— Я Ганъ Исландецъ, родомъ изъ Клипстадура, — повторилъ великанъ, безсмысленно уставившись на секретаря.
Малорослый приблизился къ мункгольмскому стрѣлку, который, подобно остальнымъ зрителямъ, съ интересомъ слѣдилъ за ходомъ препирательства.
— Кольскій горецъ, говорятъ, что Ганъ Исландецъ пьетъ человѣческую кровь. Если ты, дѣйствительно, Ганъ, на, пей ее!
Съ этими словами откинувъ свой рогожный плащъ, онъ вонзилъ кинжалъ въ сердце стрѣлка и кинулъ его бездыханное тѣло къ ногамъ великана.
Крикъ испуга и ужаса огласилъ своды залы. Стража, окружавшая великана, невольно отступила назадъ. Малорослый быстрѣе молніи кинулся на беззащитнаго горца и новымъ взмахомъ кинжала свалилъ его на трупъ солдата. Затѣмъ, скинувъ свой рогожный плащъ, сорвавъ парикъ и накладную бороду, онъ обнажилъ свои жилистые члены, покрытые отвратительными отрепьями звѣриныхъ шкуръ, и лицо, распространившее между зрителями большій ужасъ, чѣмъ окровавленный кинжалъ, страшное лезвее котораго онъ занесъ надъ своими жертвами.
— Ну, судьи, кто изъ насъ Ганъ Исландецъ?
— Стражи, схватите чудовище! — закричалъ перепуганный предсѣдатель.
Малорослый кинулъ свой кинжалъ на полъ.
— Теперь онъ для меня безполезенъ, здѣсь больше нѣтъ мункгольсмкихъ стрѣлковъ.
Съ этими словами онъ безъ сопротивленія отдался въ руки алебардщиковъ и полицейскихъ, которые толпились вокругъ него, какъ будто готовясь на приступъ къ городу. Чудовище приковано было къ скамьѣ подсудимыхъ, а обѣ жертвы, изъ которыхъ одна еще дышала, были вынесены на носилкахъ.
Невозможно описать разнообразныхъ ощущеній ужаса, изумленія и негодованія, которыя въ продолженіе описанной страшной сцены волновали народъ, стражу и судей. Но когда разбойникъ спокойно сѣлъ на роковую скамью, любопытство взяло верхъ надъ прочими ощущеніями и воцарилась полная тишина.
Почтенный епископъ поднялся съ своего сѣдалища.
— Господа судьи, — началъ онъ.
Разбойникъ перебилъ его:
— Дронтгеймскій епископъ, я Ганъ Исландецъ, не трудитесь защищать меня.
Секретарь всталъ въ свою очередь.
— Господинъ предсѣдатель…
Чудовище перебило и его:
— Секретарь, я Ганъ Исландецъ, не трудись обвинять меня.
Весь въ крови, онъ окинулъ свирѣпымъ, смѣлымъ взоромъ трибуналъ, стражу и толпу зрителей, и можно сказать всѣ эти люди вздрогнули отъ испуга при одномъ взглядѣ этого безоружнаго, скованнаго человѣка.
