Взгляд Мэриэн стал мягче и голос дрогнул, когда перед ней встали видения прошлого.
— Напишу-ка я Изз Хюэт, — продолжала она. — Я знаю, что она теперь живет дома и ничего не делает. Напишу, что мы здесь и просим ее приехать. Может быть, и Рэтти уже поправилась.
Тэсс не стала возражать против предложения, а дня через два-три она узнала о результатах этого проекта воскресить счастливые дни Тэлботейс: Мэриэн сообщила ей, что Изз ответила на письмо и постарается приехать.
Давно уже не было такой зимы. Подкралась она незаметно, и приближение ее напоминало строго рассчитанные ходы шахматиста. Как-то утром несколько чахлых деревьев и кустов в живой изгороди, казалось, приняли облик животных. Каждая ветка покрылась белым ворсом, словно за одну ночь обросла мехом, и сделалась в четыре раза толще: и теперь кусты и деревья казались рисунком, набросанным мелом по хмурому серому небу. Обнаружилась паутина на стенах и навесах, там, где никто ее не заметил бы, не покройся она мельчайшими кристаллами; петлями белой прядей висела она на выступах сараев, на столбах и воротах.
После изморози ударили морозы, и с Северного полюса начали прилетать на плоскогорье Флинтком-Эш странные птицы — худые, призрачные, с печальными глазами; там, за недоступным Полярным кругом, где от холода стынет в жилах кровь, были они свидетелями страшных катастроф, о которых не имеют представления люди: они видели столкновения айсбергов и обвалы снежных холмов при свете северного сияния, и вихри снежных бурь почти ослепили их; глаза их хранили ужас, рожденный этим зрелищем. Птицы подпускали Тэсс и Мэриэн совсем близко, но не рассказывали о том, что видели и чего никогда не увидит человек. Им чуждо было тщеславие путешественника, повествующего о виденном; немые и бесстрастные, они не хранили впечатлений, ибо не придавали значения, — этих залетных странников интересовало только то, что происходило на плоскогорье: две женщины поднимали вилами комья земли, обнажая корни, которые могли оказаться съедобными.
Но вот однажды на этом открытом плоскогорье повеяло чем-то особенным. Было холодно, но не морозно, в воздухе чувствовалась влажность, не предвещавшая, однако, дождя. У Тэсс и Мэриэн ныли глаза, болел лоб, и хотя холод не щипал кожи, он пронизывал до костей. Они знали, что это предвещает снег, — и действительно, ночью начался снегопад. Тэсс по-прежнему жила в том самом домике с теплой стеной, вселявшей бодрость во всякого путника, прислонявшегося к ней. Проснувшись среди ночи, она услышала над головой такой шум, словно все ветры обрушились на соломенную кровлю дома. Утром она зажгла лампу и увидела, что снег проник сквозь щель в оконной раме и у стены вырос конус из мельчайшей белой пудры. Снег ворвался в комнату и через дымовую трубу, покрыв пол тонким слоем, на котором оставались следы башмаков Тэсс. Снаружи бушевал ветер, и в кухне стояла снежная мгла, но было еще слишком темно, чтобы разглядеть, что делается на улице.
Тэсс поняла, что работать на брюквенном поле немыслимо. Когда она завтракала при свете маленькой лампы, пришла Мэриэн и сообщила, что, пока погода не изменится, они будут работать в риге с другими женщинами, отделявшими солому от колосьев. Как только черная мантия ночи начала светлеть, принимая сероватый оттенок, они погасили лампу, надели самые теплые свои чепцы, обмотали шеи шерстяными шарфами, концы которых перекрещивались на груди, и отправились к риге. Снег явился вслед за птицами с Полярного круга, словно белый облачный столб, — не видно было отдельных хлопьев. Ветер принес запах айсбергов, арктических морей, китов и белых медведей и с такой стремительностью гнал снег, что он только лизал землю, но не покрывал ее. Сгорбившись, брели они по полям, стараясь держаться ближе к изгородям, которые, впрочем, не защищали от ветра и скорее играли роль фильтров. Воздух побелел от насыщающей его снежной пыли, а ветер крутил и кружил ее, превращая мир в бесцветный хаос. Но обе молодые женщины были настроены бодро: такая буря на плоскогорье не нагоняет тоски.
— Ха-ха! А ведь эти хитрые северные птицы знали, что быть буре, — сказала Мэриэн. — Уж можешь мне поверить — они летели от самой Полярной звезды, чтобы уйти от метели. А твой муж, моя милая, наверно, изнывает все время от жары. Посмотрел бы он сейчас на свою хорошенькую жену! А впрочем, от этой погоды ты ничуть не подурнела, пожалуй, даже лучше стала.
— Мэриэн, не говори мне о нем, — строго сказала Тэсс.
