— О, благодарю вас, сэр! — обрадовано воскликнул Деккер. — Большое спасибо! Я уверен, что миссис Деккер…
— Вот и отлично, — мягко прервал его консул. — Ждем вас к пяти. Не опаздывайте.
Он прошел в свой кабинет, где на столе уже лежал свежий номер Echo de Paris, аккуратно освобожденный от обертки. Но ему жаль было растрачивать творческий энтузиазм на чтение новостей. Беглый осмотр показал, что и в официальной почте ничего важного нет. Удобно устроившись во вращающемся кресле, он позволил себе одно из редких отступлений от кропотливой рутины и достал из нижнего ящика пакет, принесенный из виллы накануне — рукопись о Мальбранше.
Для всех остальных Николя Мальбранш был ничем не примечателен, а то и вовсе не известен, и только Харрингтон Брэнд нашел в этом всеми забытом французе, который в восемнадцатом веке попытался соединить учение Декарта с богословием, родственную душу, а в его педантичной философии — образец для поведения. Абсолютное пренебрежение, с которым мир относился к Мальбраншу, только подогревало пыл Брэнда, вселяя гордость — он, лично он, будет признан первооткрывателем, вытащившим этот бриллиант из небытия на яркий свет.
В последние десять лет он, с возрастающим честолюбием, неутомимо трудился над составлением жизнеописания своего героя. Несколько раз отправлял он первую половину своей рукописи в ведущие издательства. Ответа не было, что свидетельствовало об отсутствии малейшего интереса. Это вызывало горькую досаду, ибо он не был невосприимчив к бегу времени или успехам других, однако чужое равнодушие не удивляло и не отпугивало консула. Он считал свой труд слишком научным, не рассчитанным на дешевую популярность, и даже предлагал издать его при необходимости за свой счет, в уверенности, что в узком кругу европейских ученых его труд сразу же будет оценен. Своеобразным вызовом стало его решение дать сыну имя Франциск Николас, вопреки протестам жены, чье неприятие его проекта было, увы, еще одним прискорбным подтверждением её вероломства. Никогда, никогда не простит он ей эпизода, когда в порыве нежности он позволил ей прочитать некоторые главы своего шедевра, настойчиво желая услышать ее мнение.
— Боюсь, моих знаний для этого недостаточно, — уклончиво ответила она.
— Я, разумеется, не ожидаю от тебя понимания философии, дорогая. Но стиль, драматизм, динамика книги?..
— Ну что ты, Харрингтон! Мне ли об этом судить?
— Да ну! — игриво засмеялся он, поглаживая ее руку. — Критикуй, как тебе хочется. Говори правду.
Последовало тягостное молчание. Затем она сочувственно улыбнулась, словно прося у него прощения.
— Ну, если ты настаиваешь, Харрингтон… Мне было ужасно скучно.
Что ж, и у Мальбранша тоже была своя Голгофа. Теперь все это уже в прошлом, рукопись почти закончена, и, как бы в предвкушении триумфа, консул твердо взялся за перо. Внезапно он вскинул голову, прервав работу. Его странно посветлевшие глаза на землистом лице смотрели вдаль, вновь и вновь видя складку унижения на лбу садовника. Лицо Брэнда расплылось в улыбке, и он вернулся к работе над рукописью.
В воскресенье консул решил принять Деккеров в саду. День был ясный и теплый, а кроме того, темнело все еще рано — значит, у гостей не будет возможности слишком долго засиживаться. Он велел Гарсиа накрыть стол в беседке, подать к чаю сэндвичи, масляные булочки и этих местных мороженных пирожных pan de jabon, которые должны потрафить вкусу миссис Деккер.
К назначенному часу консул был в прекрасном расположении духа. Они с Николасом провели вдвоем чудесный день, изучая фолиант андалузских эстампов восемнадцатого века, который он, как истинный ценитель, приобрел в лавочке рядом с консульством всего за пару песо. Сейчас в беседке, глядя на принаряженного сына в темно синем костюме и с накрахмаленным белым воротничком, консул вдруг заметил, как окреп мальчик. Уже не бросалась в глаза его хрупкость, а болезненную бледность сменил здоровый загар. Даже узкие плечи, казалось, приобрели более уверенные очертания. Конечно, не стоит торопить события, но Брэнд был весьма удовлетворен уж тем, что наконец-то появились заметные следы его заботы, которой сын был непрестанно окружен.
