— Джордж, дорогой мой! — встревожился Хамилтон.
— Че… чу… чте… — Джордж судорожно глотнул. — Что за имя ты назвал?
— Мэй Стаббс. — Хамилтон с неожиданным подозрением взглянул на друга. — Джордж, расскажи-ка мне все! Незачем притворяться, что это имя тебе незнакомо. Совершенно очевидно, что оно всколыхнуло в тебе потаенные и явно неприятные воспоминания. Очень надеюсь, Джордж, что это не брошенная невеста. Не сломанный цветок, который ты бросил погибать у дороги!
Совершенно ошалелый Джордж таращился в пространство.
— Все кончено! — еле ворочая языком, выговорил он.
— Расскажи мне все, — смягчился Хамилтон. — Мы ведь друзья. Я не стану судить тебя строго.
Внезапная ярость расплавила лед оцепенения.
— А все священник виноват! — страстно вскричал он. — Мне сразу как стукнуло — дурной знак! Ух, вот райское местечко был бы наш мир, если бы священники не грохались со стульев да не подворачивали лодыжки! Все, я погиб!
— Кто такая Мэй Стаббс?
— Знал я ее в Ист Гилиэде, — безнадежно поведал Джордж. — Мы, вроде как, были помолвлены.
— Ты неряшливо построил фразу, — поджал губы Хамилтон, — что, возможно, и простительно при данных обстоятельствах, но, вдобавок, я не понимаю, что значит в данном случае «вроде как». Человек или помолвлен, или нет.
— Не там, откуда я приехал. В Ист Гилиэде есть такое… молчаливое взаимопонимание.
— И между тобой и мисс Стаббс оно было?
— Ну да. Так, детский роман. Сам знаешь, как это бывает. Ты провожаешь девушку разок-другой из церкви. Приглашаешь на пикник… Над тобой начинают из-за нее подшучивать… Ну и вот вам. Видимо, она решила, что мы помолвлены. А теперь прочитала в газетах про мою свадьбу и прикатила устроить шум.
— Вы с ней что, поссорились?
— Да нет. Так, разбежались в разные стороны. Я думал, все кончено и забыто. А когда увидел Молли…
— Джордж, — опустив руку на плечо друга, перебил Хамилтон, — послушай меня очень внимательно, сейчас мы подошли к сути дела. Писал ты ей письма?
— Десятки. Уж, конечно, она их сохранила! Клала, наверное, под подушку.
— Плохо дело, — потряс головой Хамилтон. — Очень плохо.
— Помню, она как-то говорила, что надо судить людей, которые бросают девушку…
Хамилтон стал совсем уж чернее тучи, точно бы печалясь о кровожадности современных девушек.
— Ты считаешь, она едет сюда, чтобы устроить шум?
— А для чего же еще?
— Н-да, наверное, ты прав. Я должен подумать.
С этими словами Хамилтон резко повернул налево и, задумчиво наклонив голову, принялся медленно описывать по лужайке круги. Глаза его обрыскивали землю, словно бы тщась почерпнуть из нее вдохновение.
Редкое зрелище так бодрит, чем вид великого мыслителя, погруженного в глубокое раздумье. Однако Джордж, наблюдая за другом, все больше злился. Он жаждал — что и простительно — скорых результатов; а Хамилтон, хотя и расхаживал весьма солидно, результатов никаких не выдавал.
— Надумал что-нибудь? — не вытерпел Джордж, когда его друг в третий раз отправился по кругу.
Хамилтон в молчаливом укоре вскинул руку и зашагал дальше. Наконец он приостановился.
— Ну? — подался к нему Джордж.
— Относительно этой помолвки…
— Да не было никакой помолвки! Детские глупости, и все.
— Относительно этих глупостей. Слабое звено в твоей линии защиты, несомненно, тот факт, что сбежал ты.
— Да не сбегал я!
— Ладно, я употребил неточное выражение. Надо было сказать — инициативу проявил ты. Ты уехал из Ист Гилиэда в Нью-Йорк. Следовательно, формально ты бросил эту особу.
— Знаешь, ты такими словами не бросайся. Как ты не можешь понять? Это были вполне невинные отношения. Они разваливаются сами собой.
— Я смотрю на дело с точки зрения адвоката. И разреши мне указать, отношения ваши явно на закончились. Я стараюсь четко прояснить для себя все. Если ты желал, чтобы отношения закончились, тебе следовало до отъезда из Гилиэда принять меры, чтобы вашу помолвку расторгла сама мисс Стаббс.
— Не было у нас помолвки!
— Хорошо, расторгла глупости. Вот тогда бы ты стер прошлое. Надо было сделать что-нибудь такое, чтобы она прониклась к тебе отвращением.
— Как я мог? Я не умею!
— И даже сейчас, сумей ты совершить что-нибудь крайне омерзительное, чтобы мисс Стаббс отшатнулась от тебя с гадливостью…
— К примеру?