— Ладно, но ведь ты же его любишь, правда?
Вместо ответа Тэсс со слезами на глазах повернулась в ту сторону, где, по ее мнению, находилась Южная Америка, и послала страстный поцелуй, подхваченный снежным ветром.
— Ну да, знаю, что любишь! А все-таки чудная вы пара! Ладно, я больше ни слова не скажу! В риге нам нечего бояться метели, но отделять солому ужасно тяжелая работа — куда хуже, чем копать брюкву. Я-то с ней справлюсь, потому что я толстая, но ведь ты худее меня. Понять не могу, почему хозяин послал тебя на эту работу!
Они добрались до риги. В одном конце длинного строения было ссыпано зерно, посредине отделяли солому и еще с вечера положили под пресс столько снопов пшеницы, чтобы работницам хватило работы — отделять колосья от соломы — на целый день.
— Как, да ведь это Изз! — воскликнула Мэриэн.
Действительно, их встретила Изз. Накануне она отправилась пешком, не подозревая, какой длинный путь ей предстоит, шла целый день и запоздала. Впрочем, метель не застигла ее в пути, а переночевала она в харчевне. Фермер договорился на базаре с ее матерью и обещал нанять Изз, если она придет сегодня, поэтому девушка спешила, боясь опоздать.
Кроме Тэсс, Мэриэн и Изз, здесь работали еще две женщины из соседней деревни — две сестры-амазонки. Тэсс вздрогнула, узнав смуглую Кар — Даму Пик и ее младшую сестру — Даму Бубен, которые хотели вступить с ней в драку во время полуночной ссоры в Трэнтридже. Они не подали виду, что узнали ее, а может быть, действительно не узнали, так как были в ту пору под хмельком, да и прожили они в Трэнтридже недолго. Они брались преимущественно за работу, выполняемую обычно мужчинами: рыли колодцы, канавы, ямы, ставили изгороди и, казалось, никогда не уставали. Сейчас они высокомерно посматривали на трех остальных работниц, так как славились своим умением отделять солому от колосьев.
Надев перчатки, все принялись за работу и выстроились в ряд перед прессом — сооружением из двух столбов, соединенных поперечной балкой, под которой лежали снопы колосьями наружу; балка поддерживалась колышками и опускалась по мере того, как уменьшалась гора снопов.
День разгорался, свет проникал в двери сарая снизу, отражаясь от снега, вместо того чтобы падать с неба. Девушки охапками тащили солому из-под пресса. В присутствии незнакомых женщин, сплетничавших между собой, Мэриэн и Изз молчали, хотя им очень хотелось поговорить о прошлом. Вскоре послышался заглушенный топот копыт, и к риге подъехал фермер. Сойдя с лошади, он подошел к Тэсс и остановился, задумчиво всматриваясь в ее лицо, обращенное к нему в профиль. Сначала она не оглядывалась, но упорный его взгляд заставил ее повернуть голову, и тогда она узнала в своем хозяине того самого человека, родом из Трэнтриджа, от которого убежала, когда он заговорил о ее прошлом.
Он подождал, пока она вынесет охапку соломы из риги, а потом сказал:
— Значит, ты и есть та самая молодка, которая так ответила на мою вежливость? Черт меня побери, если я сразу не догадался, кто ты такая, как только узнал, что ты к нам нанялась! Ты, верно, думала, что ты с твоим дружком оставила меня в дураках там, в харчевне, а потом и здесь, на дороге, когда от меня удрала? Ну, зато теперь ты у меня запоешь!
И он грубо захохотал.
Тэсс в присутствии амазонок и фермера чувствовала себя, словно птица в западне. Она молчала, продолжая тащить из-под пресса солому. Она достаточно умела разбираться в людях и теперь поняла, что ей нечего бояться ухаживания со стороны своего хозяина: он казался озлобленным, видно, не забыл оскорбления, нанесенного ему Клэром. Пожалуй, она предпочитала возбуждать в нем злобу, чувствуя, что мужество ей не изменит.
— А ты, верно, подумала, что я в тебя влюблен? Есть такие дуры, которые каждый взгляд принимают всерьез. Ну да зимняя работа на поле — лучшее средство, чтобы выбить дурь из головы у молодой девки, а ведь ты обязалась работать до благовещенья. Может быть, попросишь у меня прощения?
— Мне кажется, не я у вас, а вы у меня должны просить прощения.
— Ну, как знаешь. Но скоро мы увидим, кто здесь хозяин. А вон те снопы — это все, что ты сегодня сделала?
— Да, сэр.
— Мало. Посмотри, сколько они сделали, — он указал на двух дюжих женщин. — Да и остальные работают лучше тебя.
— Они с этой работой свыклись, а я нет. А вам, мне кажется, все равно, потому что работа сдельная, платят нам только за то, что сделано.