Элвин Деккер с супругой прибыли на арендованной машине минута в минуту, и консул любезно предложил им прогуляться по саду. Пропустив вперед Элвина с Николасом, он, чуть отстав, шел за ними с миссис Деккер — тихой молодой женщиной со свежим цветом лица, в очках, но довольно симпатичной, хотя, на его взгляд, заурядной, и вдобавок в её скромном платье из коричневого маркизета он сразу распознал самоделку, сшитую по бумажным выкройкам. Скорее всего, она родом из маленького городка в Мичигане, выросла в многодетной семье, а с Элвином познакомилась в университете. Она производила впечатление здравомыслящего и добродушного человека, что, впрочем, не помешало консулу сразу же занести её в разряд «ни то ни сё». Однако её стремление угодить было ему приятно. Поэтому, он тоже напустил на себя добродушие и, когда они сели за стол в беседке, обратился к ней в своей лучшей манере:
— Не окажете ли нам любезность взять на себя роль хозяйки? У нас тут, как видите, по-холостяцки — недостает утонченности женского общества.
Неловкая застенчивость, с которой она, в ответ на оказанное ей внимание, наливала и передавала чашки, позабавила его. Желая произвести на слушателей впечатление, консул снова заговорил. Он умел, если хотел, быть интересным собеседником, и теперь, описывая наиболее светлую сторону своего жизненного опыта, старался предстать в роли ученого джентльмена и благожелательного советчика: рассказывая забавные истории, он живописал картину своей жизни в Европе, при этом, не исключено, что яркость в ней преобладала над точностью.
— Это потрясающе! — выдохнул Элвин, когда консул завершил отчет о коронации короля Альберта, свидетелем которой он был в кафедральном соборе Брюсселя во время своего пребывания в Бельгии. — Мы бы всё отдали, чтобы побывать на столь красочной церемонии. Правда, Кэрол?
— Да, — горячо согласилась та, опустив глаза.
— У вас еще всё впереди, — любезно предположил Брэнд.
— Мы на это надеемся! Правда, дорогая?
Она не ответила, но в её устремленном на мужа взгляде было столько нежности, что консул, которому вид счастливых супругов всегда напоминал о неудаче собственного брака, ощутил внезапный приступ боли. Несмотря на небольшой семейный стаж — они были женаты всего полтора года — Деккеры явно были глубоко привязаны друг к другу. Как могло получиться, что это нервное ничтожество, начинающее заикаться, если заговорить с ним резко, часто ведущее себя по-детски, смогло внушить жене такую любовь; а он, превосходящий его во всех отношениях, не смог удержать единственную женщину, которую любил?
С цинизмом, которого сам от себя не ожидал, Брэнд обратился к миссис Деккер:
— Мне до сих пор это не приходило в голову, — сказал он самым ласковым голосом, — но Сан-Хорхе, должно быть, очень скучное для женщины место.
В её серых близоруких глазах промелькнуло удивление.
— Что вы, сэр… Вовсе нет!
Она назвала его «сэр», и это неприятно кольнуло его, заставив ощутить себя стариком.
— У нее есть дом, требующий ухода, — ласково сказал Деккер. — Должен сказать, она сделала его по-настоящему уютным.
— Уютным? — повторил консул тоном, не поддающимся описанию.
— Да, сэр! Я говорил вам, он маленький, но очень приятный.
— А я всё равно не представляю, где на тесных задворках грязного испанского городишки может найтись подходящее общество для молодой пары, — настаивал консул.
Кэрол Деккер в первый раз посмотрела ему в глаза. У консула возникло подозрение, что, несмотря на непроницаемо-любезное выражение его лица, она догадалась о скрытом смысле его замечания.
— Уверяю вас, сэр, у нас много друзей, — поспешила ответить Кэрол. — Может быть, они не слишком выдающиеся, но очень славные… Пекарь, бакалейщик, старый священник отец Лимаза, изготовитель сигарет этажом ниже… Мы часто катаемся в заливе на парусной лодке с сыном алькальда[3] Мигелем. По вечерам мы иногда ходим в кино — эти старые испанские фильмы ужасно забавны — а потом ужинаем в Chantaco. Там превосходное охлажденное пиво, обязательно попробуйте! А еще мы организовали небольшой клуб для местных ребят. У нас есть настольный теннис и кегли. Я угощаю их мороженым, а Элвин даже пытается учить их играть в бейсбол. — Раскрасневшись и позабыв об осмотрительности, она воскликнула: — Мы были бы очень рады видеть там Николаса. Он бы подружился с ребятами… Ему же скучно тут одному.
Наступила тишина. Лицо консула окаменело. Послать Николаса к местной шпане, как же! И только священный долг гостеприимства не позволил ему дать волю негодованию.
