— Не надо, милый, не надо, — я боюсь, что наступит расплата за счастье. Через неделю ты будешь рвать на себе волосы и вымещать на мне плохое настроение, как бывало в старые времена.
— Крис! — воскликнул Эндрью, больно задетый. — Неужели ты не понимаешь, что теперь все по-другому? Отныне я начинаю искупать свою вину перед тобою.
— Хорошо, хорошо, милый. — Она, смеясь, отерла глаза. Затем сказала с неожиданной силой, которой он никогда в ней не подозревал: — Мне ничего не надо, только бы мы были вместе. Мне не нужно, чтобы ты ухаживал за мной. Все, чего я прошу, — это, чтобы ты не ухаживал за другими.
В этот вечер приехал Денни, как и обещал, к ужину. Он привез вести от Гоупа, который звонил ему из Кембриджа, что сегодня не может приехать в Лондон.
— Говорит, что его задерживают дела, — пояснил Денни, выколачивая трубку. — Но я сильно подозреваю, что наш друг Гоуп в ближайшее время женится. Романтическое событие — спаривание бактериолога!
— А говорил он что-нибудь относительно моей идеи? — спросил Эндрью быстро.
— Да, он увлечен ею. Но это неважно, все равно мы бы могли его забрать с собой. И я тоже увлечен, должен вам сказать. — Денни развернул салфетку и принялся за салат. — Не могу понять, как это такой замечательный план мог родиться в вашей глупой голове. В особенности теперь. Ведь я воображал, что вы окончательно превратились в вест-эндского торговца мылом. Ну, рассказывайте?!
Эндрью стал рассказывать подробно и с все возрастающим увлечением. Потом они обсудили, как практически осуществить план. Неожиданно для себя они поняли, что зашли далеко, когда Денни сказал:
— По-моему, нам следует выбрать не особенно большой город. Так, тысяч до двадцати жителей, — вот это будет идеально. В таком городе мы разовьем энергичную деятельность. Посмотрите на западную часть карты центральных графств. Там вы найдете десятки промышленных городов, обслуживаемых четырьмя-пятью врачами, которые под маской вежливости готовы перегрызть друг другу горло. Там какой-нибудь добрый старый доктор медицины сегодня выковыривает половину миндалины, завтра намешивает помои под названием «mixtura alba». Вот там мы сможем показать, чего стоит наша идея сообщества специалистов. Мы не будем покупать практики. Мы просто явимся в город. Хотел бы я видеть, какие скорчат мины все эти доктора Брауны, Джонсы и Робинсоны. Нам придется вытерпеть целые вагоны обид, а чего доброго, и линчевать нас могут... Нет, будем говорить серьезно: нам нужна центральная клиника, как вы и предполагали, и лаборатория для Гоупа. Пожалуй, не мешает завести и пару коек наверху. Сначала не будем особенно широко развертывать дело, но я предчувствую, что пустим крепкие корни. — Он вдруг поймал сияющий взгляд Кристин, которая сидела тут же и слушала их разговор, и улыбнулся. — А вы, мэм, что думаете об этом? Безумие, нет?
— Да, — откликнулась она чуточку хрипло. — Но только ради таких безумств и стоит жить.
— Вот это верно, Крис. Честное слово! Ради этого стоит жить.
Эндрью стукнул кулаком по столу так, что подскочили ножи и вилки.
— План хорош. Но главное — идея, которая в нем воплощена. Новое толкование клятвы Гиппократа. Абсолютная верность науке. Никакого эмпиризма, никаких избитых методов, шаблонных лекарств, не гнаться за гонораром, не прописывать всякой патентованной дряни, не ублажать ипохондриков, не... Ох, ради всего святого, дай попить! Мои голосовые связки не выдерживают, тут надо иметь барабан.
Они разговаривали до часу ночи. Даже такого стоика, как Денни, заразило пылкое воодушевление Эндрью. Последний поезд давно ушел. Эту ночь Денни ночевал в запасной комнате на Чесборо-террас. И на утро после завтрака спешно умчался, обещав снова приехать в Лондон в следующую пятницу, а до того — повидаться с Гоупом и — последнее доказательство его энтузиазма — купить большую карту центральных графств.
— Действует, Крис, действует! — торжествуя, крикнул Эндрью, возвращаясь от двери. — Филипп весь загорелся. Он не говорит, но я вижу.
В тот же день к ним обратились по поводу продажи практики. Приехал покупатель, за ним другие. Джеральд Тернер самолично являлся с наиболее солидными претендентами. Он обладал даром изысканного красноречия и пускал его в ход даже по поводу архитектуры гаража. В понедельник приезжал дважды доктор Ноэль Лори — утром один, а днем в сопровождении агента. Потом Тернер позвонил Эндрью и сказал любезно-конфиденциальным тоном:
— Доктор Лори заинтересован, доктор, сильно заинтересован, могу сказать. Он очень настаивал, чтобы мы не продавали, пока его жена не посмотрит дом. Она с детьми за городом и приедет в среду.
