Мне известно, что уже в Саутхемтоне необычайно хорошенькая девушка уронила сумочку в воду. А Фредди сложил руки и мрачно уставился вдаль. По его словам, девы в беде должны искать других рыцарей, ибо с него хватит.
Три трутня ушли в курилку. Вскоре туда явился четвертый и предложил купить практически новый томик Теннисона. Судя по тону, он не очень надеялся на успех; и не ошибся. Трутни сказали: «Нет». Один из них даже сардонически хмыкнул.
Пришелец поспешил объясниться:
— Он не мой. Он Фредди Виджена. Старший из трутней был искренне шокирован.
— Фредди купил Теннисона?
Младший сказал, что это подтверждает его подозрения. Фредди спятил.
— Ничего подобного! — сказал Трутень-с-Теннисоном. — Мотивы у него безупречные. То был стратегический ход, на мой взгляд — очень тонкий. Он хотел улестить девушку.
— Какую?
— Эприл Кэрроуэй. Жила она в Вустере, в местечке под названием Тадсли. Фредди собирался ловить там рыбу. Уезжая из Лондона, он встретил дядю, лорда Блистера, который посоветовал ему непременно зайти в Тадсли-корт, где обитала его давняя приятельница леди Кэрроуэй. Так Фредди и сделал сразу по приезде и, проходя по саду, услышал девичий голос, такой мелодичный, что заглянул в беседку, откуда он доносился. Тут он покачнулся и чуть не упал.
По его словам, девица была совершенством. Он был потрясен; он бы и сам не выдумал такой красоты. Ему и в голову не приходило, что в этих местах живут столь прекрасные дамы. Мысли о рыбной ловле поблекли; он понял, что находиться надо в Тадсли-корте, словно фамильный призрак.
Немного придя в себя, он расслышал, что девица читает стихи небольшой суровой девочке с зелеными глазами и вздернутым носом. Естественно, ему захотелось узнать, что это за стихи. В ухаживании очень важно единство вкусов. Выясни, что любит она и — глянь! — в тебе видят родственную душу.
Тут ему повезло. Девушка замолчала, положила книжку в подол, переплетом кверху, и уставилась в сторону северо-северо-востока, как свойственно ее полу, когда он устал от чувств. Увидев название, Фредди кинулся на почту и послал в Лондон телеграмму, чтобы ему прислали собрание сочинений лорда Теннисона. По его словам, он испытывал облегчение. Кто их знает, девушек! Могла она читать и Браунинга.
На следующий день, явившись в Тадсли-корт, Фредди зашел к леди Кэрроуэй и был представлен Эприл, ее дочери, а также зеленоглазой особе, которая оказалась младшей сестрой по имени Пруденс. Прекрасно. Однако не успел он бросить на Эприл пламенный взгляд, хозяйка произнесла что-то вроде «капитан Бредбери» и, как ни прискорбно, оказалось, что есть еще один гость. В кресле, с чашкой чая и крупным пончиком, сидел корпулентный субъект.
— Капитан служит в Индии, — пояснила леди Кэрроуэй. — Он в отпуске. Снял домик выше по реке.
— Да? — сказал Фредди, явно намекая на то, что это очень неприятно.
— Мистер Виджен, — сообщила хозяйка, — племянник моего старого друга, лорда Блистера.
— Да? — сказал и Бредбери, прикрывая зевок огромной ладонью. Становилось ясно, что дружба не заладилась. Капитан ощущал, что мир, достойный героев, не подходит для всяких Видженов; Фредди тоже не радовался загорелому усатому субъекту с глубоко посаженными глазами.
Однако он быстро оправился. Когда прибудет Теннисон, каждый займет свое место. Усы — еще не все, и загар — не все, не говоря о глубоко посаженных глазах. Для утонченной девушки главное дух, а за следующие дни Фредди ощутил, что этого духа в нем — на шестерых. Тем самым, он стал душой общества, и до такой степени, что вскоре капитан отвел его в сторону и посмотрел на него, как смотрел бы на афганца, который крадет полковые ружья. Только теперь оценил Фредди его размеры. Он и не знал, что наши воины так крупны.
— Скажите-ка, Приджен…
— Виджен, — поправил Фредди.
— Скажите, Виджен, вы тут надолго?
— О, да!
— Я бы вам не советовал.
— Не советовали?
— Ни в коей мере.
— Но мне нравится пейзаж.
— Без глаз все равно его не увидите.
— А куда они денутся?
— Да так, утратите…
— Почему это?
— Не знаю. Такое у меня чувство. Бывает, Пиджен, бывает. Ну, пока, — и капитан вскочил в двухместную машину, как цирковой слон — на бочку. Фредди же пошел в «Голубого льва», где находилась его ставка.
