Ознакомительная версия.
Вернувшись обратно к себе, я запер дверь и на этот раз снял пальто и пиджак. Затем уселся и не торопясь, аккуратно обвязав резинкой каждую пачку денег, складывал их в конверты. Тысячу долларов положил к себе в бумажник на всякие расходы.
Запечатывая конверты, я морщился от вкуса клея, когда облизывал края. Открыл еще бутылку пива и пил маленькими глотками, не сводя глаз с толстых конвертов на столе.
Квартирку я снял полностью обставленной. Из моих вещей в ней были только книги. Да и тех немного. Обычно я выбрасывал книги по прочтении. Поскольку тепла в квартире никогда не хватало, мне приходилось, сидя за книгой, натягивать на себя подбитую мехом лыжную куртку. В это утро было, как всегда, прохладно, но, хотя я был в одной рубашке, мне было даже жарко.
У меня уже созрело решение, что следует предпринять. Прежде всего уйти с работы, уехать из города. На дальнейшее пока не было никаких планов, но я понимал, что вскоре несомненно появится тот, кто ищет эти сто тысяч долларов.
В банке на двух специальных карточках я начертал образец своей подписи. Рука у меня была совершенно твердой. Запечатанные конверты с деньгами лежали передо мной на столе, за которым я сидел. Принимал меня молодой, очень вежливый банковский клерк с бесполым лицом монаха. Беседа с ним была короткой и деловитой. До этого я побрился и тщательно оделся. От прежних дней у меня остались два вполне приличных костюма, и я надел тот, что выглядел более строгим. Мне хотелось производить впечатление солидного человека, хотя, может, и небогатого (конечно же, небогатого), но скромно преуспевающего, осмотрительного, у которого могут быть облигации и другие денежные документы, слишком ценные, чтобы держать их у себя дома.
– Пожалуйста, ваш адрес, мистер Граймс.
Я назвал адрес отеля «Святой Августин». Если кто-нибудь, разыскивая меня, забредет в этот банк (а это весьма маловероятно), то ничего нового обо мне не узнает.
– Вы один будете иметь доступ в сейф?
Уж наверняка никого другого не нужно, подумал я, но вслух просто сказал:
– Да, я один.
– Оплата двадцать три доллара в год. Как вы желаете уплатить, наличными или чеком?
– Наличными, – ответил я и протянул клерку сто долларов. На его лице ничего не отразилось. Очевидно, он считал, что я вполне похожу на клиента, который запросто носит с собой стодолларовые бумажки. Я счел это хорошим предзнаменованием.
Благоговейно разгладив кредитку, клерк отправился в кассу. Я же непринужденно сидел у стола, кончиками пальцев притрагиваясь к своим конвертам. Как это ни удивительно, все это время я совсем не заикался.
Мне вручили сдачу и квитанцию, и я последовал за клерком в банковский подвал. Там царила невозмутимая, почти набожная тишина, побуждавшая говорить шепотом. Цветные витражи в окнах были к месту в этом подвале, хранившем легенды о способностях и талантах вкладчиков. Служитель подвала дал мне ключ от моего сейфа и повел в глубь молчаливого храма денег.
Идя со своими конвертами в руках, я невольно спрашивал себя, откуда все эти богатства, как были собраны банкноты, акции, облигации, драгоценности, хранящиеся здесь в запертых ящиках, сколько было пролито пота и крови, сколько совершено преступлений, через сколько жадных рук прошли все эти ценности и деньги, чтобы залечь потом в этой священной стальной пещере.
Я бросил взгляд на служителя, когда он своим и моим ключом отпер два разных замка и вытащил из гнезда мой ящик. То был старик с нездоровым, бледным от постоянного пребывания в стальном подземелье лицом. Он производил впечатление человека, безразличного ко всему и мало о чем размышляющего. По-видимому, сюда подбирали именно таких людей. Пытливый человек тут быстро сошел бы с ума. Не мешкая, служитель отвел меня в уютную кабинку с занавесками и, уважая тайну частной собственности, оставил наедине с моим ящиком.
Я вскрыл конверты и переложил все деньги в ящик. Глядя на аккуратно уложенные пачки долларов, я тщетно пытался предугадать, к чему же в конце концов они меня приведут. У меня было такое ощущение, будто я гляжу на еще не включенную мощную машину, обладающую страшной силой.
Я закрыл ящик, крышка его захлопнулась, тихонько лязгнув. Вместе со служителем мы прошли вдоль длинного ряда сейфов к тому месту, где он поставил в гнездо мой ящик, заперев его на два замка. Свой ключ я опустил в карман.
– Благодарю вас, – сказал я тем тоном, каким благодарят вежливые полицейские. – Счастливо оставаться.
