В это утро он читал заголовки военных сообщений своей дочке Кэрри, которая уже прочла их полчаса назад, пока не появилась Пиони, очаровательная и женственная в нежно-розовом пеньюаре с кружевами. Появилась и заворковала:
— Все в сборе? А я что-то совсем разучилась вставать по утрам. Ну и потанцевала же я вчера с Гарри Хомуордом и Шерри Белденом, пока ты бездельничал в Вашингтоне. Что это, клубники сегодня нет?
Почти до самой конторы он ехал на метро, жалея, что ему не по средствам лимузин, который избавил бы его от давки среди жующих резину клерков. Но все его достоинство вернулось к нему, пока он шел пешком последний квартал до Динамо Демократических Директив, занимавшего целиком солидное старое здание на одной из Тридцатых улиц.
Контора братства Блаженны Дающие напоминала склад, заваленный кипами брошюр; Хескетовский институт был мрачен. Каждый Сам Себе и логово Гисхорна похожи на крошечные ячейки в стальном улье. Но помещение ДДД дышало гордостью и благодушием, как и его директор — изысканный доктор Плениш.
Словно современный султан, входящий в свой сераль, он был встречен в вестибюле приветствиями клерка по приему посетителей — миссис Этель Хеннесси, бестелесной особы в водевильных очках. Стол ее помещался у подножия лестницы, а обязанности состояли в том, чтобы вежливо отваживать любознательных посетителей. В ДДД не желали видеть новые лица, если за этими лицами не угадывался чек или смета нового Энергоузла. Особенно не желали там видеть чудаков, которые являлись с пухлыми проектами спасения человечества путем предоставления каждому гражданину, достигшему сорока пяти лет, правительственной пенсии в сумме 27 долларов 817 а цента, выплачиваемой еженедельно по четвергам в 11 часов утра.
Кроме вестибюля, на первом этаже были расположены зал заседаний и библиотека, в прежнее время — столовая и гостиная старого особняка. В библиотеке висели портреты полковника Мардука и губернатора Близзарда, а также имелось несколько книг.
Весь подвальный этаж, за вычетом котельной, был предоставлен женщинам — служащим и друзьям ДДД. Здесь пахло школой стенографии, закусочной и парикмахерской. Ни один мужчина не заглядывал сюда, чтобы навести порядок, и комнаты являли сплошное нагромождение зонтиков, ярких рабочих халатов, кофейных мельниц, чайников и губной помады.
Впрочем, и все здание представляло собой женское царство. На двух с половиной мужчин здесь приходилось пятьдесят женщин.
Кроме доктора, в ДДД работал еще человек по имени Карлейль Веспер, худой, неказистый и забитый клерк, который числился управляющим конторой, — этот шел за полмужчины; затем пресс-агент Джулиус Магун, предприимчивый субъект, проводивший здесь лишь половину служебного дня; доктор Тэтли — бледная личность, выполнявшая исследовательскую работу, и Фриц Гендель-наблюдатель, в чьи обязанности входило пробираться на тайные сборища, происходившие на улицах Иорквилла перед носом всего лишь у десятка полисменов, и прослушав речи горластых нацистов, докладывать по начальству, что в выступлениях ораторов, по его наблюдениям, ощущается легкий антисемитский душок. Он и Тэтли проводили в конторе не более четверти служебного времени. Итого постоянно присутствующих мужчин — два с половиной.
А вокруг них роем кружились, льстили им, выслушивали их шутки, наливали им воду в графин, писали под их диктовку письма, по-матерински заботились о них, втайне надеясь удостоиться их отеческих за- (бот, бесчисленные женщины: миссис Хеннесси — клерк по приему посетителей, Бонни Попик — толстенькая и безмерно преданная личная секретарша доктора Плениша, похожая на Пиони, только посмуглее, и три девушки, почти неотличимые одна от другой, — Флод Стэнсбери, Сыо Мэйпл и Адель Клейн, которые не покладая рук стучали на машинке, регистрировали письма, складывали и засовывали в конверты циркуляры ДДД, обслуживали коммутатор, записывали номера телефонов и врали посетителям, когда миссис Хеннесси уходила завтракать, боготворили доктора Плениша, жалели мистера Веспера, увертывались от рук мистера Магуна, а придя домой, хвастались, что своими глазами видели полковника Мардука, или губернатора Близзарда, или миссис Уинифрид Хомуорд.
Весь день они порхали вокруг доктора Плениша, как стайка горлиц, внушая ему, что он самый мудрый и самый симпатичный благодетель человечества со времени Гарун-аль-Рашида. А весь вечер вокруг него увивались Пиони и дебелая кухарка, и единственной каплей дегтя в бочке меда была Кэрри.
