Была, однако, одна женщина, которая не спорила со мной, а просто занялась делом, нашла для меня хорошую комнату в хорошем районе города, где и воздух хороший, и не оставила меня в покое, пока я не пошел с ней посмотреть эту комнату. Она объяснила мне, что хозяин дома вообще-то не сдает жилье, но его дочь ушла в кибуц, ее комната стоит пустой, и вот ее отец согласился сдать эту комнату какому-нибудь жильцу. Что касается платы, то он просит не больше, чем я плачу сейчас. Он напрямую сказал ей, что для него главное не деньги, а квартирант: «Человеку, ищущему покоя, я охотно открою свою дверь».
Среди виноградников и цитрусовых плантаций высится пригорок, со всех сторон окруженный прелестными деревьями. На пригорке расположился маленький дом. К нему ведут ступени, заросшие травой. Стена фруктовых деревьев окружает здание, бросая тень на него и на траву перед ним. Входишь во двор и видишь перед собой небольшой бассейн, в котором плавают всякие причудливые маленькие рыбки. Когда я увидел этот двор, я обрадовался и засомневался одновременно. Обрадовался тому, что у человека в Стране Израиля может быть такое место, и засомневался, подходит ли это место такому человеку, как я.
Хозяйка вышла нам навстречу, радушно поприветствовала нас и приветливо посмотрела на меня, а потом пригласила нас в красивую гостиную, где совсем не чувствовалась дневная жара, и принесла кувшин с прохладной водой. Вошел хозяин, высокий худощавый мужчина лет шестидесяти. Голову он слегка склонил влево, и хотя его голубые глаза были грустными, в них читалось дружелюбие. Он поздоровался с нами и налил нам воды. Когда мы утолили жажду, он показал нам комнату, ради которой мы пришли.
Передо мной вдруг открылась очаровательная, квадратной формы комната. Мебель в ней была простая, деревянная, но каждая вещь была здесь на месте. И точно так же подходила к этой комнате висевшая на стене картина, нарисованная их дочерью. Картина изображала девушку, одиноко стоявшую в поле на закате дня. Закатное солнце обычно навевает грусть, но тут оно вызывало сладкое чувство покоя. И та же сладость ощущалась в свежем ветерке за открытыми окнами и во всей этой комнате.
После того как мы договорились о комнате, хозяин пригласил нас в сад на чашку чая. Ветер с моря шевелил листья деревьев, над чайником поднимался пар, мир и покой царили над столом и сидящими вкруг него. Пока мы пили чай, хозяйка рассказывала нам о своей дочери, которая бросила все это благополучие и ушла в кибуц. Она не жаловалась, а рассказывала об этом как мать, которой приятно говорить о своей дочери. Хозяин молчал, но смотрел на нас так дружелюбно, что казалось, будто он тоже участвует в нашей беседе.
Я спросил его, как он попал сюда. Он сказал: «Так же, как и большинство других людей в нашей Стране. Но есть такие, которые приезжают в расцвете сил и радуются Стране, и Страна радуется их приезду, а другие приезжают стариками, и хотя они тоже радуются Стране, но она уже им не радуется. Мне не дано было приехать в молодости, я приехал стариком, хотя мечтал о приезде задолго до того. Как так получилось? Я занимался скупкой и продажей зерна и однажды оказался в поле, и пошел за косарями, и вдруг вспомнил Страну Израиля, где вот так же, на своей земле, живут евреи, и пашут, и сеют, и косят, и жнут. С того дня эта мысль о Стране Израиля не покидала меня, и я все надеялся, что Бог приведет мне когда-нибудь там побывать. Я не имел тогда в виду поселиться здесь, мне хотелось только увидеть. Но в те годы я был занят своим делом и у меня не нашлось свободного времени для поездки. А потом пришла война и закрыла нам дорогу.
Когда война утихла, и в Стране все успокоилось, и дороги открылись, я поднялся с места, продал все, что у меня было, и приехал, но уже не только затем, чтобы увидеть Страну, а чтобы в ней поселиться, потому что в те дни страна, где я жил, стала для евреев сущим адом, где они не могли выжить из-за своих ненавистников.
Землю я себе не хотел покупать, потому что прошло то время, когда мне было под силу обрабатывать землю. А обрабатывать ее с помощью других людей я не хотел, потому что не хотел кормиться чужим трудом, даже если земля моя. Я думал, что куплю себе в Стране дом и буду зарабатывать, сдавая комнаты квартирантам. Но не успел я заняться этим делом, как передумал. Почему? В первый мой день в Стране я долго не мог уснуть. Я вышел из своей гостиницы и сел перед входом. Надо мной широко раскинулось чистое небо, сверкали звезды, тишина, и покой, и уверенность были разлиты вверху, на небесах, но внизу, на земле, не было ни тишины, ни покоя. Тревожно неслись куда-то автобусы, взволнованно шумела толпа, по улицам шли и пели усталые парни и девушки, из каждого дома и из каждого окна кричали и гремели всевозможные музыкальные инструменты. А я смотрел на все это и не знал, злиться мне на этих людей или жалеть их, ведь и они, возможно, хотят спать, но их квартиры, как и моя гостиница, не приспособлены для покоя и отдыха, просто я стар, вот и сижу на скамейке, а они молоды, вот и слоняются по улицам.
