8
Живи так, как будто ты сейчас должен проститься с жизнью, как будто время, оставленное тебе, есть неожиданный подарок.
Марк Аврелий
9
Живи до веку и до вечера. Работай, как будто будешь жить вечно, а поступай с людьми, как будто умрешь сейчас.
10
Сознание близости смерти учит людей тому, чтобы уметь кончать свои дела. Из всех же дел есть только одно дело, которое всегда совсем закончено: это дело любви в настоящем.
11
Жизнь с забвением смерти и жизнь с сознанием ежечасного приближения к смерти — два совершенно различные состояния. Одно близко к животному, другое — к божественному.
12
Для того, чтобы жить и не мучиться, надо надеяться на радости впереди себя. А какая же может быть надежда радости, когда впереди только старость и смерть? Как же быть? А так: чтобы полагать свою жизнь не в телесных благах, а в духовных, не в том, чтобы становиться ученее, богаче, знатнее, а в том, чтобы становиться все добрее и добрее, любовнее и любовнее, все больше и больше освобождаться от тела, — тогда и старость и смерть станут не пугалом и мучением, а тем самым, чего желаешь.
1
Смертью мы называем и самое уничтожение жизни и минуты или часы умирания. Первое, уничтожение жизни, не зависит от нашей воли; второе же, умирание, в нашей власти: мы можем умирать дурно и умирать хорошо. Надо стараться умереть хорошо. Это нужно тем, кто остается.
2
В минуту смерти человека свеча, при которой он читал исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхивает более ярким, чем когда-нибудь, светом, освещает ему все то, что прежде было во мраке, трещит, меркнет и навсегда потухает.
3
Умирающий с трудом понимает все живое, но при этом чувствуется, что он не понимает живого не потому только, что ослабели его умственные силы, а потому что он понимает что-то другое, такое, чего не понимают и не могут понимать живые и что поглощает его всего.
4
Обыкновенно думают, что жизнь старых стариков не важна, что они только доживают век. Это неправда: в глубокой старости идет самая драгоценная, нужная жизнь и для себя и для других. Ценность жизни обратно пропорциональна квадратам расстояния от смерти. Хорошо бы было, если бы это понимали и сами старики и окружающие их. Особенно же ценна последняя минута умирания.
5
Прежде чем достигнуть старости, я старался хорошо жить; в старости я стараюсь хорошо умереть; чтобы хорошо умереть, нужно умереть охотно.
Сенека
6
Боюсь ли я смерти? Кажется, не боюсь, но при приближении ее или мысли о ней не могу не испытывать волнения вроде того, что должен испытывать путешественник, подъезжающий к тому месту, где его поезд с огромной высоты падает в море или подымается на огромную высоту вверх на баллоне. Человек, умирая, знает, что с ним ничего не случится особенного, что с ним будет то, что было с миллионами существ, что он только переменит способ путешествия, но он не может не испытывать волнения, подъезжая к тому месту, где произойдет эта перемена.
7
Все в жизни кажется очень простым; все связно, одного порядка и объясняется одно другим. Смерть же представляется чем-то совершенно особенным, нарушающим все простое, ясное и понятное в жизни. И поэтому люди большей частью стараются не думать о смерти. Это большая ошибка. Напротив, надо свести жизнь со смертью так, чтобы жизнь имела часть торжественности и непонятности смерти, и смерть — часть ясности, простоты и понятности жизни.
Спрашивают: «Что будет после смерти?» На этот вопрос ответ только один: тело сгниет и станет землею, это мы верно знаем. О том же, что будет с тем, что мы называем душою, мы ничего не можем сказать, потому что вопрос: «Что будет?» относится ко времени. Душа же вне времени. Душа не была и не будет. Она одна есть. Не будь ее, ничего бы не было.
ПЛОТСКАЯ СМЕРТЬ НЕ КОНЕЦ ЖИЗНИ, А ТОЛЬКО ПЕРЕМЕНА
1
Когда мы умираем, то с нами может быть только одно из двух: или то, что мы считали собой, перейдет в другое отдельное существо, или мы перестанем быть отдельными существами и сольемся с Богом. Будет ли то или другое — в обоих случаях нечего бояться.
2
Смерть — это перемена в нашем теле, самая большая, самая последняя. Перемены в нашем теле мы не переставая переживали и переживаем: то мы были голыми кусочками мяса, потом стали грудными детьми, потом повыросли волосы, зубы, потом попадали зубы — выросли новые, потом стала расти борода, потом мы стали седеть, плешиветь, и всех этих перемен мы не боялись.
