Кристин молчала, опустив глаза на вязанье. Если бы он знал, какое смятение в этом сердце, он не злился бы так, как злился в эту минуту.
— Ты держишь себя так, что можно подумать, будто я по меньшей мере двоеженец. Она превосходная женщина. А ее муж — один из моих лучших друзей. Оба они очаровательные люди. Они не ходят вокруг меня с миной больной собачонки. О, черт...
Он залпом выпил чай и встал. Но не успел выйти из комнаты, как уже пожалел о своей выходке. Он стремительно прошел в амбулаторию, закурил папиросу и в отчаянии стал думать о том, что отношения между ним и Кристин становятся все хуже и хуже. Все растущее между ними отчуждение угнетало и раздражало его, — это была единственная темная туча в ясном небе его успехов.
Они с Кристин были безмерно счастливы в своей семейной жизни. Неожиданная встреча с миссис Пейдж разбудила в нем поток нежных воспоминаний о начале их романа в Блэнелли. Он говорил себе, что больше не боготворит Кристин, как тогда, но любит ее. Пожалуй, в последнее время он раз-другой и обидел ее. И он почувствовал внезапную потребность помириться с Кристин, смягчить ее, загладить свою вину. Он усиленно ломал голову. И, наконец, глаза его засияли. Он посмотрел на часы, сообразил, что до закрытия магазина Лорье оставалось еще полчаса. Через минуту он уже сидел в автомобиле и мчался за советом к мисс Крэмб.
Мисс Крэмб, как только он объяснил, чего ему хочется, немедленно и горячо вызвалась ему помочь. Они серьезно обсудили все, потом пошли в отдел мехов, где доктору Мэнсону были показаны различные шкурки. Мисс Крэмб поглаживала их опытными пальцами, указывая Эндрью на блеск, на серебристый отлив, на все, чего надо требовать от того или иного меха. Раза два она мягко поспорила с ним, серьезно объясняя, что именно является ценным качеством, а что — нет. В конце концов Эндрью отобрал шкурки с ее полного одобрения. Затем она отправилась искать мистера Уинча и воротилась, сияя:
— Мистер Уинч сказал, что вы их получите по себестоимости (никогда слова «по оптовой цене» не оскверняли губ ни одного служащего Лорье). Значит, всего это обойдется вам в пятьдесят пять фунтов, и можете мне поверить, доктор, они того стоят. Чудный мех! Ваша жена будет гордиться тем, что носит его!
В следующую субботу, в одиннадцать часов утра, Эндрью взял темнозеленую коробку с оригинальной маркой Лорье, артистически нарисованной на крышке, и вошел в гостиную.
— Кристин, — позвал он, — поди сюда на минутку.
Она была наверху с миссис Беннет — помогала ей убирать постели, — но тотчас же пришла вниз, немного запыхавшись, недоумевая, зачем он зовет ее.
— Взгляни, дорогая! — Сейчас, когда наступила решительная минута, он чувствовал ужасную неловкость. — Вот, что я тебе купил. Я знаю... знаю, между нами не все шло гладко в последнее время. Но это тебе докажет, что... — Он замолчал и, как школьник, протянул ей коробку.
Кристин была очень бледна, когда открывала ее. Руки у нее дрожали, развязывая тесемку. Затем у нее вырвался тихий, подавленный крик:
— Какой чудный... чудный мех!
В папиросной бумаге лежали две чудесные шкурки серебристой лисы, соединенные вместе. Эндрью торопливо поднял мех, погладив его, как делала мисс Крэмб. В голосе его звучало возбуждение:
— Нравится тебе, Крис? Ну-ка, примерь! Добрая старая Хавбек помогла мне их выбрать. Они первейшего качества. Лучше не бывает. Видишь этот отлив и серебристые полосы на спине, — всегда нужно выбирать по этим признакам.
Слезы текли по щекам Кристин. Она в бурном порыве бросилась к мужу.
— Значит, ты меня еще любишь, да, милый? Мне ничего больше на свете не нужно.
Успокоившись наконец, она примерила мех. Он выглядел великолепно.
Эндрью не мог им досыта налюбоваться. Ему хотелось полного примирения. Он улыбнулся.
— Послушай, Крис, почему бы нам не отпраздновать этого? Давай сегодня вместе позавтракаем где-нибудь. Встретимся в час в ресторане «Плаза».
— Хорошо, милый. — Но в голосе ее было сомнение. — Только... я сегодня приготовила на завтрак картофельный пирог с мясом, ведь ты его так любишь.
— Нет, нет! — Смех Эндрью уже много месяцев не звучал так весело. — Не будь старушкой-домоседкой. В час, не забудь. Свидание с красивым брюнетом у «Плаза». Можешь не прикалывать красной гвоздики. Он тебя узнает по меху.