— Я должен подумать.
Хамилтон прокрутил еще четыре круга.
— Предположим, ты совершишь какое-то преступление, — сказал он, возвращаясь к исходной точке. — Предположим, ей станет известно, что ты — вор. Она не захочет выходить за тебя замуж, если ты на пути к Синг-Сингу.
— Правильно. Но тогда и Молли не захочет.
— Хм, верно. Ладно, подумаю еще…
Несколькими минутами спустя Джордж, уже посматривающий на друга с той неприязнью, которую вызывают носители высшего разума, когда не могут выдать стоящего совета, заметил, что друг этот внезапно вздрогнул.
— Вот оно! — закричал Хамилтон. — Нашел!
— Ну? Ну?
— Мисс Стаббс… Скажи-ка мне, она очень нравственная? Деревенские девицы обычно… такие, ну… недотроги.
Джордж призадумался.
— Не помню. Да ведь я ничего и не делал!
— Думаю, мы можем исходить из предположения, что, проживя всю жизнь в Ист Гилиэде, она все-таки нравственна. А следовательно, решение проблемы очевидно: надо внушить ей, что ты стал распутником.
— Кем?
— Ну, Дон Жуаном. Сердцеедом. Бабником. Это очень легко. Наверняка она насмотрелась фильмов из нью-йоркской жизни, и нетрудно внушить ей, что ты тут испортился. Теперь наш план действий выстраивается четко и просто. Все, что нам требуется, — раздобыть девушку. Пусть явится сюда и заявит, что ты не имеешь права жениться ни на ком, кроме нее.
— Что?!
— Я прямо воочию вижу эту сцену! Мисс Стаббс сидит рядом с тобой, серенькая мышка в самодельном деревенском платьице. Вы вспоминаете старые дни. Ты поглаживаешь ей руку. Внезапно дверь распахивается, ты вскидываешь глаза и вздрагиваешь. Появляется девушка, вся в черном, с бледным лицом. У нее страдальческие глаза, волосы в беспорядке, в руке она сжимает маленький узелок…
— Нет! Только не это!
— Хорошо. Обойдемся без узелка. Она простирает к тебе Руки. Неверным шагом идет к тебе. Ты бросаешься поддержать ее. Очень похоже на сцену из «Прохожих» Хэддона Чемберса.
— А что там такое?
— А что может быть? Невеста видит, что у погубленной девушки больше прав на ее жениха, соединяет их руки и тихо, молча уходит.
Джордж невесело рассмеялся.
— Ты проглядел одно. Где это, интересно, мы раздобудем бледную девушку?
— Н-да, проблема. Я должен подумать.
— А пока ты думаешь, — холодно заметил Джордж, — я предприму единственно возможные меры. Поеду на станцию встречать Мэй. Поговорю с ней и постараюсь убедить…
— Что ж, и это неплохо. Но все-таки мой план — идеален. Только бы найти девушку. Как неудачно, что у тебя нет темного прошлого!
— Мое темное прошлое еще впереди, — горько бросил Джордж.
И, развернувшись, поспешил по тропинке, а Хамилтон, погруженный в глубокое раздумье, зашагал к дому.
Дойдя до лужайки и остановившись закурить сигарету в помощь своим раздумьям, он увидел сцену, побудившую его отшвырнуть спичку и быстро вернуться под укрытие дерева.
Там Хамилтон встал, смотря во все глаза и слушая. Выйдя из зарослей рододендронов, незнакомая девушка тихонько кралась, в обход лужайки, к высоким дверям столовой.
Девичество — пора мечтаний. И Фанни Уэлч, задумавшуюся над положением дел после получения последних инструкций, посетила затейливая мыслишка, залетевшая на ум ненароком, будто пчелка на цветок: пожалуй, если она навестит дом на часик пораньше условленного срока, то, стащив ожерелье, сумеет оставить его себе.
Изъян в первоначально изложенном плане заключался, видимо, в том, что руководство взял на себя заказчик. Он заберет у нее добычу в тот самый миг, как она получит ее. Слегка видоизмененный план обрел несравненно большую привлекательность, и она начала претворять его в действие.
Удача как будто сопутствовала Фанни. Поблизости никого, дверь чуть приоткрыта, а на столе лежит то, что сейчас она уже рассматривала как награду за остроту ума. Фанни осторожно выбралась из тайного укрытия и, тихо обойдя лужайку, проникла в комнату, а там — зажала футляр в руке, как вдруг ей открылось, что удача не так уж и сопутствует ей. На плечо легла тяжелая рука, и, обернувшись, она увидела импозантного мужчину с квадратной челюстью.
— Так-так, моя милочка, — сказал он.
Фанни тяжело задышала. Мелкие неприятности составляли риск ее профессии, но от того, что она это понимала, сносить их философски ничуть не легче.