— Слушайте, судьи, и не ждите отъ меня длинныхъ разсужденій. Я Клипстадурскій демонъ. Моя мать — старая Исландія, островъ огнедышащихъ горъ. Нѣкогда она была только горою, но ее раздавилъ великанъ, который, падая съ неба, оперся рукой на ея вершину. Мнѣ нѣтъ нужды разсказывать вамъ про себя; я потомокъ Ингольфа Истребителя и во мнѣ воплотился его духъ. Я убивалъ и поджигалъ болѣе, чѣмъ вы въ свою жизнь произнесли несправедливыхъ приговоровъ. У меня есть тайна съ канцлеромъ Алефельдомъ… Я съ удовольствіемъ выпилъ бы всю кровь, текущую въ вашихъ жилахъ. Во мнѣ врождена ненависть къ людямъ, мое призваніе всячески вредить имъ. Полковникъ Мункгольмскихъ стрѣлковъ, это я извѣстилъ тебя о проходѣ рудокоповъ черезъ ущелье Чернаго Столба, увѣренный, что ты перебьешь тамъ массу народа; это я истребилъ цѣлый баталіонъ твоего полка, кидая въ него обломки скалъ. Я мстилъ за моего сына… Теперь, судьи, сынъ мой умеръ и я пришелъ сюда искать смерти. Духъ Ингольфа тяготитъ меня, такъ какъ я одинъ ношу его и, не имѣя наслѣдника, мнѣ некому передать его. Мнѣ надоѣла жизнь, потому что она не можетъ служить примѣромъ и урокомъ потомку. Довольно насытился я кровью; больше не хочу… А теперь я вашъ, вы можете пить мою кровь.
Онъ замолчалъ и всѣ глухо повторяли каждое изъ его страшныхъ словъ.
Епископъ сказалъ ему:
— Сынъ мой, съ какимъ намѣреніемъ совершилъ ты столько преступленій?
Разбойникъ захохоталъ.
— Клянусь честью, почтенный епископъ, не съ тѣмъ, чтобы разбогатѣть, какъ твой собратъ епископъ Борглумскій [24]. Не знаю, но что то тянуло меня къ преступленію.
— Богъ не всегда присутствуетъ въ служителяхъ своихъ, — отвѣтилъ смиренно благочестивый старецъ: — Ты хочешь оскорбить меня, я же хочу тебя защитить.
— Напрасно тратить время. Это скажетъ тебѣ твой другой собратъ, Скальготскій епископъ въ Исландіи. Странное дѣло, клянусь Ингольфомъ, два епископа заботились обо мнѣ, одинъ при моемъ рожденіи, другой при казни… Епископъ, ты выжилъ изъ ума.
Огорченный до глубины души епископъ опустился въ кресло.
— Ну, судьи, — продолжалъ Ганъ Исландецъ: — чего же вы ждете? Если бы я былъ на вашемъ мѣстѣ, а вы на моемъ, я не заставилъ бы васъ такъ долго ждать смертнаго приговора.
Судъ вышелъ изъ залы и послѣ короткаго совѣщанія, предсѣдатель прочелъ громко приговоръ, присуждавшій Гана Исландца къ повѣшенію.
— Вотъ такъ то лучше, — сказалъ разбойникъ: — канцлеръ Алефельдъ, а знаю, что за тобой водится не мало грѣшковъ, которые заслуживаютъ не меньшей кары. Но живи себѣ на здоровье, такъ какъ ты вредишь людямъ. Ну, теперь я увѣренъ, что не попаду въ Нистгимъ [25].
Секретарь приказалъ стражѣ заключить Гана въ башню Шлезвигскаго Льва, пока приготовятъ для него тюрьму въ казармахъ Мункгольмскихъ стрѣлковъ.
— Въ казармахъ Мункгольмскихъ стрѣлковъ! — радостно проворчало чудовище.
Между тѣмъ до разсвѣта въ самый часъ, когда въ Мункгольмѣ Орденеръ выслушивалъ свой смертный приговоръ, новый смотритель Дронтгеймскаго Спладгеста, бывшій помощникъ Бенигнуса Спіагудри, Оглипиглапъ былъ разбуженъ сильными ударами, потрясавшими входную дверь зданія. Онъ поднялся нехотя, щуря заспанные глаза, взялъ мѣдный ночникъ и, проклиная сырость мертвецкой, пошелъ впустить столь ранняго посѣтителя.
Это были рыбаки Спарбскаго озера, принесшіе на носилкахъ, покрытыхъ тростникомъ и морскими водорослями, трупъ, найденный ими въ водахъ озера. Они внесли свою ношу во внутрь мрачнаго зданія и Оглипиглапъ выдалъ имъ росписку въ принятіи тѣла, по которой они могли требовать вознагражденія.
