В следующую секунду он, с алчностью изголодавшегося, вдыхал упоительный мягкий воздух – Кен вытащил Дэви и держал его голову над водой. Дэви понял, что спасен, и его глаза, затуманенные от слез и воды, с обожанием устремились на брата.
– Жив? – шепотом спросил Кен.
Дэви успел только поблагодарить его мокрыми глазами – его вырвало водой прямо в лицо Кену. И видя, как тот стоически выдержал это, Дэви почувствовал, что любит его ещё сильнее. «Старший брат всегда остается старшим», – исступленно твердил он про себя, и Кен доказал это, спасши жизнь младшему братишке. Дэви поклялся посвятить всю свою жизнь тому, чтобы отблагодарить Кена и искупить бунт против него, казавшийся ему сейчас тяжким грехом.
И теперь, несколько лет спустя, Дэви постарался упрятать это воспоминание в самый дальний закоулок памяти, холодно сказав себе, что в те дни произошло только одно: он усвоил основную заповедь технической религии, то есть поверил, что механизмы делают именно то, для чего они придуманы. И это не имело ничего общего с несправедливым утверждением Уоллиса, будто Кен – всего лишь тень Дэви. Нет, Кен – старший брат и всё, что под этим подразумевается. Всегда был старшим и всегда будет.
Погрузившись в задумчивость, Дэви неосторожно опустил второй бачок на цементный пол; раздался резкий скрежет. Уоллис раздраженно обернулся, готовый взорваться, готовый бросить в смутно маячившее перед ним испуганное лицо все самые обидные, самые жестокие слова – все, кроме тех, которые выражали бы его искреннюю любовь. Вдруг он остановился, заморгал, глаза его сразу прояснились, отчего он стал казаться гораздо моложе. Углубленный в свое дело инженер, составлявший часть его существа, закончил расчеты, пришел к какому-то решению и сбросил с себя сварливую придирчивость. Он заговорил совершенно иным тоном, задумчиво и деловито:
– Сегодня я успею собрать камеру сгорания. Значит, завтра мне понадобится перекись.
Дэви застыл на месте, не сводя глаз со старика. Потом с чувством огромного облегчения опустил руки. Эти внезапные переходы от мути к ясности свершались, как в страшном сне, когда на лице палача вдруг появляется улыбка, означающая, что приговор отменен.
– Но я ведь только что сказал, – произнес Дэви, – завтра у нас выпускной экзамен.
Уоллис с трудом припомнил это, и лицо его осветилось гордостью.
– Подойди поближе, сынок, а то мне тебя не видно. Ты стоишь в тени. Вот так, теперь хорошо. Значит, завтра у тебя большой день? Отлично. Но я всё думаю, не разумнее ли было бы взять себе дело помельче, не такое грандиозное, как тот проект, о котором вы толкуете, – только для разбега, понимаешь?
Дэви замотал головой.
– Мы не можем. Нам ничто другое даже на ум не идет. Каждый месяц мы переживаем черт-те что, пока не просмотрим «Вестник патентов» и не убедимся, что нас пока никто не обскакал.
– Быть первым – далеко не самое главное, – сказал Уоллис. – Гораздо важнее быть лучшим. Ты и сам это знаешь.
– Но деньги получает тот, кто окажется первым.
– Брось, на деньги тебе совершенно наплевать, – сказал Уоллис. – Откуда ты взял, что они тебя интересуют?
Дэви метнул на него быстрый взгляд.
– Почему вы так думаете?
– Можешь ничего не объяснять. Я сам скажу. Ты работаешь потому, что тебя заставляет работать какая-то внутренняя тяга. Даже если б изобретение не принесло тебе ни гроша, ты всё равно продолжал бы работать. Откуда я знаю? Сужу по тому, о чём ты думаешь. То же самое происходит и с Кеном, только Кен всерьез думает, будто работает из-за денег. Но и получив деньги, он никогда не будет удовлетворен. Вот так-то.
Уоллис покачал головой. Он и впрямь был слишком стар, слишком опытен, чтобы долго тревожиться о чём-либо.
– Впрочем, если вы непременно желаете прошибить головой каменную стену, так лучше уж начать, покуда мы молоды… Кстати, когда я получу перекись?
– Сегодня же, – сказал Дави. На свете не было ничего такого, чего бы он не сделал для этого Уоллиса. – Я выкрою время.
Уоллис приподнял голову, словно до него издали донесся повторный зов, к которому он до сих пор не прислушивался. – Постой, я чуть не забыл, сегодня днем приезжает эта девушка, моя внучка Виктория, ну, знаешь, которая мне пишет письма. Не привезешь ли ты заодно и её? Поезд приходит в три десять.
