, без всякого следа обычной живости, и напоминала персонаж из страшных историй, которому явилось привидение. Собственно, так оно и было. Приветственное восклицание Простака не вызвало ответной улыбки. Воспитанные девушки на похоронах не улыбаются.
— Дайте мне заметки, — велел мистер Леман, усаживаясь за письменный стол. — И пьесу. И карандаш.
— Дайте мне мистера Сэмсона, Китти, — сказал Джек в телефонную трубку. — Из номера 413. Да, кстати, как вам спектакль?