Прошло несколько часов, городской шум умолк, и я сказал себе — пойду лягу. Но только я хотел встать, как вдруг услышал чей-то усталый, измученный голос. Посмотрел туда и сюда, но никого не увидел. Казалось, что голос этот доносится прямо из-под земли. Я было вспомнил поглощенных с Кореем[5], но ведь те распевали псалмы, а этот голос был полон горя и произносил проклятья. Я снова осмотрелся и увидел свет у себя под ногами. Я понял, что это свет из подвала, в котором живут люди. Я был потрясен. Возможно ли, что в Стране Израиля, в израильском городе, построенном по плану вождей народа Израиля для того, чтобы обеспечить Стране Израиля престиж и привлекательность, люди жили в подвале?! Я поторопился уйти, чтобы не мешать воздуху проникать в это подземелье. Всю ту ночь я не мог заснуть — из-за комаров и из-за своих тяжелых размышлений. И под утро я понял, что нельзя покупать дома в этом городе, ведь никогда не узнаешь, что в этих домах еще кроется, вот ведь и этот человек, в подвале, наверняка тоже приехал в Страну из любви к ней, а вот что у него получилось.
Я начал искать в окрестностях и нашел этот холм, но не стал покупать его, пока не познакомился с соседями. Но когда я убедился, что они не из тех, кто видит в нашей земле лишь товар на продажу, вроде маслин, я решился и построил здесь дом для своей семьи — для себя, и жены, и дочери, чтобы жить в нем, и посадил сад, чтобы доставить радость земле, и с тех пор она тоже доставляет мне радость, даря нам фрукты, овощи и цветы».
Хозяйка дополнила рассказ мужа: «Обычно люди, когда у них собирается немного денег, ездят каждый год за границу, чтобы окрепнуть и подлечиться. И для этого покидают родной дом и маются несколько дней в переездах по железной дороге или на пароходе, а потом приезжают в какое-нибудь место, где все вокруг красиво и воздуха полным-полно, и снимают себе там тесную комнатку, где ни красоты, ни воздуха. А вот мой муж нашел нам прямо здесь красивое место, где полным-полно воздуха, и мы не должны мотаться по дальним дорогам — мы здесь, у себя дома, получаем удовольствие от всего, что даровал людям Господь».
Перед уходом я вынул было кошелек, чтобы дать хозяину залог в счет квартирной платы. Он махнул рукой и сказал: «Раз вам моя комната понравилась, вы ведь и сами придете, а если не придете, где прикажете вас искать, чтобы вернуть этот залог?» Я порадовался, что Господь послал мне не только хорошую квартиру, но и честного хозяина, и поблагодарил мою спутницу за то, что она привела меня сюда.
Короче, и комната, и ее хозяева, и место это — все оказалось мне по душе, да и плата действительно не превышала ту, что я платил отцу несчастного Бобби. Я уже заранее предвкушал удовольствие от отдыха в этом доме и от сладкого сна, который ожидает меня в его стенах. Тот, кому доводилось не знать ни минуты покоя днем и ни минуты сна ночью, без труда поймет, как радовала меня моя будущая новая квартира.
Легче человеку вырастить себе крылья и просто перелететь с квартиры на квартиру, чем сказать своему домохозяину: «Я ухожу от вас». Есть в этом некое оскорбление, словно жить у него ниже твоего достоинства, не говоря уж о том, что ты лишаешь его платы за жилье.
Размышляя о необходимости переезда, я как-то отвлекся от громыханья автобусов и гомона улицы, даже сумел задремать и немного поспать. Во сне душа моя отдыхала от всех этих неприятностей, и я говорил себе: иные люди, вроде обитателей того подвала, радовались бы такой комнате, в которой я живу сейчас, так, может, не стоит мне искать себе другое жилье? Но с другой стороны, я ведь уже снял себе другую квартиру, значит, я должен переехать туда. Но с третьей стороны, я ведь еще не выехал из этой квартиры, так, может быть, и не стоит из нее выезжать?
Выезжать или не выезжать, а между тем меня начали тревожить глаза. Пришлось идти к врачу. Он выписал мне разные капли и велел поостеречься и не трогать глаза пальцами, чтобы не заболеть сильней.
