И такимъ-то образомъ, маркиза годамъ къ 19-ти по приблизительнымъ догадкамъ — прошла полный курсъ наукъ и изъ нея вышла красивая, умная, веселая дѣвушка. Тутъ Дика стало одолѣвать раздумье, что-жъ онъ будетъ съ ней дѣлать, когда она выйдетъ изъ пансіона. Въ одинъ изъ своихъ обычныхъ визитовъ, когда, поджидая ее въ пріемной, Дикъ крѣпко задумался надъ этимъ вопросомъ, она вышла къ нему одна, такая улыбающаяся, такая свѣженькая, что въ головѣ его опять шевельнулась мысль — она приходила ему и прежде — что, если бы маркиза согласилась выйти за него замужъ, онъ счелъ бы себя счастливѣйшимъ человѣкомъ. Онъ тутъ же и высказалъ свою мысль. Не знаю, что она ему на это отвѣтила, но, надо полагать, не отвергла его предложенія, потому что ровно черезъ недѣлю послѣ этого разговора они обвѣнчались, и Дикъ при всякомъ удобномъ случаѣ повторялъ, что, какъ бы то ни было, а вѣдь дѣйствительно для него готовилась, для него воспитывалась прелестная молодая дѣвушка.
Какъ разъ въ это время въ Гамштетѣ отдавался въ наемъ маленькій коттэджъ, съ садомъ, въ которомъ была и курильная бесѣдка — предметъ зависти для современныхъ курильщиковъ. Они наняли ее и, по окончаніи медоваго мѣсяца, переѣхали туда. Аккуратно каждое воскресенье къ нимъ пріѣзжалъ Чекстеръ. Онъ проводилъ у нихъ весь день и сообщалъ имъ всѣ городскія сплетни. Этотъ господинъ въ продолженіе многихъ лѣтъ былъ заклятымъ врагомъ Кита. Онъ не стѣсняясь говорилъ, что былъ гораздо лучшаго о немъ мнѣнія тогда, когда его считали воромъ: чтобы совершить, молъ, преступленіе, требовалась нѣкоторая отвага, энергія; невиновность же его въ утайкѣ банковаго билета еще разъ подтверждаетъ его, Чекстера, мнѣніе, что Китъ хитрая бестія и больше ничего. Но въ концѣ концовъ онъ все-таки примирился съ нимъ и даже удостоивалъ его своимъ покровительствомъ: на томъ основаніи, что Китъ достаточно измѣнился къ лучшему и слѣдовательно заслуживаетъ прощенія. Тѣмъ не менѣе, эпизода съ шиллингомъ онъ ему простить не могъ: если бы, по его словамъ, Китъ вернулся для того, чтобы получить еще шиллингъ, куда бы ни шло, но придти отрабатывать уже полученный — этого пятна не смыть ему во вѣки вѣковъ никакимъ раскаяніемъ.
Дикъ, какъ мы знаемъ, и прежде любилъ пофилософствовать, теперь же, сидя въ своей курильной бесѣдкѣ, онъ еще съ большей яростью предавался размышленіямъ, и въ такія минуты ему ужасно хотѣлось открыть тайну рожденія Софроніи и докопаться до ея родныхъ. Сама она считала себя круглой сиротой, но Дикъ, сопоставляя нѣкоторыя, хотя и незначительныя обстоятельства, думалъ, что миссъ Сэлли это, должно быть, лучше извѣстно, а когда жена его разсказала ему о своей встрѣчѣ съ Квильпомъ въ конторѣ Брасса, онъ пришелъ къ наключенію, что и карликъ, если бы захотѣлъ, могъ дать, при жизни, кое-какія указанія на этотъ счеть. Но этотъ вопросъ нисколько его не безпокоилъ тѣмъ болѣе, что Софронія оказалась прекрасной, любящей, заботливой женой. Дикъ платилъ ей такой же любовью и, благодаря ей, пристрастился къ домашней жизни. Нрава онъ былъ ровнаго, покойнаго; лишь изрѣдка у него происходили стычки съ Чекстеромъ, въ которыхъ жена, какъ умная женщина, неизмѣнно принимала сторону мужа, не раздражая его своимъ противорѣчіемъ. Ну, да и игралъ же онъ съ ней въ карты въ свое удовольствіе. Къ чести его будь сказано, онъ всю жизнь звалъ ее не Софроніей, какъ мы ее называемъ, а маркизой, и ежегодно праздновалъ день, когда онъ, больной, увидѣлъ ее у своей постели, задавалъ обѣдъ, на который приглашалъ Чекстера, и восхваленіямъ доблестей маркизы не было конца.
