– О чем вы говорите? — спросил Хесус Мария. — Я здоров.
– Это тебе так кажется, — ответил Пилон. — Так казалось и Рудольфе Келлингу. А ты сам был на его похоронах месяц назад. Так казалось и Анхелине Васкес. А она померла на прошлой неделе.
Хесус Мария испугался.
– В чем же тут дело, как по-твоему?
– В том, что человек, когда спит, дышит ночным воздухом, — важно объяснил Пилон. — Твои легкие его не выдержат.
Пабло обмотал бутыль большим сорняком, так хорошо ее укрыв, что любой прохожий проникся бы жгучим желанием узнать, какую тайну скрывает этот сорняк.
Пилон шел рядом с Хесусом Марией и порой нежно брал его под руку, чтобы он не забыл о своей болезни. Они отвели его в свой дом, уложили в постель и, хотя день был жарким, укутали старым ватным одеялом. Пабло произнес трогательную речь о муках несчастных страдальцев, терзаемых туберкулезом. А затем медовым голосом заговорил Пилон. Он с благоговейным восторгом описывал, какое это счастье — жить в маленьком домике. Когда приходит ночь, когда иссякают дружеская беседа и вино, а за окном смертоносные туманы льнут к земле, как призраки чудовищных пиявок, тогда живущему в таком домике не нужно выходить на улицу и устраиваться на ночлег во вредной сырости оврага. Нет, он ложится в удобную, мягкую, теплую постель и спит, как малое дитя.
Тут Хесус Мария уснул. Пилону и Пабло пришлось разбудить его и дать ему выпить. Затем Пилон принялся трогательно описывать утро, когда человек лежит в своем теплом гнездышке, дожидаясь, чтобы солнце начало припекать как следует. Ему не приходится дрожать на рассвете и хлопать руками, чтобы как-то их согреть.
Наконец Пилони Пабло мертвой хваткой вцепились в Хесуса Марию, как два эрдельтерьера, которые, безмолвно выследив дичь, вцепляются в нее с двух сторон. Они сдали свой дом Хесусу Марии за пятнадцать долларов в месяц. Он с радостью согласился. Все трое пожали друг другу руки. Бутыль была извлечена из сорняка. Пилон основательно к ней приложился, так как знал, что самое трудное еще впереди. И вот, пока Хесус Мария пил, он небрежно и вкрадчиво произнес:
– И мы возьмем с тебя всего три доллара задатка.
Хесус Мария поставил бутыль и в ужасе уставился на него.
– Нет, — возмущенно воскликнул он. — Я обещал Арабелле Гросс купить ей такую штучку. А за дом я заплачу, когда придет срок.
Пилон понял, что взял неверный тон.
– Когда ты лежал на берегу вблизи Сисайда, бог пригнал тебе эту лодочку. Что ж, по-твоему, милосердный бог сделал это, чтобы ты мог покупать шелковые подштанники для девки с консервного завода? Нет! Бог послал тебе лодку, чтобы ты не умер от ночевок на холодной земле. Или, по-твоему, бога заботит грудь Арабеллы Гросс?
А кроме того, мы возьмем в задаток только два доллара, — продолжал он. — За один доллар ты можешь купить такую штучку, что хоть корове будет впору.
Но Хесус Мария все еще не сдавался.
– Вот что, — сказал Пилон, — если мы не уплатим Дэнни два доллара, нас всех выгонят на улицу, а виноват будешь ты. Мы будем спать в канавах, и грех падет на твою душу.
Хесус Мария Коркоран не вынес стольких ударов со стольких сторон. Он протянул Пилону две смятые бумажки.
И тогда настороженность и недоверие покинули комнату, а их место заняли покой, тишина и теплейшая дружба. Пилон облегченно вздохнул. Пабло отнес одеяло к себе на кровать, и завязалась беседа.
– Нам надо отнести эти деньги Дэнни.
Первая жажда была утолена, и теперь они попивали вино из банок.
– Почему Дэнни так нужны два доллара? — спросил Хесус Мария.
И Пилон излил ему свою душу. Его руки запорхали, как две ночные бабочки, и только запястья и плечи мешали им вылететь за дверь.
– Наш друг Дэнни ухаживает за миссис Моралес. Нет, не сочти его дураком. У миссис Моралес есть в банке двести долларов. Дэнни хочет купить коробку конфет для миссис Моралес.
– Конфеты есть вредно, — заметил Пабло. — От них болят зубы.
– Это уж Дэнни решать, — сказал Хесус Мария. — Если он хочет, чтобы у миссис Моралес болели зубы, это его дело. А нам-то что до зубов миссис Моралес?
Лицо Пилона омрачилось тревогой.
– Однако, — строго перебил он, — если наш друг Дэнни подарит миссис Моралес много конфет, он их тоже будет есть. И значит, болеть будут зубы нашего друга.
Пабло огорченно покачал головой.
– Куда это годится, если друзья Дэнни, которым он верит, доведут его до зубной боли?
– Так что же нам делать? — спросил Хесус Мария хотя и он сам, и остальные двое прекрасно знали, что именно они сделают. Каждый вежливо предоставлял соседу произнести неизбежные слова. Молчание затягивалось.
Пилон и Пабло чувствовали, что предложение не должно исходить от них, поскольку в некоторых отношениях их можно было счесть заинтересованными сторонами. Хесус Мария молчал потому, что был гостем, но когда молчание его хозяев подсказало ему, чего от него ждут, он мужественно сделал первый шаг.
– Галлон вина — вот прекрасный подарок для дамы, — произнес он задумчиво.
Пилон и Пабло были поражены его находчивостью.
