велики онѣ не были. Поэтому-то онъ почти никогда въ письмахъ не упоминалъ о своихъ деревенскихъ друзьяхъ. Тѣмъ не менѣе онъ такъ привязался къ двумъ изъ нихъ, старику и его внучкѣ, которымъ онъ также былъ очень полезенъ, что въ послѣднемъ письмѣ, полученномъ нѣсколько дней тому назадъ, онъ, отъ начала и до конца, только и говоритъ, что о своихъ новыхъ пріятеляхъ. Онъ разсказываетъ такія чудеса объ ихъ скитальческой жизни, о ихъ взаимной любви, о несчастіяхъ, перенесенныхъ обоими, что невозможно безъ слезъ читать этотъ разсказъ. Когда онъ, Гарландъ, прочелъ письмо, ему тотчасъ же пришла въ голову мысль, что это должно быть тѣ самые странники, которыхъ повсюду розыскиваютъ, и что само Провидѣніе направило ихъ туда, гдѣ жилъ его братъ, чтобы онъ позаботился о нихъ. Желая убѣдиться въ достовѣрности своихъ догадокъ, онъ тогда же просилъ брата написать ему подробно о своихъ любимцахъ. Отвѣтъ, полученный сегодня утромъ, разсѣеваетъ всякія сомнѣнія на этотъ счетъ. Вотъ почему они завтра же ѣдуть въ деревню, гдѣ живетъ его братъ и гдѣ пріютились странники.
— А пока тебѣ слѣдуетъ хорошенько отдохнуть, сказалъ старикъ, вставая и кладя руку на шіечо Кита. — Едва ли самые крѣпкіе нервы выдержали бы все то, что тебѣ пришлось испытать сегодня. Покойной ночи. Дай только Богъ, чтобы наше путешествіе увѣнчалось успѣхомъ.
Китъ не мѣшкалъ на другое утро. Онъ еще до зари вскочилъ съ постели и началъ приготовляться къ путешествію, цѣль котораго ему была такъ по-сердцу. Суета и волненіе предшествовавшаго дня и неожиданная новость, которую онъ узналъ поздно вечеромъ, долго не давали ему спать, а затѣмъ, если повременамъ онъ и засыпалъ, то видѣлъ такіе тревожные сны, что объ отдыхѣ нечего было и думать.
Если бы ему предстояло исполнить какую нибудь геркулесовскую работу; если бы путешествіе обѣщало быть безконечно долгимъ и утомительнымъ; если бы ему пришлось, въ это суровое время года, совершить весь путь пѣшкомъ, и онъ на каждомъ шагу встрѣчалъ бы препятствія; если бы этотъ путь сулилъ Киту всевозможныя лишенія и тягости и потребовалъ бы отъ него всего его мужества, напряженія всѣхъ его силъ — онъ и тогда съ такимъ же нетерпѣніемъ рвался бы впередъ, лишь бы цѣль, къ которой ойы стремились, была достигнута и Нелли обрѣла счастье и довольство.
Однако, не онъ одинъ всталъ рано въ это утро. Не прошло и четверти часа послѣ того, какъ онъ поднялся, а уже весь домъ былъ на ногахъ, всѣ суетились, помогая отьѣзжающимъ укладываться. Правда, жилецъ Брасса ничего самъ дѣлать не могъ, но за то онъ надсматривалъ надъ другими и, казалось, хлопоталъ больше всѣхъ. Къ восходу солнца все уже было готово.
Китъ ждетъ, не дождется минуты отъѣзда. Время для него тянется безъ конца; онъ уже жалѣетъ, что всѣ приготовленія окончены: почтовая карета пріѣдетъ за нимъ не раньше какъ черезъ полтора часа. Хорошо еще, что предстоитъ завтракъ, а то просто не зналъ бы, какъ убить время!
А Барбара! Неужели онъ забылъ о ней? Барбара тоже занята. Тѣмъ лучше: онъ будетъ помогать ей и время пролетитъ такъ незамѣтно, такъ пріятно, что лучше и придумать нельзя было бы. Барбара ничего не имѣетъ противъ этого и тутъ-то Кита внезапно озаряеть мысль — она еще ночью мелькнула въ его головѣ, что должно быть Барбара любитъ его, а онъ любить Барбару.
