— Эй, Шандор! Шандор Дечи! — окликнул его доктор.
Тот, казалось, не слышал крика или же слышал, но не мог ответить.
Доктор, спрыгнув с двуколки, подошёл к всаднику и, обхватив его руками, снял с седла.
— Что с тобой, Шандор?
Табунщик не отвечал. Губы его были крепко сжаты, голова запрокинута, грудь часто-часто вздымалась и опускалась, а туловище изгибалось дугой. Страшно вытаращенные глаза блестели каким-то безумным блеском, зрачки были расширены до предела.
Доктор уложил парня на траву и начал его осматривать.
— Пульс то частый, то вовсе исчезает. Зрачки расширены, челюсти судорожно сжаты. Туловище сведено назад. Этого парня отравили каким-то зельем.
Доктор встретил табунщика в открытой степи на полдороге между хортобадьской корчмой и матайским хутором. По всей вероятности, парень спешил на хутор, но по пути стало сказываться действие яда. Покуда сознание не покидало его, он торопил коня, но когда начались судороги и страшные муки помутили его рассудок, он перестал управлять своими движениями, а только двигался в седле, чем привёл в бешенство и лошадь. У неё тоже текла пена изо рта.
Доктор попытался было положить табунщика на свою двуколку, но тот оказался слишком тяжёл.
Оставить парня одного в степи доктор боялся: покуда он будет ездить за помощью, орлы могут растерзать его.
Конь табунщика таким понимающим взглядом смотрел на доктора, что, казалось, вот-вот заговорит. Затем, нагнув голову к своему хозяину, он коротко, прерывисто заржал.
— Ну что ж, помогай и ты! — отвечал ему доктор.
Как же было коню не понять его?! Он вырос в степи. А у степных коней душа почти человеческая. Увидев, что доктор изо всех сил пытается поднять хозяина, конь схватился зубами за его жилет и также стал подымать его. Так они общими силами взвалили Шандора на двуколку.
Коня доктор привязал за недоуздок к двуколке, и они помчали к хутору.
Там была и лечебница и аптека, правда только для лошадей и коров. Да и доктор был всего-навсего ветеринаром.
Но оказывать помощь в подобных случаях обязан каждый, кто хоть немного в этом смыслит.
Вопрос заключался в том, смыслит ли он?
Первым делом нужно выяснить, с каким ядом имеешь дело: со стрихнином или с белладонной?
Чёрный кофе ни в том, ни в другом случае не повредит.
По приезде на хутор доктор немедленно вызвал слугу и экономку.
Кофе был уже сварен, требовалось только приложить усилия, чтобы напоить больного. Судорога так сильно свела его челюсти, что их пришлось раздвигать стамеской, чтобы влить кофе.
— Холодный компресс на голову, горчичники на живот, — командовал доктор. Но поскольку под рукой не было никого, кто мог бы выполнять его распоряжения, ему приходилось всё делать самому. Затем он сел к столу и, написав письмо, приказал слуге:
— Слушай-ка! Запомни хорошенько, что я тебе сейчас скажу. Заложи бричку, поезжай как можно скорее в хортобадьскую корчму и передай это письмо хозяину. Если корчмаря дома не окажется, то на словах передай его кучеру, что я приказал немедленно запрячь господскую коляску и не мешкая доставить в город это запечатанное письмо. Пусть он разыщет там в больнице главного врача и привезёт сюда на хутор. Я ветеринарный врач; мне законом запрещено лечить людей, а больной нуждается в срочной помощи. Доктор захватит с собой и лекарства. А дочери корчмаря скажи, чтоб она отдала тебе весь жареный кофе, какой только найдётся в доме. До приезда врача больному необходимо почаще давать кофе. Постарайся живо обернуться.
Слуга торопливо вышел. Усталая сивка, ещё не успевшая отдышаться, снова должна была мчаться к корчме.
Девушка поливала герань на крыльце, когда к корчме подкатил слуга.
— Какие вести привёз, Пишта, и почему у тебя вся лошадь в мыле?
— Да вот привёз письмо достопочтенному господину.
— Сейчас тебе не удастся с ним поговорить, он загоняет пчёл в ульи.
— А господин доктор наказывает в письме немедленно послать в город экипаж за главным врачом.
— У вас кто-нибудь заболел? Лихорадка, наверное?
— Это не наш человек, господин доктор подобрал его в степи. Табунщик, Шандор Дечи.
Девушка громко вскрикнула и выронила из рук лейку.
— Шандор? С ним плохо?
— Да, так плохо, что он чуть на стенку не лезет, весь так и извивается от боли, бедняга. Отравил его кто-то.
Чтобы не упасть, девушка ухватилась обеими руками за дверной косяк.
— Наш доктор никак не разберётся, что с ним такое, поэтому и вызывает городского врача.