– Мы скажем Дэнни, что для его зубов будет полезнее, если он купит вина.
– А вдруг Дэнни нас не послушает? Когда даешь Дэнни деньги, никогда не знаешь, что он на них купит. Вдруг он все-таки купит конфет, и тогда все наши хлопоты и волнения пропадут зря?
Они превратили Хесуса Марию в своего суфлера, в спасителя положения.
– Может, если мы сами купим вино и отдадим его Дэнни, это будет безопаснее? — предложил он.
– Вот именно! — вскричал Пилон. — Ты хорошо придумал.
Хесус Мария лишь скромно улыбнулся, услышав, что ему приписывают честь этой выдумки. Он прекрасно понимал, что идея носилась в воздухе и рано или поздно кто-нибудь ее обязательно высказал бы.
Пабло разлил остатки вина по банкам, и они выпили его, отдыхая после таких усилий. Они гордились тем, что спасительная мысль была развита столь логично и послужила столь человеколюбивой цели.
– Мне что-то есть хочется, — сказал Пабло.
Пилон встал, подошел к двери и поглядел на солнце.
– Полдень уже миновал, — сказал он. — Мы с Пабло пойдем к Торрелли за вином, а ты, Хесус Мария, иди в Монтерей и раздобудь еды. Может, миссис Бруно на пристани даст тебе рыбы. Может, ты где-нибудь достанешь хлеба.
– Я лучше пойду с вами, — сказал Хесус Мария, ибо он подозревал, что в головах его друзей столь же логично и столь же неизбежно уже зреет новая мысль.
– Нет, Хесус Мария, — сказали они твердо. — Сейчас два часа или около того. Через час будет три часа. Мы встретимся с тобой здесь и перекусим. И может, запьем еду стаканчиком вина.
Хесус Мария с неохотой побрел в Монтерей, а Пилон и Пабло весело зашагали вниз по склону холма к заведению Торрелли.
Глава V
О том, как святой Франциск изменил ход событий и с отеческой мягкостью наказал Пилона, Пабло и Хесуса Марию
Вечер приближался так же незаметно, как приближается старость к счастливому человеку. К солнечному сиянию добавилось немножко больше золота. Залив стал чуть синей, и по нему побежали морщинки от берегового ветра. Одинокие удильщики, которые верят в то, что рыба клюет только во время прилива, покинули свои скалы, и их места заняли те, кто убежден, что рыба клюет только во время отлива.
В три часа ветер переменился и легонько подул с моря, принося с собой бодрящие запахи всевозможных водорослей. Чинившие сети на пустырях Монтерея отложили свои иглы и свернули сигареты. Жирные дамы с глазами, скучающими и мудрыми, как глаза свиней, ехали по улицам города в пыхтящих автомобилях к отелю «Дель Монте», где их ждали чай и джин с содовой. На улице Альварадо Гуго Мачадо, портной, повесил на дверь своей мастерской записку: «Буду через пять минут» и ушел домой, чтобы больше в этот день не возвращаться. Сосны покачивались медлительно и томно. Куры в сотнях курятников безмятежными голосами жаловались на свою тяжкую судьбу.
Пилон и Пабло сидели под кустом кастильской розы во дворе Торрелли и, не замечая времени, тихонько потягивали вино, а вечерние тени вокруг росли так же незаметно, как растут волосы.
– И очень хорошо, что мы не отнесли Дэнни двух галлонов вина, — сказал Пилон. — Он из тех, кто не знает меры, когда пьет.
Пабло согласился.
– Дэнни на вид здоров, — сказал он, — но ведь каждый день только и слышишь, как такие люди умирают. Возьми хоть Рудольфе Келлинга. Возьми хоть Анхелину Васкес.
Педантизм его собеседника мягко дал о себе знать.
– Рудольфе свалился в каменоломню за Пасифик-Гров, — с легким упреком поправил Пилон приятеля. — Анхелина съела испорченные рыбные консервы. Но, — закончил он ласково, — я понимаю, что ты хотел сказать. Очень многие умирают и от злоупотребления вином.
Весь Монтерей постепенно и бессознательно начинал готовиться к ночи. Миссис Гутьерес крошила красный перец для соуса. Руперт Хоган, виноторговец, разбавил джин водой и припрятал его, чтобы продавать после полуночи, и подсыпал перца в вечернее виски. В дансинге «Эль Пасео» Бомба Розендейл открыла коробку соленого печенья и разложила его по большим блюдам, словно грубые коричневые кружева. В аптеке «Палас» убрали маркизы. Кучка мужчин, которые простояли весь день перед почтовой конторой, здороваясь с друзьями, отправилась на станцию встречать экспресс «Дель Монте» из Сан-Франциско. Пресыщенные чайки поднимались с пляжа у рыбоконсервных заводов и улетали на рифы. Стаи пеликанов, тяжело взмахивая крыльями, тянулись туда, где они ночуют. Итальянские рыбаки на сейнерах складывали свои неводы. Маленькая мисс Альма Альварес, которой давно уже исполнилось девяносто лет, отнесла свой ежедневный букет розовой герани пресвятой деве над папертью церкви Сан-Карлос. В соседней методистской деревушке Пасифик-Гров члены Женского Христианского Союза Трезвости, собравшиеся на чаепитие и беседу, слушали миниатюрную даму, которая с большим жаром живописала порок и проституцию, процветающие в Монтерее. Она рекомендовала, чтобы специальная комиссия посетила тамошние притоны и на месте ознакомилась с ужасающим положением вещей. Они уже много раз все это обсуждали, и им необходимы свежие факты.
