— Не мешайте людям входить в комнату, милые мои, этого я никак не могу вам позволить. Если вы будете путаться под ногами, то, как ни грустно, а придется мне отправить вас домой.
Один мальчик, с бородой и в широком белом жилете, стал, широко расставив ноги, на каминном коврике и принялся греть перед огнем фалды своего фрака, так что его действительно пришлось отправить демон.
— Это в высшей степени неприлично, милый мой, — сказала миссис Девясил, выводя его из комнаты, — и я не могу этого допустить.
Заиграл детский оркестр — арфа, рожок и рояль, — а миссис Девясил вместе с миссис Апельсин засновали среди детей, уговаривая их приглашать дам и танцевать. Но дети были такие упрямые! Очень долго невозможно было убедить их, чтобы они пригласили дам и стали танцевать. Большинство мальчиков говорило: «Благодарю, весьма! Но не сейчас». А большинство других мальчиков говорило: «Благодарю, весьма! Но не танцую».
— Ох, уж эти дети! Всю душу вымотают! — сказала миссис Девясил, обращаясь к миссис Апельсин.
— Милашки! Я в них души не чаю, но они и в самом деле могут всю душу вымотать, — сказала миссис Апельсин, обращаясь к миссис Девясил.
В конце концов дети начали медленно и печально скользить под звуки музыки, но и тут они не желали слушаться, а упорно стремились танцевать именно с этой дамой и ни за что не хотели танцевать с той дамой, да еще сердились. И они не желали улыбаться, нет, ни за что на свете; а когда музыка умолкала, все ходили и ходили вокруг комнаты гнилыми парами, словно все остальные умерли.
— Ох, до чего же трудно занимать этих противных детей! — сказала миссис Девясил, обращаясь к миссис Апельсин.
— Я в них души не чаю, в этих милашках, но, правда, трудно, — сказала миссис Апельсин, обращаясь к миссис Девясил.
Надо сознаться, это были очень невоспитанные дети. Сначала они не желали петь, когда их просили петь; а потом, когда все уже убеждались, что они не будут петь, они пели.
— Если вы споете нам еще одну такую песню, милая, — сказала миссис Девясил высокой девочке в платье из сиреневого шелка, украшенном кружевами и с огромным вырезом па спине, — мне, как ни грустно, придется предложить вам постель и немедленно уложить вас спать!
В довершение всего девочки были одеты так нелепо, что еще до ужина платья их превратились в лохмотья. Ведь мальчики волей-неволей наступали им на шлейфы. И все-таки, когда им наступали на шлейфы, девочки опять сердились, и вид у них был такой злой, такой злой! Однако все они, видимо, обрадовались, когда миссис Девясил сказала: «Дети, ужин готов!» И они пошли ужинать, толпясь и толкаясь, словно дома за обедом ели только черствый хлеб.
— Ну, как ведут себя дети? — спросил мистер Апельсин у миссис Апельсин, когда та пошла взглянуть на своего ребеночка.
Миссис Апельсин оставила ребеночка на полке поблизости от мистера Апельсина, который играл в карты, и попросила его присмотреть за дочкой.
— Очаровательно, дорогой мой! — ответила миссис Апельсин. — Так смешно смотреть на их ребяческий флирт и ревность! Пойдем посмотрим!
— Очень благодарен, милая, — сказал мистер Апельсин, — но кто как, а я детьми не интересуюсь.
И вот, убедившись, что ребеночек в целости и сохранности, миссис Апельсин пошла одна, без мистера Апельсина, в комнату, где ужинали дети.
— Что они теперь делают? — спросила миссис Апельсин у миссис Девясил.
— Произносят речи и играют в парламент, — ответила миссис Девясил миссис Апельсин.
Услышав это, миссис Апельсин сейчас же вернулась к мистеру Апельсину и сказала:
— Милый Джеймс, пойдем! Дети играют в парламент.
— Очень благодарен, дорогая, — сказал мистер Апельсин, — но кто как, а я не интересуюсь парламентом.