Стоит ли отрицать, что эта недолгая беседа навела Фредди на размышления? Он размышлял в тот же вечер над бифштексом с картошкой, размышлял и ночью, хотя лучше бы спать. Когда утром принесли яйцо, бекон и кофе, он все еще не унялся.
Человек он чуткий, и заметил в словах капитана угрозу. Что же делать? Такого с ним еще не бывало. Влюблялся с первого взгляда он двадцать семь раз, но все шло обычно — несколько дней порхал вокруг барышни, а потом, устав от него или почему-либо обидевшись, она его отвергала. Но тут было иначе. Тут в игру вошел новый фактор, ревнивый соперник, и это Фредди не нравилось.
С появлением Теннисона он приободрился. Случилось это на следующее утро, и Фредди сразу отмахал две трети «Девы из Шалотта». Позже он пришел в Тадсли-корт, готовый к действиям. Представьте его удивление и радость, когда среди гостей не оказалось капитана Бредбери.
Иметь соперником военного вообще-то плохо, одно хорошо — эти военные иногда уезжают в Лондон, чтобы пообщаться с кем-нибудь из своего министерства. Капитан уехал в этот день, и это все изменило. Фредди с веселым спокойствием ел тосты. «Деву» он кончил и был набит ее строками по самые гланды. Оставалось ждать случая.
И он наступил. Леди Кэрроуэй, уходя писать письмо, спросила Эприл, не хочет ли та передать что-нибудь дяде Ланселоту.
— Передай привет, — сказала Эприл. — Надеюсь, ему нравится Борнмут.
Дверь закрылась. Фредди покашлял.
— Теперь он там? — спросил он.
— Простите?
— Как вы помните, он жил в Камелоте.
Эприл воззрилась на него, уронив от полноты чувств хлеб с маслом.
— Вы читали Теннисона, мистер Виджен?
— Я? — удивился Фредди. — Теннисона? Однако! Господи, я его знаю наизусть!
— И я! — оживилась девушка. — «Бей, бей, волна о хладный серый камень…»
— Вот именно. А возьмем «Деву из Шалотта».
— «Причастен правде тот, кто петь умеет»…
— Золотые слова. А вот «Дева…» Да, удивительно, что и вы его любите.
— Он прекрасен!
— Мягко сказано! К примеру, в «Деве»…
— Как глупо, что над ним иногда смеются!
— Идиоты! Что им еще нужно?
Они восхищенно взглянули друг на друга.
— В жизни бы не подумала! — сказала Эприл.
— Почему же?
— Ну, вы такой, словно любите танцы, ночные клубы…
— Кто? Я? Клубы? О, Господи! Для меня нет большего блаженства, чем читать допоздна Теннисона.
— Вы любите «Локсли-холл»?
— Еще бы. И «Деву из Шалотта».
— А «Мод»?
— Нет слов. А вот «Дева»…
— Она вам нравится больше всего?
— О, да!
— И мне, конечно. Река всегда напоминает о ней.
— Вот именно! То-то я смотрю, что мне она напоминает. Кстати, не хотите завтра покататься на лодке?
— Завтра?..
— Найдем лодку, возьмем бутербродов с курицей… да, и с ветчиной…
— Понимаете, я обещала поехать завтра в Бирмингем. Капитан Бредбери хочет купить удочку. Может быть, в другой день?
— Прекрасно.
— И попозже.
— Великолепно. Зачем кататься утром? Лучше — в час, у моста. Дивно. Божественно. Полный блеск. Буду точно к часу.
Остаток дня Фредди провел в блаженстве, можно сказать — на небе. Но к ночи, попивая виски с содовой в «Голубом льве», он заметил, что на стол упала тень.
— Добрый вечер, — сказал капитан Бредбери.
Если верить Фредди, описать капитана могло бы только слово «зловещий». Брови его сомкнулись, подбородок увеличился на четыре дюйма, мускулы странно двигались, и в придачу слышался звук, напоминающий о вулкане. Так и казалось, что раскаленная лава вот-вот хлынет изо рта; и Фредди это не понравилось.
Однако он старался быть приветливым.
— А, Бредбери! — вскричал он с неестественным смехом. Правая бровь капитана настолько слилась с левой, что разнять их могла бы только машина.
— Насколько мне известно, — сказал он, — сегодня вы были в Тадсли-корте.
— Да-да! Очень вас не хватало, но вообще — приятно провели время.
— Так я и думал. Мисс Кэрроуэй сообщила, что вы пригласили ее на пикник.
— И верно. Пикник. Именно — пикник.
— Конечно, вы пошлете ей записку с отказом, поскольку вас срочно вызывают в Лондон.
— Не вызывают!
— Ну, отсылают. Лично я.
Фредди пытался встать выше оскорблений, что нелегко, когда ты сидишь.
— Я не понимаю вас, Бредбери.
— Хорошо, объясню. Утром в 12.15 есть прекрасный поезд. Вы на нем уедете.