Долго еще Исаакъ Листь и Джоуль, въ сообществѣ съ безупречнымъ Джемсомъ Гровсомъ, невозбранно занимались своимъ почтеннымъ ремесломъ, пока наконецъ и до нихъ добрались: благодаря какой-то неосторожности новаго товарища, Фредерика Трента, законъ накрылъ своей могучей дланью воровскую шайку и разметалъ ея членовъ по всему свѣту.
Фредъ бѣжалъ за-границу, гдѣ и жилъ нѣкоторое время, предаваясь всякаго рода излишествамъ. Когда человѣкъ пользуется своими природными снособностями на благо себѣ и другимъ, онъ возвышается надъ низшими животными, когда-же, какъ это было съ Трентомъ, — онъ эксплуатируетъ ихъ ради предосудительныхъ цѣлей, онъ опускается гораздо ниже ихъ уровня. Но это продолжалось недолго. Какой-то англичанинъ, посѣтившій Парижъ и случайно попавшій въ моргъ[4], узналъ его трупъ, не смотря на то, что онъ былъ страшно обезображенъ — въ какой-то дракѣ, какъ говорили. Но онъ никому не сказалъ объ этомъ, пока не возвратился на родину, и никто не предъявилъ правъ на трупъ Фреда.
Меньшой братъ Неллина дѣдушки, который въ продолженіе всего разсказа слылъ у насъ подъ именемъ жильца Брасса, всѣми силами уговаривалъ учителя бросить школу и переселиться къ нему, въ качествѣ его друга и товарища, но тотъ не рѣшился промѣнять свои мирныя занятія въ уедименной деревушкѣ, гдѣ онъ чувствовалъ себя покойнымъ и счастливымъ, на шумную столичную жизнь. Къ тому же ему трудно было бы разстаться съ своимъ полуразвалившимся домикомъ на старомъ кладбищѣ, со всѣми этими мѣстами, съ которыми для него соединялись такія пріятныя и такія горестныя воспоминанія, и съ ея маленькимъ любимцемъ, который продолжалъ горевать по ней, но вмѣстѣ съ тѣмъ всею душой привязался къ школьному учителю. Прибавимъ вскользь, что, благодаря щедрости своего новаго друга — тотъ ужъ и не зналъ какъ выразить ему свою признательность за все его участіе къ его роднымъ — Мартонъ уже не былъ бѣднымъ школьнымъ учителемъ, какимъ онъ былъ прежде.
А этотъ новый другъ, не смотря на страшные удары нещадившей его судьбы, не сталъ мизантропомъ, не пошелъ въ монастырь, а, напротивъ, вернулся въ свѣтъ, со всѣми своими прежними симпатіями къ людямъ. И долго, долго путешествовалъ онъ по тѣмъ мѣстамъ, по которымъ странствовалъ горемыка-старикъ съ своей многострадальной внучкой, — въ главномъ онъ основывался на указаніяхъ учителя, слышавшаго отъ самой Нелли всѣ подробности ихъ скитаній, но, кромѣ того, разспрашивалъ о нихъ у всѣхъ, кто попадался ему на пути — и шелъ по тѣмъ дорогамъ и тропинкамъ, гдѣ они проходили, останавливался тамъ, гдѣ они останавливались. Онъ чувствовалъ какое-то особенное наслажденіе, переживая въ душѣ ихъ прошлыя муки, ихъ прошлыя радости. Онъ розыскалъ всѣхъ, кто, такъ или иначе, оказалъ имъ помощь или участіе: и м-съ Джарли — содержательницу восковыхъ фигуръ, и Кодлина, и Шота; добрался и до двухъ сестеръ, которыхъ она считала своими друзьями, только потому, что онѣ были такія же одинокія и несчастныя, какъ она и, повѣрите ли? даже не забылъ кочегара, пріютившаго сирыхъ странниковъ у своей топки.