– Хе-хе, – хрипло отозвался старик. У него, должно быть, с детских лет не было счастливого дня.
Я вышел из подвала на залитый зимним солнцем проспект. Пока все хорошо, подумал я.
Дома я быстро собрался, захватив с собой лишь самые необходимые вещи. В короткой записке известил хозяйку, что оставляю квартиру. Долгов за мной не было, квартирная плата вносилась за месяц вперед. Записку и ключ от квартиры я вложил в конверт, который опустил внизу в почтовый ящик хозяйки. И ушел из дома, ни разу не оглянувшись.
Сев в такси, я попросил отвезти меня в отель в Центральном парке – это противоположная, западная часть Манхэттена. В этом районе жить мне не приходилось, да и посещал я его довольно редко. Хотя я и работал по ночам и вообще вел затворнический образ жизни, в Ист-Сайде были люди, которые меня знали. Взять хотя бы моего букмекера, или бармена из бистро, в котором я время от времени пропуская рюмочку-другую, или официантку из итальянского ресторанчика… Любой из них и наверняка кое-кто еще могли опознать меня в том случае, если бы кому-то пришло в голову всерьез взяться за мои поиски. Со временем мне, конечно, придется перебраться еще подальше, но пока подойдет и противоположный от Ист-Сайда конец Центрального парка. Кстати говоря, бежать куда глаза глядят я не собирался, прекрасно понимая, что следует хотя бы один день спокойно обо всем подумать и решить.
В этом отнюдь не шикарном деловом отеле, куда вряд ли приехал бы тот, кому нежданно свалилось большое богатство, я попросил номер с ванной. Зарегистрировался под именем Теодора Брауна из города Камдена, штат Нью-Джерси, где никогда в своей жизни не бывал, и в сопровождении посыльного, понесшего мои вещи, направился в отведенный мне номер. Я присматривался к шагавшему рядом со мной посыльному, к его узкому несимпатичному лицу. Он был молод, но не было душевной простоты в его бегающем настороженном взгляде и сжатых кривившихся губах, свидетельствовавших о порочности и продажности.
Когда мы вошли в номер с окнами, выходившими в парк, посыльный нарочито засуетился (перекладывал с места на место два моих чемодана, зажег свет в ванной), явно стараясь выжать из меня чаевые.
– Не можете ли вы оказать мне услугу? – сказал я, вынимая пять долларов.
При виде денег глаза посыльного заблестели, но он сказал:
– Смотря какую. Управляющий не любит, чтоб приводили девочек.
– Не о том речь. Мне бы хотелось сыграть на скачках, но я приезжий… – Входя в новую жизнь, я не отказывался от старых привычек. Из конюшен недавних надежд легким галопом опять выскочила Глория.
Посыльный показал плохие зубы, что у него, очевидно, означало улыбку.
– У нас есть свой букмекер. Через пятнадцать минут я приведу его к вам.
– Очень хорошо, – кивнул я и дал ему пять долларов.
– Весьма благодарен, сэр, – оживился посыльный, и бумажка тут же исчезла из виду. – А не скажете ли, на кого собираетесь поставить?
– На Глорию.
– Ставки на нее один к пятнадцати, – заметил посыльный, бывший, надо полагать, вполне в курсе этих дел.
– Совершенно верно.
– Ин-те-рес-но, – протянул он. И можно было не сомневаться, как он намерен использовать полученные деньги. Ловкач и проныра, он все же проживет и умрет в бедности.
Когда он ушел, я ослабил узел галстука и прилег на кровать, хотя вовсе не устал. Подходящее утречко, чтобы пустить на ветер немного денег, усмехнулся я про себя. Потом отметил, что рассуждаю примерно так же, как зазывалы из телевизионных реклам.
Букмекер не заставил себя ждать. Рослый грузный толстяк в поношенном костюме с тремя авторучками в нагрудном кармане, он пыхтел, когда двигался, или же, сидя, говорил высоким тонким голосом, весьма удивительным для этого массивного существа.
– Привет, дружище, – фамильярно обратился он, войдя ко мне и оглядев меня и всю комнату быстрым оценивающим взглядом, ничего не упускавшим из виду. – Морис сообщил, что у вас небольшое дельце ко мне.
– Да, небольшое, – кивнул я. – Хочу поставить на Глорию во втором заезде в Хайалиа… – на мгновение я замялся. – Триста долларов. С утра ставки принимали из расчета один к пятнадцати, – заключил я с такой беспечностью, как если бы взлетел в открытом самолете на высоту в семь тысяч метров без кислородной маски.
Толстяк вынул из кармана сложенный лист бумаги, развернул его и, водя по строчкам, некоторое время сосредоточенно изучал записи.
Ознакомительная версия.
