Структура романа точна, гармонична и законченна. Действие связано симметричным повторением основного композиционного хода (Элизабет и Дарси — гордость; Элизабет и Дарси — заблуждение; Элизабет и Дарси — предубеждение; Элизабет и Дарси — осознание ошибки; Элизабет и Дарси — торжество подлинных принципов и чувств). Вынесенные в заглавие слова — «Гордость и предубеждение» — раскрываются не однолинейно (Дарси — гордость, Элизабет — предубеждение); они в равной степени относятся как к герою, так и к героине.
Джейн Остин, великолепный психолог и бытописатель, — художник глубоко трезвый и реалистический. Мысль ее проникает в скрытые причины поступков, на которые она указывает без дальних околичностей. Вспомним появление Дарси на балу, внимание к нему всего общества, вызванное не столько его внешностью, сколько известием о десяти тысячах годового дохода. Вспомним всеобщее благоволение к Бингли (Незерфилд Парк, дом в Лондоне, четверка лошадей, пять тысяч годового дохода), увлечение гарнизонными офицерами, отвращение, которое испытывала миссис Беннет к Дарси, пока не поняла, что он претендует на руку ее дочери, ее внезапную восторженность и многое другое. С беспощадной иронией показывает Джейн Остин общество, мысли и чувства которого полностью подчинены материальным соображениям.
Особенный смысл приобретают в этом плане образы леди де Бёр и мистера Коллинза, в которых Джейн Остин изобразила тех, кто с легкой руки Теккерея стали повсюду называться снобами. В этих характерах ясно видны черты сатирического преувеличения и гротеска. Здесь писательница идет вслед за великими романистами XVIII века и, в первую очередь, за Филдингом.
Современники живо реагировали на сатирическую остроту этих образов. Джейн Остин неоднократно упрекали в том, что священники в ее романах предстают в большинстве случаев как себялюбцы и снобы. Друзья ее отца и брата решительно не одобряли такой сатиры, а одна из современниц, как передают биографы, заметила, что «не следует в подобные времена создавать таких священников, как мистер Коллинз или мистер Элтон».[20] Замечание весьма знаменательное: «подобные времена» — это начало века, время революционных потрясений на континенте и в самой Англии. Сатира Остин приобретала на этом фоне особую остроту. Интересно, что имя Коллинз стало нарицательным в английском языке, так же, как имя Домби или Пиквик. Коллинз — это напыщенность, помпезность, низкопоклонство, упоение титулом и положением. Существует даже выражение «Не sent me a Collins» (Он послал мне «коллинза»), где «Collins», по принципу метонимии, означает письма того типа, которые мистер Коллинз был такой мастер писать.
* * *
В «Нортенгерском аббатстве» Джейн Остин заставляет свою героиню размышлять о человеческой природе. Выросшая на романах Анны Радклиф и ее последователей, Кэтрин Морлэнд склонна видеть в отце своего возлюбленного злодея и убийцу. Убедившись в своем заблуждении, Кэтрин винит в этом книги, которыми она увлекалась, и принимается сравнивать, как изображаются люди в этих романах и каковы они на самом деле. Размышления эти как будто принадлежат Кэтрин, писательница лишь пересказывает их, — впрочем, в них слишком сильна интонация самой Джейн Остин, чтобы полностью отдать их семнадцатилетней Кэтрин (особенно сильно чувствуется это в иронических ссылках на Альпы и Пиренеи — Джейн Остин никак нельзя обвинить в том грехе, который весьма мягко зовется «национальной замкнутостью»). Вот эти размышления: «Как ни прелестны все романы мисс Радклиф и как ни прелестны даже романы всех ее подражателей, вряд ли в них следует искать точного описания человеческой природы, по крайней мере той, какую встретишь в центральных графствах Англии. Возможно, Альпы и Пиренеи — с их соснами и людскими пороками — очерчены там правдоподобно, а южная Франция, Италия и Швейцария, верно, на самом деле изобилуют всяческими ужасами… Кто знает, возможно, в Альпах и Пиренеях действительно нет смешанных характеров. Возможно, тамошние жители либо невинны, как ангелы, либо, словно исчадия ада, наделены всеми мыслимыми пороками. Но в Англии это не так. Англичане, насколько это было известно Кэтрин, все без исключения представляют собой смесь, хоть далеко и не равную в пропорциях, хорошего и дурного».[21]
При всей иронии и несерьезности этих слов (любимый прием Джейн Остин, больше всего боявшейся деклараций), перед нами, конечно, художественный манифест. Джейн Остин отказалась от деления героев на злодеев, «голубых» и резонеров, — деления, которого придерживались все ее предшественники. «Смешанные характеры» стали основным ее принципом.