Сказать по правдѣ — а мы всегда должны говорить правду, — одна Барбара безъ малѣйшаго удовольствія участвовала въ сборахъ къ отъѣзду. Когда Китъ, по своей всегдашней откровенности, сказалъ, какъ онъ радъ, что ѣдетъ, Барбара засуетилась пуще прежняго.
— Вы совсѣмъ отъ дому отбились, Христофоръ, — трудно передать, какимъ небрежнымъ тономъ она это выговорила, — не успѣлъ вернуться, какъ ужъ его опять тянетъ изъ дому.
— Да вѣдь вы знаете, зачѣмъ мы ѣдемъ: чтобы привезти миссъ Нелли. Подумайте только, я опять увижу ее. Я такъ радъ, что и вы наконецъ ее увидите!
Барбара не сказала напрямикъ, что это не доставитъ ей ни малѣйшаго удовольствія, но такъ выразительно, хотя и слегка покачала головой, что Китъ совсѣмъ смутился, недоумѣвая, что бы означала такая холодность съ ея стороны.
— Вы сами скажете, что такого нѣжнаго, прелестнаго личика вы въ жизни не видали, говорилъ онъ, потпрая руки.
Барбара опять покачала головой.
— Что съ вами, Барбара?
— Ничего, отвѣчаетъ Барбара, надувшись, не такъ, чтобы очень, чтобы безобразно было, нѣтъ, только красныя губки какъ будто немножко припухли и кажутся еще краснѣе.
Врядъ ли въ какой нибудь наукѣ ученики достигаютъ такихъ быстрыхъ успѣховъ, какихъ достигъ Китъ въ наукѣ любви съ тѣхъ поръ, какъ онъ сорвалъ первый поцѣлуй. Теперь онъ мигомъ понялъ, въ чемъ дѣло: онъ читалъ въ сердцѣ Барбары, какъ въ открытой книгѣ,
— Барбара, вы не сердитесь на меня? спрашиваетъ онъ.
— Вотъ что выдумалъ! Чего ради она будетъ сердиться? Какое право она имѣетъ сердиться? И какъ будто не все равно, сердится она или нѣтъ! Кто на нее обращаетъ вниманіе?
— Я обращаю вниманіе, говорить Китъ. — Разумѣется, обращаю.
Барбара не понимаетъ почему, это «разумѣется»! Китъ стоитъ на своемъ. По его мнѣнію, она должна понимать, пусть только немного подумаетъ.
Барбара думаетъ, но все-таки не можетъ понять, почему это «разумѣется». И что Христофоръ хочетъ этимъ сказать? Впрочемъ ей надо идти наверхъ, можетъ она нужна тамъ…
— Нѣтъ, Барбара, не уходите, слушайте, что я вамъ скажу: мы должны разстаться друзьями.
И Китъ слегка удерживаетъ ее.
— Я все время думалъ о васъ, когда сидѣлъ въ тюрьмѣ. Если бы не вы, мнѣ было бы не въ примѣръ тяжелѣе.
Барбара краснѣетъ, трепещеть, какъ птичка. И какъ это ей идетъ! Какая она хорошенькая!
— Я вамъ говорю истинную правду, Барбара, только не умѣю выразить это какъ бы хотѣлъ, говорить Китъ серьезнымъ тономъ. — Я желаю, чтобы вамъ доставило удовольствіе увидѣть миссъ Нелли только потому, что мнѣ хотѣлось бы, чтобы и вамъ нравилось то, что нравится мнѣ. Что же касается ея, Барбара, я готовъ былъ бы умереть за нее, увѣренъ, что и вы привязались бы къ ней на всю жизнь, если бы знали ее.
Эти слова тронули Барбару. Она уже раскаивалась, что выказала такое равнодушіе относительно Нелли.
— Видите ли, продолжалъ Китъ, — я привыкъ и говорить, и думать о ней, какъ о какомъ-то ангелѣ. Когда я мечтаю о томъ, что скоро ее увижу, такъ мнѣ и представляется, какъ, бывало, она выйдетъ ко мнѣ на встрѣчу, улыбнется, протянетъ руку и скажетъ: «А! это мой добрый, милый Китъ! Какъ я рада тебя