Девушка невнятно что-то бормотала.
— Пустите, барышня, не закрывайте дверь, дайте мне поговорить с достопочтенным хозяином.
— Что с ним случилось, не знаешь? — наконец, проговорила она.
— А вам господин доктор велел передать, чтоб вы собрали весь жареный кофе, какой есть в доме, и отдали мне. Он будет поить им Шандора Дечи, пока не приедет городской врач. Ведь неизвестно, каким ядом отравили беднягу.
И слуга пошёл отыскивать корчмаря.
— Неизвестно, каким ядом его отравили? — прошептала девушка. — Но я-то знаю. Если моё зелье в этом виновато, надо всё рассказать доктору. Он хоть будет знать, что давать больному.
Она вбежала в комнату, открыла сундук, разыскала на дне его дьявольский корень, похожий на маленького человечка, и сунула его в карман.
Да будет проклят тот, кто дал дурной совет! Да будет проклят тот, кто его послушался!
Затем она принялась поджаривать кофе. Когда слуга вернулся из сада (ему пришлось помочь корчмарю загнать пчёл в улей), девушка уже наполнила молотым кофе жестяную коробку.
— Ну, барышня, давайте ваш кофе.
— Я тоже поеду с тобой.
Слуга был парень неглупый и сразу смекнул, в чём дело.
— Не надо, барышня, вы только расстроитесь, как взглянете на Шандора Дечи. Ей-богу, кровь стынет в жилах, когда видишь, как он мучается. Господин доктор вас и не пустит к нему.
— Мне нужно поговорить с доктором.
— А кто же будет обслуживать гостей в корчме?
— У нас есть служанка и буфетчик. Пусть потрудятся.
— Тогда отпроситесь хоть у достопочтенного господина.
— Не буду отпрашиваться, он не разрешит. Ну-ка, пусти!
Клари оттолкнула в сторону слугу и выбежала во двор. Одним прыжком она вскочила в бричку, схватила вожжи, стегнула сивку, и та понеслась во весь опор.
Оторопелый слуга, успел только крикнуть:
— Барышня! Клари! Стойте! Не сходите с ума! — и побежал вслед за бричкой. Он страшно запыхался, но догнать Клари ему удалось только у моста, где уставшая лошадь сбавила ход. Там он, наконец, вскочил в бричку.
Бедной сивке никогда не приходилось принимать столько ударов, как в этот раз, по дороге к матайскому хутору. По песку она уже брела шагом.
Девушка не могла смириться с такой проволочкой, спрыгнула на дорогу, схватила жестяную коробку и сломя голову побежала прямо через клевер к усадьбе доктора.
Доктор заметил в окно запыхавшуюся Клари и вышел на крыльцо ей навстречу.
— Кларика! Вы как сюда попали?
— Что с Шандором?
— Шандору плохо.
Из-за двери доносились мучительные стоны больного.
— Что с ним случилось?
— Я и сам не знаю, а гадать не хочу.
— Но зато я знаю. Его напоили отравой. Одна скверная девушка. Я знаю, кто она такая. Чтобы заставить полюбить себя, она подмешала в вино какого-то зелья, а от него он и захворал. Я знаю, кто она такая, и знаю, что это было за зелье.
— Барышня! Не возводите на человека напраслину! Это тяжёлое обвинение. Нужны доказательства.
— Вот они.
Девушка вынула из кармана ядовитый корень и положила его перед доктором.
— Ох, ох! — ужаснулся доктор. — «Атропа мандрагора»! Да ведь это смертельный яд!
Девушка закрыла лицо руками:
— Откуда же мне было знать, что это яд?
— Кларика! Вы так пугаете меня, что я, чего доброго, с ума сойду. Неужели вы отравили Шандора?
Девушка молча кивнула головой.
— Какого чёрта вы это сделали?
— Он очень бессердечно обошёлся со мной, а одна цыганка как-то уверяла меня, что, если я намочу этот корень в вине и дам ему выпить, он станет добрее.
— Вот те на! Сукины вы дети! Точите лясы с цыганками, а в школу, где учитель рассказывает о ядовитых растениях, не ходите. Вот и стал добрее твой милый.
В гневе он начал говорить ей «ты».
— Он умрёт? — с мольбой во взоре спросила девушка.
— Не хватает ещё, чтобы он умер. Шандор — парень крепкий. Его душа не так-то просто расстанется с телом.
— Значит, он будет жить? — В благодарность за утешение Клари опустилась перед доктором на колени и, схватив его руку, принялась осыпать её поцелуями.
— Не целуй мне руки — они все в горчице, ещё губы распухнут.
Тогда девушка стала целовать его ноги. И, когда доктор не разрешил и этого, начала целовать следы его ног: прекрасными алыми устами целовала грязные следы на каменном полу.