– К тому времени вернется Кен. Кто-нибудь из нас её встретит.
– А я не хочу, чтобы её встречал Кен. Поезжай ты. Кен, чего доброго, ещё вскружит ей голову, а я хочу, чтобы она добралась сюда целой и невредимой. Как она станет жить потом – её дело, но хоть поначалу пусть всё будет благополучно.
Дэви улыбнулся.
– Хорошо, я поеду.
Уоллис опять углубился в работу. В сердце Дэви промелькнул страх, что вот сейчас ясность мысли у старика исчезнет так же внезапно, как она появилась, но голос Уоллиса звучал по-прежнему уверенно и твердо.
– Ладно, Дэви, – бросил он через плечо. – Спасибо, Теперь проваливай. Нам обоим некогда.
Дэви вышел наружу, под лучи утреннего солнца. Когда у старика бывали такие просветы, Дэви всегда чувствовал, что ему улыбается истинное величие в самом высоком смысле этого слона. Глаза его потемнели от гордости, словно два несложных поручения, которые дал ему Уоллис, были двумя почетными орденами. И хотя полчаса назад у него не нашлось времени заработать несколько долларов на ремонте машины Дугласа Волрата, сейчас у него оказалось сколько угодно времени, чтобы побежать в университет и получить химикалии для старика.
Он был так счастлив, что ему даже в голову не пришло, что «получить» – чересчур мягкое выражение для его методов добывания нужных материалов. Дэви удивился бы и обиделся, если б кто-нибудь сказал ему об этом.
Дэви шагал по Университетскому холму, мимо красного административного здания, увенчанного башенкой. Огромная кирпичная крепость высилась над квадратной зеленой лужайкой в четверть мили длиной, которая спускалась по склону холма к Стейт-стрит. Широкая, обсаженная деревьями улица вела к находившемуся на расстоянии миля отсюда зданию, где помещались правительственные учреждения штата. Таким образом, выпускникам надо было лишь спуститься с Университетского холма, чтобы предложить свои услуги щедрому правительству, даровавшему им право на бесплатное образование. Насколько оно было бесплатное – остается только гадать. Право это было установлено законодательными властями в 1872 году после громкого скандала, вызванного продажей лесных угодий на севере штата, которые лесопромышленные компании приобрели за бесценок. Однако, несмотря на это, члены законодательных органов к концу избирательного срока стали куда богаче, чем до его начала. Но всё это не мешало университету развиваться своим путем и жить своей особой жизнью.
Дэви торопливо шел к химическому складу, минуя коридоры, доски объявлений, лаборатории и аудитории, знакомые, как родной дом, и так же пропитанные воспоминаниями. Пять лет, с пятнадцатилетнего возраста, он бегал вверх и вниз по этим лестницам.
До июня прошлого года курс был рассчитан на четыре года, потом прибавили пятый год, дополнительный – для желающих. Записалось только двое студентов – Кен и Дэви; они посвятили себя изучению катодных лучей. В университете, где самым солидным факультетом считался инженерный, а инженеры-старшекурсники являлись единственными людьми, которым разрешалось носить бороду – которые обязаны были носить бороду, – стать студентом пятого курса означало подняться на одну ступень выше богов.
Сознавая свое привилегированное положение и принимая его как должное, Дэви обратился к сидевшему у окошка выдачи студенту, который исполнял должность кладовщика:
– Чарли, дай мне галлон перекиси водорода. Не обязательно патентованной.
– Побойся бога, Дэви, ацетон ещё куда ни шло, но с перекисью у нас туго.
– Да, но мне нужно.
– Зачем?
– Палец порезал, вот зачем.
Кладовщик заколебался, потом заглянул в прейскурант.
– Знаешь, сколько тебе это будет стоить?
– Четверть доллара.
– Нет, половину.
– Четверть.
– Ну ладно, пропади ты пропадом! – Кладовщик вручил ему металлический баллончик, спрятал монету в карман и аккуратно записал в книге выдачи, под рубрикой «утруска и утечка», «1 гал. Н2O2 – пролит». Затем оба юноши, следуя обычаю, пробормотали «вырубка леса» – пароль, которым заканчивалась всякая сделка за счет государства.
Дэви было четырнадцать лет, когда он узнал, что может поступить в университет. Библиотекарю технической библиотеки надоело прогонять двух юных костлявых оборванцев, которые вечно околачивались в читальне. Мальчишки, правда, не шумели, а белобрысый, тот, у которого волосы походили на швабру, довольствовался учебниками и справочниками. Другой же, чернявый, который вечно подтягивал чересчур широкие сползавшие штаны, требовал книги с особых полок. Однажды библиотекарь остался с чернявым мальчуганом наедине.