Тогда миссис Апельсин снова пошла одна, без мистера Апельсина, в комнату, где ужинали дети, посмотреть, как они играют в парламент. Тут она услышала, как один мальчик закричал: «Правильно, правильно, правильно!», а другие мальчики закричали: «Нет, нет!», а другие: «Ближе к делу!», «Хорошо сказано!» и вообще всякую немыслимую чепуху. Затем один из тех несносных толстых мальчиков, которые загораживали вход, сказал гостям, что он встал на ноги (как будто они сами не видели, что он встал на ноги, а не на голову или на что-нибудь другое!), встал на ноги для того, чтобы объясниться и с разрешения своего глубокоуважаемого друга, если тот позволит ему называть его так (другой несносный мальчик поклонился), он начнет объясняться. Затем несносный толстый мальчик начал долго бормотать без всякого выражения (и совсем непонятно) про то, что он держит в руке бокал; и про то, что он пришел нынче вечером в этот дом выполнить, он бы сказал, общественный долг; и про то, что в настоящее время он, положа руку (другую руку) на сердце, заявляет глубокоуважаемым джентльменам, что собирается открыть дверь всеобщему одобрению. Тут он открыл эту дверь словами: «За здоровье хозяйки!» и все остальные сказали: «За здоровье хозяйки!» — а потом закричали «Ура». После этого другой несносный мальчик начал что-то бормотать без всякого выражения, а после него еще несколько шумливых и глупых мальчиков забормотали все сразу.
Но вот миссис Девясил сказала:
— Не могу больше выносить этот шум. Ну, дети, вы очень мило поиграли в парламент; но в конце концов и парламент может наскучить, так что пора вам перестать, потому что скоро за вами придут.
Затем потанцевали еще (причем шлейфы девочек рвались даже больше, чем до ужина), а потом за детьми начали приходить, и вам будет очень приятно узнать, что несносного толстого мальчика, который «встал на ноги», увели первым без всяких церемоний. Когда все они ушли, бедная миссис Девясил повалилась на диван и сказала миссис Апельсин:
— Эти дети сведут меня в могилу, сударыня… Непременно сведут!
— Я просто обожаю их, сударыня, — сказала миссис Апельсин, — но они, правда, очень уж надоедают.
Мистер Апельсин надел шляпу, а миссис Апельсин надела шляпку, взяла своего ребеночка, и они отправились домой. По дороге им пришлось проходить мимо приготовительной школы миссис Лимон.
— Интересно знать, милый Джеймс, — сказала миссис Апельсин, глядя вверх на окно, — спят они теперь, наши драгоценные детки, или нет?
— Ну, я-то не особенно интересуюсь, спят они или нет, — сказал мистер Апельсин.
— Джеймс, милый!
— Ты-то ведь в них души не чаешь, — сказал мистер Апельсин. — А это большая разница.
— Не чаю! — восторженно проговорила миссис Апельсин. — Ох, просто души не чаю!
— А я нет, — сказал мистер Апельсин.
— Но вот о чем я думала, милый Джеймс, — сказала миссис Апельсин, сжимая ему руку, — может быть, наша милая, добрая, любезная миссис Лимон согласится оставить у себя детей на каникулы.
— Если ей за это заплатят, бесспорно согласится, — сказал мистер Апельсин.
— Я обожаю их, Джеймс, — сказала миссис Апельсин, — так давай заплатим ей!
Вот почему эта страна дошла до такого совершенства и жить в ней было так чудесно. Взрослых людей (как их называют в других странах) вскоре совсем перестали брать домой на каникулы, после того как мистер и миссис Апельсин не стали брать своих; а дети (как их называют в других странах) держали их в школе всю жизнь и заставляли слушаться.
Восьми лет (Прим. автора)
Семи лет. (Прим. автора.)
Девяти лет. (Прим. автора.)
Галеон — старинный военный испанский корабль.
Ямс — съедобный клубень тропического растения, произрастающего в Индии и на Вест-Индских островах.
Шести с половиной лет. (Прим. автора.)