Правда, на первый взгляд может показаться, что Джейн Остин следует теории «гуморов», разработанной еще Беном Джонсоном. Элизабет в таком случае — воплощенное предубеждение, Дарси — гордость, мистер Коллинз — низкопоклонство, леди де Бёр — высокомерие, мистер Беннет — насмешка, Мэри — педантизм, Лидия — кокетство и пр. Такое впечатление, однако, может возникнуть лишь при самом первом, поверхностном чтении. Джейн Остин действительно использует порой метод «гуморов», но только порой и с очень существенными ограничениями. Он применяется лишь к персонажам, которые условно можно было бы назвать комическими (или сатирическими), — мать и младшие сестры Беннет, мистер Коллинз, леди де Бёр. У этих персонажей одно общее свойство они находятся на периферии действия. Ни миссис Беннет, ни даже леди де Бёр, хоть ее поступки, а еще более намерения, ведут к немаловажным поворотам сюжета, не находятся в центре повествования. Эти второстепенные персонажи выпуклы и ярки, однако в обрисовке их Джейн Остин нарочито «двухмерна». «Двухмерность» эта вызвана, очевидно, тем, что каждый из этих персонажей представляет собой сатиру на определенное явление. Однако и эти характеры не так просты, как кажется на первый взгляд; все они, по меткому выражению Э. М. Форстера, «склонны к объемности».[22] Там же, где сатиры нет, меняется и метод изображения. Вглядимся попристальнее в центральные фигуры романа. Разве Дарси — только гордость, а Элизабет — только предубеждение? Разве мистер Беннет — одна лишь насмешка и отрицание? Нет, в Дарси «смешано» множество черт: тут не только снобизм и сословная гордость, но и способность нежно и преданно любить (сестру, а позднее Элизабет), и редкий дар дружбы (пусть с людьми, мало достойными истинной дружбы, — Бингли, милым, пустым, податливым, как воск, в сильных руках Дарси), и знание людей и света, и недюжинный ум, и независимость, и сила характера. Все это «смешано в разных пропорциях»; на протяжении действия мы видим, как пропорции изменяются и как меняется сам характер. «Смесь» и изменение пропорций поражают и в характере Элизабет, и даже — правда, не без оговорок, — в характере мистера Беннета. Можно отметить склонность к «смешанным» характерам у Элизабет Беннет, с которой писательница не раз себя отождествляет. Вот одна из сцен романа — Элизабет беседует с Дарси и Бингли:
«Я и не подозревал, — продолжал Бингли, — что вы занимаетесь изучением человеческой природы. Это, должно быть, весьма интересный предмет.
— Да, особенно интересны сложные характеры. У них, по крайней мере, это преимущество.
— Провинция, — сказал Дарси, — дает немного материала для такого изучения. Слишком ограничен и неизменен круг людей, с которыми здесь можно соприкоснуться.
— Люди, однако, сами меняются так сильно, что то и дело можно подметить что-нибудь новое в каждом человеке».
Припоминая другие романы писательницы, видишь немало «смешанных» героев и героинь; самые удачные из них — Кэтрин Морлэнд и Генри Тилни («Нортенгерское аббатство»), Энн Эллиот и капитан Уэнтворт («Убеждение»). Романистка любит своих «смешанных» героев. Правда, это не мешает ей ясно видеть их заблуждения и недостатки и слегка иронизировать над ними (а заодно и над собой).
Итак, Джейн Остин удалось создать «смешанные» характеры и показать различные «пропорции смеси». Она замечает малейшие изменения в этих пропорциях, а значит, и изменения — органические, изнутри — и самих характеров. Не важное ли это достижение для автора, живущего в глуши английской провинции на рубеже XVIII и XIX веков? Оглянемся назад — много ли «смешанных» характеров знает XVIII век? Тома Джонса и пастора Адамса, да еще, может быть, дядю Тоби и некоторых героев «Сентиментального путешествия». Джейн Остин любила дядю Тоби и знала «Тома Джонса» до мельчайших подробностей. В двадцать лет она пишет в письме: «Мистер Том Лефрой и его кузен Джордж нанесли мне визит. Последний был на этот раз чрезвычайно любезен, а что касается первого, то я нашла в нем всего один недостаток, но время, как я надеюсь, избавит его от него. Недостаток этот заключается в том, что утренний его сюртук слишком светлого цвета. Он большой поклонник Тома Джонса и потому носит, как я решила, сюртук того же цвета, что и он при ранении».[23]
