Томас Хадсон вспоминал возмущение знакомых: как это можно, чтоб кот спал в постели ребенка, и как можно оставлять ребенка по вечерам одного. Но Том всегда спал хорошо, а если бы и проснулся, он был не один, а с котом, своим лучшим другом. Кот никогда бы не подпустил к постельке чужого, и они с Томом нежно любили друг друга.
А теперь Том… к черту, к черту, сказал он себе. То, что случилось, случается со всеми. Пора бы уже тебе уразуметь это. Но это единственное, что по-настоящему непоправимо.
Почему ты так уверен в этом? – спросил он себя. Человек уезжает, и это может оказаться непоправимым. Хлопает дверью, и это тоже бывает непоправимо. Любое предательство непоправимо. Подлость непоправима. Вероломство непоправимо. Нет, это все пустой разговор. По-настоящему непоправима только смерть. Как долго не возвращаются Вилли и Ара. Они там, наверно, оборудуют настоящую комнату ужасов. Я никогда не любил убивать, ни при каких обстоятельствах. А Вилли это словно бы по душе. Странный человек Вилли, хотя, в сущности, очень хороший. Просто, если уж он взялся за что-то, так не успокоится, пока не сделает все в лучшем виде.
Вдалеке показалась шлюпка. Он услышал стрекот мотора и следил за тем, как она подходила, вырастая и все четче рисуясь на воде, пока наконец не пришвартовалась к борту.
Вилли поднялся на мостик. Вид у него был совсем страшный, поврежденный глаз весь затянуло белой пленкой. Он вытянулся во фронт, лихо откозырял и сказал:
– Разрешите обратиться, сэр.
– Ты что, пьян?
– Нет, Томми. Просто доволен.
– Я же вижу, что ты выпил.
– Выпил, не спорю. Мы с собой взяли немного рому, чтобы веселей было обрабатывать эту падаль. А когда мы прикончили бутылку, Ара помочился в нее, а потом начинил ее взрывчаткой. Так что теперь она взрывчата вдвойне.
– Вы как следует заминировали все?
– Даже мальчик-с-пальчик не сможет ступить там шагу, чтобы сию же минуту не взлететь на воздух. Даже таракан не проползет. Ара все боялся, как бы мухи, которые ползают по трупу, не устроили взрыва раньше времени. Работа выполнена на совесть, аккуратно и красиво.
– Что делает Ара?
– Разбирает и чистит что под руку попадется, в приливе энтузиазма.
– Много вы с ним выпили рому?
– Меньше полбутылки на двоих. Это была моя идея. Ара тут ни при чем.
– Ладно, черт с вами. Ступай тоже вниз и помоги Аре вычистить и проверить пятидесятимилпиметровки.
– Их не проверишь, пока не выстрелишь.
– Знаю. А все-таки проверьте что можно без стрельбы. Выкиньте аммонал, который был забит в казенную часть.
– Ловко придумано.
– Скажи Генри, пусть поднимется сюда и принесет мне еще стаканчик вот этого и себе пусть возьмет тоже. Антонио знает мой рецепт.
– Я рад, что ты снова понемногу начинаешь пить, Том.
– Нечего тебе ни радоваться, ни огорчаться по этому поводу.
– Ладно, не буду, Том. Просто я не могу видеть, как ты стараешься заездить себя, точно лошадь верхом на другой лошади. Лучше уж будь кентавром, Том.
– Откуда это ты знаешь про кентавров?
– В книжке прочел. Я ведь образованный, Томми. Я не по годам развитой и образованный.
– Ты славный малый, хотя и сукин сын, – сказал ему Томас Хадсон. – А теперь катись вниз и делай, что тебе сказано.
– Есть, сэр. Томми, когда мы вернемся из этого рейса, продашь мне один из тех морских видов, что висят у тебя дома?
– На хрен он тебе сдался?
– А вот сдался. Знаешь, Том, ты не всегда все понимаешь.
– Возможно. Я даже думаю, что я всю жизнь не все понимал.
– Томми, ты плюнь на мою трепотню. Ты эту операцию провел что надо.
– Это будет видно завтра. Так скажи Генри, пусть принесет мне выпить. Хоть мне не хочется пить.
– Ничего, Томми. Если ночью что и будет, так только простая стычка, а может, и этого не будет.
– Ладно, – сказал Томас Хадсон. – Скажи Генри. И катись к такой-то матери с мостика и принимайся за дело.
XX
Генри поставил на край мостика два стакана и, подтянувшись на руках, вспрыгнул сам. Стоя рядом с Томасом Хадсоном, он напряженно всматривался в смутные очертания дальних островов. По небу, в западной его четверти, плыл тонкий серпик луны.
– Твое здоровье, Том, – сказал Генри. – Я не смотрел на луну через левое плечо.
– А сегодня не новолуние. Новолуние было вчера.
– Верно, вчера. Только из-за туч луны не было видно.