Исторія Кита надѣлала большого шума и доставила ему много друзей, которые наперерывъ старались, какъ бы получше устроить его судьбу. Сначала Китъ и слышать не хотѣлъ о томъ, чтобы уйти отъ Гарланда, но старикъ-хозяинъ такъ уговаривалъ его и приводилъ такіе убѣдительные доводы, что Китъ понемногу привыкъ къ этой мысли. Однако, ему пришлось разстаться съ этой прекрасной семьей гораздо раньше, чѣмъ онъ предполагалъ. Онъ еще не успѣлъ хорошенько опомниться отъ всѣхъ этихъ происшествій, какъ тѣ самые господа, которые были увѣрены въ его виновности и способствовали его осужденію, предложили ему хорошее мѣсто, обезпечивъ вмѣстѣ съ тѣмъ отъ нужды его мать. Китъ часто говаривалъ, что на немъ блестящимъ образомъ подтвердилась извѣстная пословица: не было бы счастья, да несчастье помогло.
Какъ вы думаете, читатель, женился Китъ, или нѣтъ? Разумѣется, женился и, конечно, не на комъ иномъ, какъ на Барбарѣ. Забавнѣе всего то, что маленькій Яша сталъ дядюшкой, когда самъ еще ходилъ съ голенькими икрами; да что ужъ говорить о Яшѣ, когда самого бэби пришлось величать этимъ именемъ. Перо мое отказывается описать восторгъ, овладѣвшій обѣими бабушками, когда на свѣтъ Божій явился ихъ первый внукъ. Эти почтенныя особы такъ сходились, какъ въ этомъ чувствѣ къ младенцу, такъ и во всѣхъ своихъ взглядахъ, что наконецъ порѣшили вмѣстѣ нанять квартиру, и съ тѣхъ поръ жили неразлучными друзьями. Три раза въ годъ, въ извѣстные сроки, вся семья непремѣнно отправлялась въ циркъ Эстли — теперь они брали мѣста въ партерѣ — и мать Кита была убѣждена, что они приносятъ громадную выгоду антрепренеру; по крайней мѣрѣ, когда ей случалось видѣть, что театръ красятъ снаружи, она всегда говорила, что этому не мало способствовало ихъ послѣднее посѣщеніе и что у антрепренера сердце запрыгало бы отъ радости и благодарности, если бы онъ видѣлъ, какъ они проходили мимо его дома.
А семья все росла и росла. Народилась и маленькая Барбара — очень хорошенькая дѣвочка; появился на свѣтъ Божій и маленькій Яша — вылитый портретъ своего дядюшки-тезки, когда онъ былъ маленькій, когда его водили въ ресторанъ показывать, какъ ѣдятъ устрицъ, и маленькій Абель, крестникъ молодого Гарланда, и Дикъ — любимецъ Дика Сунвеллера. Часто, бывало, вечеромъ, дѣти обступятъ отца и просятъ его разсказать исторію доброй миссъ Нелли. Китъ никогда не отказывалъ имъ въ этой просьбѣ. Во время его разсказа дѣти заливались слезами, но имъ все было мало; они хотѣли еще и еще слышатъ о ней. Тогда отецъ говорилъ имъ въ назиданіе, что она теперь на небѣ, что Богъ всѣхъ добрыхъ, хорошихъ людей беретъ къ себѣ на небо и что если они будутъ такіе же добрые, какъ миссъ Нелли, то также попадутъ въ царствіе небесное и тамъ увидятся съ ней и будутъ ее знать такой, какою онъ ее зналъ, когда былъ мальчикомъ. Тутъ онъ разсказывалъ имъ, какую нужду онъ испытывалъ въ дѣтствѣ: если бы миссъ Нелли не научила его читать и писать, онъ такъ бы и остался неграмотнымъ — платить-то за ученіе не было средствъ; вспоминалъ, какъ, бьшало, дѣдушка говаривалъ: «Нелли всегда смѣется надъ Китомъ», и это послѣднее воспоминаніе производило такой эфектъ среди дѣтей, что они тотчасъ же утирали слезы и тоже принимались смѣяться.