В среду Эндрью должен был отвезти Мэри в «Бельвью», и он решил, что в деле продажи можно положиться на Тернера. С больницей все вышло так, как он предполагал. Мэри должна была выйти в два часа. Он уговорился с миссис Шарп, что она поедет с ними.
Лил дождь, когда он в половине второго заехал на Уэлбек-стрит за миссис Шарп. Она была в злобном настроении и, хотя и ожидала его, поехала неохотно. Неустойчивость ее настроения в последнее время объяснялась предупреждением Эндрью, что в конце месяца он вынужден будет отказаться от ее услуг. Она очень сухо поздоровалась с ним и села в автомобиль.
Все прошло гладко. Они подъехали к больнице как раз тогда, когда Мэри прошла через швейцарскую, и в одно мгновение она уже сидела в автомобиле рядом с Шарп, тепло укутанная пледом, с горячей бутылкой у ног. Очень скоро Эндрью пожалел, что взял с собой недобрую и подозрительную миссис Шарп. Очевидно, она находила, что эта поездка выходит далеко за пределы ее обязанностей. Эндрью удивлялся про себя, как он мог столько времени терпеть у себя эту особу. В половине четвертого они были уже в «Бельвью». Дождь перестал, и, когда они ехали по аллее к дому, сквозь тучи пробилось солнце. Мэри, нагнувшись вперед, нервно, немного испуганно присматривалась к месту, от которого она теперь так много ожидала.
Эндрью застал Стилмена в конторе. Ему очень хотелось, чтобы тот сразу же при нем посмотрел больную и решил вопрос о пневмотораксе, который не давал ему покоя. За папиросой и чашкой кофе он высказал Стилмену свое желание.
— Ладно, — кивнул тот головой. — Мы с вами сейчас сходим наверх. — И повел его в комнату Мэри. Она уже лежала в постели, бледная от усталости, все еще робевшая, и смотрела, как миссис Шарп в глубине комнаты складывала ее платье. Когда Стилмен подошел к постели, она слегка вздрогнула.
Он тщательно осмотрел ее. Этот спокойный, безмолвный, в высшей степени добросовестный осмотр был для Эндрью откровением. Стилмен не ублажал больного. Не принимал внушительного вида. Он держал себя совсем не так, как обычно держат себя врачи у постели больного. Он походил на делового человека, занятого разборкой испортившейся машины. Он хотя и пользовался стетоскопом, но больше всего выстукивал пальцами, и казалось, эти ровные тонкие пальцы знают правду о состоянии живых, дышащих, невидимых легочных клеток.
Кончив осмотр, он ничего не сказал Мэри и вызвал Эндрью за дверь.
— Пневмоторакс, — сказал он. — Тут сомнений быть не может. Это легкое давно следовало вывести из употребления. Я это сразу сделаю. Подите скажите ей.
Он пошел приготовить аппаратуру, а Эндрью воротился в палату и сообщил Мэри их решение. Он говорил со всей беспечностью, на какую был способен, тем не менее Мэри заметно встревожилась.
— А это вы мне будете делать? — спросила она с беспокойством. — Мне бы хотелось, чтобы вы!
— Да это такие пустяки, Мэри. Вы не почувствуете ни малейшей боли. Я буду при этом. Буду помогать ему. И присмотрю, чтобы все было хорошо.
Он сначала хотел предоставить Стилмену проделать одному всю процедуру пневмоторакса. Но Мэри была так нервна, так трепетно цеплялась за него, и, кроме того, он чувствовал себя ответственным за ее пребывание здесь. Поэтому он пошел в операционную и предложил свои услуги Стилмену.
Через десять минут все было подготовлено. Когда Мэри привезли, Эндрью сделал ей местную анестезию. Потом стал у манометра, а Стилмен ловко ввел иглу, регулируя в то же время струю стерильного азота, впускаемого в плевру. Аппарат у Стилмена был замечательный, и сам Стилмен бесспорно мастер своего дела. Он очень умело действовал канюлей[44], двигая ее вперед, и, устремив глаза на манометр, ожидал окончательного «скачка», который возвестит о проколе пристеночной плевры. У него был свой собственный метод предупреждения эмфиземы.
После первого сильного волнения страх Мэри постепенно рассеялся. Она все с большим доверием позволяла все проделывать над собой и в конце улыбнулась Эндрью, совсем уже успокоенная. Когда ее привезли обратно в ее комнату, она сказала:
— Вы были правы. Это пустяк. Как будто мне ничего не делали.