– Как там идут дела, внизу?
– Лучше некуда. Все работают и все веселы.
– Как Вилли и Ара?
– Они немножко хлебнули рому и очень повеселели от этого. Но сейчас они больше не пьют.
– Да. Сейчас уже не до этого.
– Мне очень хочется наконец столкнуться с фрицами, – сказал Генри. – И Вилли тоже.
– А мне ничуть. Но в конце концов это то, для чего мы здесь. Нам нужны пленные, Генри.
– Знаю.
– Но они поостерегутся попасть в плен – после бойни, которую имели глупость устроить на том острове.
– Это чтобы не выразиться крепче, – сказал Генри. – Но как ты думаешь, нападут они на нас сегодня или нет?
– Думаю, что нет. Однако нам надо быть настороже, потому что все может случиться.
– Мы и так настороже. Но какие у них все-таки планы, Том, как по-твоему?
– Трудно сказать, Генри. Может, с отчаяния они и попытаются завладеть нашим судном. Если среди них есть радист, ему, может, удастся починить нашу рацию, тогда они могли бы пойти на Ангилас, а оттуда уже – вызывай такси и кати прямо домой. Им, конечно, полный резон предпринять такую попытку. Может, кто-то в Гаване болтал лишнее и до них дошло, кто мы есть.
– Ну, кто же мог болтать?
– Нехорошо говорить дурное о мертвых, – сказал Томас Хадсон. – Но он-то как раз мог, под пьяную руку.
– Вилли уверен, что он болтал.
– Вилли что-нибудь знает?
– Нет. Но он уверен.
– Это не исключено. А может, у них другой расчет – высадиться на побережье и наземным путем добраться до Гаваны, а там уже сесть на испанский пароход. Или аргентинский. Но они пуще всего боятся быть пойманными – все из-за той бойни. И с отчаяния могут пойти напролом.
– Хорошо бы.
– Если мы сумеем справиться с ними, – сказал Томас Хадсон.
Но ночь прошла, и ничего не случилось. Только загорались и гасли звезды, и восточный ветер дул с прежней силой, и журчала вода, засасываемая под днище. Волнение, вызванное приливом и ветром, сорвало с корня много фосфоресцирующих водорослей, и они плавали там и сям, точно языки бледного, нездорового огня.
Под утро ветер утих немного, и, когда рассвело, Томас Хадсон улегся ничком на голые доски и заснул, уткнувшись в брезент лицом, – заснул так крепко, что даже не слышал, как Антонио куском брезента накрыл его вместе с его оружием.
Антонио простоял на вахте до тех пор, пока прилив не достиг такой высоты, что судно свободно заколыхалось на волнах. Тогда он разбудил Томаса Хадсона. Они выбрали якоря и пошли, спустив на воду шлюпку, которая шла впереди, замеряла глубину и вехами отмечала места, внушавшие опасение.
Вода теперь была чистая и прозрачная, и размечать фарватер было хоть и нелегким делом, но не таким трудным, как вчера. В том месте, где они сели на мель накануне, воткнули в грунт большую ветку, и Томас Хадсон, оглядываясь, всякий раз видел, как зеленые листья полощутся в воде.
Шлюпка шла по протоке, а Томас Хадсон вел судно почти вплотную за ней. Они миновали остров, который издали казался круглым и маленьким, а теперь неожиданно развернулся в длину. Вдруг Хиль, смотревший в бинокль туда, где сплошной, но ломаной линией тянулись зеленые острова, сказал:
– Вижу веху, Том. В мангровых зарослях, прямо по ходу шлюпки.
– Внимание, – сказал Томас Хадсон. – Это что, канал?
– Похоже на то, но я не могу разглядеть, где вход в него.
– На карте он совсем узенький. Будем задевать за ветки с обеих сторон.
И тут он кое-что вспомнил. Как же это я так оплошал, подумал он. Но теперь делать нечего. Нужно идти вперед, пока судно не выберется из этой протоки. А уж тогда можно будет послать шлюпку обратно. Он позабыл сказать Вилли и Аре, чтобы они разминировали шхуну. Неровен час, какие-нибудь бедные рыбаки набредут на нее. Ну ничего, можно еще вернуться и привести все в порядок.
С шлюпки усиленно сигнализировали, показывая ему, что нужно держаться как можно правее, подальше от трех крошечных островков и поближе к мангровым зарослям. Потом, словно там не надеялись, что он правильно понял, шлюпка повернула и пошла назад.
– Проход чуть ли не в самых зарослях! – крикнул Вилли Томасу Хадсону. – Правь так, чтобы веха осталась у тебя слева. Мы пойдем дальше, а ты крой за нами, пока не получишь новых сигналов. Здесь глубоко.
Ара, осклабившись, сделал крутой разворот, и шлюпка опять заскользила впереди судна. Взяла было влево, потом вправо и наконец вовсе исчезла среди зелени.