Кроме постоянного штата ДДД, надписыванием конвертов и складыванием циркуляров занимались от шести до шестидесяти сотрудниц, работавших бесплатно и по доброй воле; все это были богатые женщины, ибо возиться с женщинами небогатыми у доктора Плениша не было ни времени, ни охоты. Их гнало сюда смутное, неопределенное желание приносить пользу, и их принимали не потому, что они справлялись с работой лучше платных служащих, а потому, что проработав некоторое время и ощутив себя участницами общественно полезного дела, от 37 до 54 процентов этих добрых женщин (по данным доктора Гэгли) начинали жертвовать деньги на ДДД. Ввиду этого все старались им помочь и были с ними очень, очень любезны.
Бодрым шагом хирурга, совершающего обход, своей больницы, доктор Плениш поднялся на третий этаж, где в просторной комнате под самой крышей работали все женщины, кроме мисс Попик и миссис Хеннесси, где Магун, Тэтли и Гендель изредка присаживались за свои неприбранные столы и где Карлейль Веспер без особого проку наблюдал за сотрудниками из конурки площадью семь на семь футов.
Доктор щедро излучал веселье и благодушие.
— Здравствуйте, здравствуйте, друзья! — вскричал он и даже несчастному Весперу, который до смерти ему надоел, снисходительно бросил:-Хорошая погодка для декабря месяца, Карлейль.
После этого он мог со спокойной совестью пройти в свой прекрасный кабинет, сидеть там и администрировать, в то время как Бонни Попик (к которой его мучительно ревновала миссис Хеннесси) всем своим существом показывала, что занялась ее заря и золотое солнце встало и, может быть, доктор Плениш закончит сейчас это письмо в АБВГД, он еще вчера обещал, ах, ей так не хотелось его беспокоить!
Кабинет у него был квадратный, выдержанный в красно-коричневых тонах, — массивный стол красного дерева, портрет Пиони в серебряной рамке, массивные красного дерева кресла, величественный камин, шкаф, набитый книгами об Условиях и Положениях с автографами авторов, и Особая Картотека.
Все здание было битком набито картотеками корреспондентов и жертвователей, но в Особую Картотеку заносились только те филантрёпы, чьи взносы составляли не меньше тысячи в год, и на всех карточках имелись собственноручные пометки доктора: «личн. письмо — расхвалить коллекц. марок», или «богат. мерзавец, любит, чтобы принимали за благородн.», или «честн., умный, очков не втирать».
Прежде чем засесть за корреспонденцию, доктор удалился в свою личную туалетную комнатку: поразмыслить на покое.
Он был очень доволен, что контора помещается в таком внушительном старинном доме, но через решетчатые окна туалетной комнаты стоило посмотреть и на смелые острые углы новых конторских зданий по ту сторону двора: ярко-желтые кирпичные стены, водонапорные баки, установленные на огромной высоте, крыши уступами, напоминающие открытые разработки угля, окна из огнеупорного стекла со стальными переплетами. Дома, похожие на заводы, — та же простота и целеустремленность.
Доктор Плениш чувствовал, что в них воплощены мощь и темпы нашего века, и отсюда легко рождалось ощущение, будто он сам их построил. Он уже слышал голос некоего оратора, может быть, сладкоречивого профессора Кэмпиона:
«…высокая честь представить вам доктора Плениша, ибо он больше чем кто-либо другой из наших современников оказал влияние не только на политическую философию, но и на реконструкцию своего родного города Нью-Йорка, где с незапамятных времен проживали его предки. И благородные очертания старинных дворцов, в одном из которых работает многотысячный персонал ДДД, и продуманные обтекаемые формы зданий нового архитектурного стиля, ныне широко известного под названием Пленишевского, или нео-Франк-Ллойд — Райт…»
Доктор догрезил свою блаженную грезу и вернулся к делам и к попечениям Бонни Попик, подвижной двадцативосьмилетней особы, которая так умела ценить его юмор, что порою смеялась, даже когда он не имел в виду сказать что-нибудь смешное. Войдя в кабинет, он застал ее со щеткой в руке: она чистила его пальто и шляпу; потом она поправила стеклянный щиток вентилятора на дальнем окне кабинета.
Она презрительно усмехнулась:
— Многоуважаемая миссис Хеннесси уверяет, что у нее сегодня насморк.
На условном языке ДДД это значило: «Я люблю вас гораздо больше, чем эта плоскогрудая старая кошка, а постыдилась бы ревновать, как она, — вечно представляется больной, чтобы привлечь ваше внимание. И я знаю, что вы верны своей глупой наседке-жене — мужчины вообще дураки, — а все-таки я целый день с вами, больше, чем ваша жена и чем все другие, особенно эта Хеннесси, чтоб ей пусто было!»