Оставшись одинъ въ Спладгестѣ, Оглипиглапъ принялся раздѣвать трупъ, замѣчательно длинный и сухой. Первое, что кинулось ему въ глаза, когда онъ распахнулъ покровъ мертвеца, былъ громадныхъ размѣровъ парикъ.
— Вотъ по истинѣ странной формы парикъ, который не разъ уже попадается мнѣ въ руки, — думалъ онъ: — Я видѣлъ его на какомъ то щеголѣ французѣ… Да вотъ и ботфорты несчастнаго почталіона Крамнера, раздавленнаго лошадьми, и… что за чортъ?.. полный черный костюмъ профессора Сингремтакса, стараго ученаго, который не такъ давно бросился въ воду. Кто же это явился ко мнѣ въ нарядѣ моихъ бывшихъ знакомцевъ.
Онъ освѣтилъ лицо мертвеца, но безполезно; черты, сильно обезображенныя, утратили форму и цвѣтъ. Онъ обшарилъ карманы платья и вытащилъ нѣсколько старыхъ бумагъ, пропитанныхъ водою и загрязненныхъ тиной. Хорошенько вытерѣвъ ихъ своимъ кожанымъ передникомъ, онъ прочелъ слѣдующія безсвязныя, полустертыя слова:
«Рудбекъ; Саксонъ Грамматикъ; Арнгримъ епископъ Голумскій — Въ Норвегіи только два графства, Ларвигъ и Ярлсбергъ, и одно баронство… — Серебряные рудники только въ Конгсбергѣ; магнитные и азбестовые только въ Сунд-Моерѣ; аметистовые только въ Гульдбрансгалѣ; халцедонные, агатовые и яшмовые только на островахъ Фа-рöрскихъ. — Въ Нукагивѣ, во время голода, мужчины пожираютъ своихъ женъ и дѣтей. — Тормадусъ, Торфеусъ; Ислейфъ, епископъ Скальгольтскій, первый исландскій историкъ. — Меркурій игралъ въ шашки съ луною и выигралъ у нея семьдесятъ вторую часть дня. — Мальстромъ, пучина. — Hirundо, hirudо. — Цицеронъ, горохъ; слава. — Ученый Фродъ. — Одинъ совѣщался съ головой Мимера, мудрый (Магометъ и его голубь, Серторій и его лань). — Чѣмъ почва… тѣмъ менѣе содержитъ она гипса…»
— Не смѣю вѣрить глазамъ! — вскричалъ Оглипиглапъ, выронивъ пергаментъ: — Это почеркъ моего стараго хозяина Бенигнуса Спіагудри!..
Снова осмотрѣвъ трупъ, онъ узналъ его длинныя руки, рѣдкіе волосы и остальныя примѣты несчастнаго.
— Да, — подумалъ онъ, качая головой: — недаромъ обвиняли его въ святотатствѣ и колдовствѣ. Дьяволъ утащилъ его, чтобы утопить въ Спарбскомъ озерѣ… Вотъ превратность человѣческой судьбы! Кто бы могъ подумать, что докторъ Спіагудри, такъ долго принимавшій другихъ въ этой гостинницѣ мертвецовъ, со временемъ самъ найдетъ въ ней убѣжище.
Лапландскій философъ поднялъ тѣло, чтобы положить его на одну изъ шести гранитныхъ плитъ, какъ вдругъ примѣтилъ что-то тяжелое, привязанное ремнемъ къ шеѣ злополучнаго Спіагудри.
— Должно быть камень, — пробормоталъ онъ: — съ которымъ дьяволъ спихнулъ его въ озеро.
Однако онъ ошибся. Это былъ небольшой желѣзный ящикъ, на которомъ Оглипиглапъ, тщательно вытеревъ его, примѣтилъ большую печать съ гербомъ.