Все утро он испытывал величайшее удовлетворение. Твердил себе, что глупо было так долго не оказывать никакого внимания Кристин. Все женщины любят, чтобы им оказывали внимание, вывозили их, развлекали. «Плаза-грилл» — самое подходящее место, там между часом и тремя можно встретить весь Лондон или во всяком случае большинство видных людей Лондона.
Кристин опоздала, — необычайный случай, — и Эндрью немного сердился, сидя в маленьком вестибюле ресторана и наблюдая сквозь стеклянную перегородку, как все быстро занимали лучшие столы. Он заказал себе второе мартини. Было уже двадцать минут второго, когда торопливо вошла Кристин, взбудораженная шумом, множеством людей, нарядными ливреями лакеев и тем, что полчаса она простояла в другом вестибюле, куда попала по ошибке.
— Ради Бога, извини, мой друг, — сказала она, запыхавшись. — Право же, я спрашивала. Жду, жду. И вдруг сообразила, что мне нужно в вестибюль ресторана.
Им дали неудобный столик, втиснутый за колонной, рядом с буфетной. Ресторан был битком набит, столы расставлены так тесно, что казалось, будто люди сидят друг у друга на коленях. Лакеи двигались, как акробаты. Жара стояла тропическая. Шум то рос, то утихал, как крик в какой-нибудь школе.
— Ну, Крис, что ты будешь есть? — спросил решительно Эндрью.
— Выбирай ты, мой друг, — сказала она тихо.
Он заказал роскошный и дорогой завтрак: икру, суп «принц Уэльский», цыплят, спаржу, землянику в сиропе. И бутылку Либфраумильха 1929 года.
— Не много мы знали обо всех этих вещах в Блэнелли, — засмеялся Эндрью, решив быть веселым. — Главное — добиться возможности хорошо пожить, не так ли, моя старушка?
Кристин честно старалась не портить ему хорошего настроения. Хвалила икру, делала геройские усилия съесть жирный суп. Притворялась заинтересованной, когда он указывал ей то Глен Роско, звезду экрана, то Монис Иорки, американку, известную тем, что у нее было шесть мужей, и других международных знаменитостей. Нарядная пошлость этого места была ей ненавистна. Мужчины были нестерпимо вылощены, выутюжены, напомажены. Все женщины, сколько их тут ни было, — блондинки в черных туалетах, элегантные, накрашенные, беспечно-равнодушные.
Неожиданно у Кристин закружилась голова. Выдержка начала ей изменять. Она всегда держала себя естественно и просто. Но в последнее время нервы ее были слишком взвинчены. И, сидя в ресторане, она вдруг остро почувствовала несоответствие между ее новым мехом и дешевым платьем. Почувствовала на себе взгляды других женщин. Она понимала, что она здесь так же неуместна, как ромашка среди орхидей.
— Что с тобой? — спросил вдруг Эндрью. — Разве тебе здесь не нравится?
— Ну, конечно, нравится, — возразила она, тщетно пытаясь улыбнуться. Но губы ее не слушались. Она с трудом, не ощущая никакого вкуса, жевала куски цыпленка, лежавшего перед ней на тарелке.
— Ты совсем меня не слушаешь, — возмущенно пробормотал Эндрью. — И ты даже не дотронулась до вина. Черт возьми, когда человек идет куда-нибудь со своей женой...
— Нельзя ли мне немного воды? — попросила она шепотом.
Ей хотелось громко заплакать. Нет, здесь ей но место. Волосы у нее не выкрашены перекисью водорода, лицо не нарумянено, — неудивительно, что даже лакеи глазеют на нее. Нервным движением она подняла палочку спаржи. Но головка сломалась и упала, забрызгав соусом новый мех.
Металлическая блондинка за соседним столом с насмешливой улыбкой повернулась к своему кавалеру. Эндрью заметил эту улыбку. Он перестал делать вид, что ему весело. Завтрак был окончен в мрачном молчании.
Еще более мрачным было возвращение домой. Эндрью скоро уехал к больным. Они с Кристин еще больше отошли друг от друга. Сердце у Кристин болело невыносимо. Она начинала терять веру в себя, сомневаться, подходящая ли она жена для Эндрью. В эту ночь она обвила руками его шею и целовала его, снова благодарила за мех и за завтрак у «Плаза».
— Рад, что он тебе доставил удовольствие, — сказал Эндрью ровным голосом. И ушел к себе в спальню.
Вскоре произошло событие, отвлекшее внимание Эндрью от домашних неурядиц. Он наткнулся в «Трибуне» на сообщение о том, что мистер Ричард Стилмен, известный американский врач из Портленда, прибыл на «Империале» и остановился в отеле Брукса.
В былые времена он бы взволнованно бросился к Кристин с газетой в руках.
«Смотри, Крис, Ричард Стилмен приехал! Помнишь, я с ним переписывался много месяцев. Интересно, навестит ли он меня. Честное слово, мне бы очень хотелось с ним увидеться».