Отчего же мы боимся последней перемены?
Оттого, что никто не рассказал нам, что с ним случилось после этой перемены. Но ведь никто не скажет про человека, если он уехал от нас, не пишет нам, что его нет, или что ему дурно там, куда он приехал, а скажет только, что нет о нем известий. То же самое и об умерших: мы знаем, что их нет среди нас, но не имеем никакого основания думать, что они уничтожились или что им стало хуже после того, как они ушли от нас. То же, что мы не можем знать ни того, что будет с нами после смерти, ни того, что было с нами до этой жизни, показывает только то, что нам этого не дано знать, потому что не нужно знать. Одно мы знаем, что жизнь наша не в переменах тела, а в том, что живет в этом теле, — в душе. А душе не может быть ни начала, ни конца, потому что она одна есть.
3
«Одно из двух: смерть есть полное уничтожение и исчезновение сознания или же, согласно преданию, смерть только перемена и переселение души из одного места в другое. Если смерть есть полное уничтожение сознания и подобна глубокому сну без сновидений, то смерть — несомненное благо, потому что пускай каждый вспомнит проведенную им ночь в таком сне без сновидений и пусть сравнит с этой ночью те другие ночи и дни со всеми их страхами, тревогами и неудовлетворенными желаниями, которые он испытывал и наяву и в сновидениях, и я уверен, что всякий не много найдет дней и ночей счастливее ночи без сновидений. Так что если смерть — такой сон, то я, по крайней мере, считаю ее благом. Если же смерть есть переход из этого мира в другой и если правда то, что говорят, будто бы там находятся все прежде нас умершие мудрые и святые люди, то разве может быть благо больше того, чтобы жить там с этими существами? Я желал бы умереть не раз, а сто раз, только бы попасть в это место.
Так что и вам, судьи, и всем людям, я думаю, следует не бояться смерти и помнить одно: для доброго человека нет никакого зла ни в жизни, ни в смерти».
Из речи Сократа на суде
4
Кто видит смысл жизни в духовном совершенствовании, не может верить в смерть — в то, чтобы совершенствование обрывалось. То, что совершенствуется, не может уничтожиться; оно только изменяется.
5
Смерть есть прекращение того сознания жизни, которым я живу теперь. Сознание этой жизни прекращается, — это я вижу на умирающих. Но что делается с тем, что сознавало? Я не знаю этого и не могу знать.
6
Но если люди через 30 боятся смерти и желают жить как можно дольше. смерть есть несчастье, то не все ли равно умереть или через 300 лет? Много ли радости для приговоренного к смерти в том, что товарищей его казнят через три дня, а его через 30 дней?
Жизнь, которая вся кончилась бы смертью, была бы самой смертью.
Сковорода
7
Каждый чувствует, что он не ничто, в известный момент вызванное к жизни кем-то другим. Отсюда его уверенность, что смерть может положить конец его жизни, но отнюдь не его существованию.
Шопенгауэр
8
Старики теряют память всего недавнего. А память ведь есть то, что связывает совершающееся во времени в одно я. У очень старого человека это я, здешнее, закончено и начинается новое.
9
Чем глубже сознаешь свою жизнь, тем меньше веришь уничтожению ее в смерти.
10
Я не верю ни в одну из существующих религий и потому не могу быть заподозрен в том, что слепо следую какому-либо преданию или влияниям воспитания. Но я в продолжение всей моей жизни думал настолько глубоко, насколько был способен, о законе нашей жизни. Я отыскивал его в истории человечества и в моем собственном сознании, и я пришел к ненарушимому убеждению, что смерти не существует; что жизнь не может быть иная, как только вечная; что бесконечное совершенствование есть закон жизни, что всякая способность, всякая мысль, всякое стремление, вложенное в меня, должно иметь свое практическое развитие; что мы обладаем мыслями, стремлениями, которые далеко превосходят возможности нашей земной жизни; что то самое, что мы обладаем ими и не можем проследить их происхождения от наших чувств, служит доказательством того, что они происходят в нас из области, находящейся вне земли, и могут быть осуществлены только вне ее; что ничто не погибает здесь на земле, кроме видимости, и что думать, что мы умираем, потому что умирает наше тело, — все равно что думать, что работник умер потому, что орудия его износились.
