— Какая ты недогадливая!
— Да. Но, может быть, под презренным негодяем ты подразумеваешь себя? В таком случае, я догадаюсь легко. Описание достаточно точное.
— Пусть так, — ответил Колхаун, побагровев от ярости, но все еще сдерживаясь. — Раз ты считаешь меня презренным негодяем, то вряд ли я уроню себя в твоих глазах, если расскажу, что я собираюсь с тобой сделать.
— Сделать со мной? Ты слишком самоуверен, кузен. Ты разговариваешь, словно я твоя служанка или рабыня. К счастью, это не так!
Колхаун не выдержал ее негодующего взгляда и промолчал.
— Что же ты собираешься сделать со мной? Мне будет интересно это узнать, — продолжала она.
— Ты это узнаешь.
— Ты выгонишь меня в прерию или запрешь в монастырь? Или… может быть, в тюрьму?
— Последнее, наверно, пришлось бы тебе по душе, при условии, что тебя заперли бы в компании с…
— Продолжайте, сэр: какова будет моя судьба? Я сгораю от нетерпения, — сказала Луиза.
— Не торопись. Первое действие разыграется завтра.
— Так скоро? А где, можно узнать?
— В суде.
— Каким образом, сэр?
— Очень просто: ты будешь стоять перед лицом судьи и двенадцати присяжных.
— Вам угодно шутить, капитан Колхаун, но я дoлжнa сказать, что мне не нравится ваше остроумие.
— Остроумие здесь ни при чем… Я говорю совершенно серьезно. Завтра суд. Мистер Морис Джеральд… или как его там… предстанет перед ним по обвинению в убийстве твоего брата.
— Это ложь! Морис Джеральд не…
— …не совершал этого преступления? Это надо доказать. Я же не сомневаюсь, что будет доказана его виновность. И самые веские улики против него мы услышим из твоих же уст, к полному удовлетворению присяжных.
Точно испуганная газель, смотрела креолка на кузена широко раскрытыми, полными недоумения и тревоги глазами.
Прошло несколько секунд, прежде чем Луиза смогла заговорить. Она молчала, охваченная внезапно нахлынувшими сомнениями, подозрениями, страхами.
— Я тебя не понимаю… — сказала она наконец. — Ты говоришь, что меня вызовут в суд. Для чего? Хоть я и сестра того, кто… но я ничего не знаю и не могу ничего прибавить к тому, что известно всем.
— Так ли? Нет, тебе известно гораздо больше. Например, что в ночь убийства ты назначила Джеральду свидание в нашем саду. И никто не знает лучше тебя, что произошло во время этого тайного свидания. Как Генри прервал его, как он был вне себя от возмущения при мысли о позоре, который ложится не только на его сестру, но и на всю семью, как, наконец, он грозил убить виновника и как в этом ему помешало заступничество женщины, увлеченной этим негодяем. Никому также неизвестно, что произошло потом: как Генри сдуру бросился за этим мерзавцем и зачем он это сделал. Свидетелей этого было лишь двое.
— Двое? Кто же?
Вопрос был задан машинально и поэтому прозвучал почти спокойно.
Ответ был не менее хладнокровным:
— Один был Кассий Колхаун, другая — Луиза Пойндекстер.
Она не вздрогнула. Она не выразила никакого удивления. То, что было уже сказано, подготовило ее к этому.
Она только вызывающе бросила:
— Ну?
— Ну, — подхватил Колхаун, обескураженный тем, что его слова не произвели впечатления, — теперь ты меня понимаешь…
— Не больше, чем прежде.
— Ты хочешь, чтобы я объяснил яснее?
— Как угодно.
— Хорошо. Есть только одна возможность спасти твоего отца от разорения, а тебя от позора. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Кажется, понимаю.
— Теперь ты не откажешь мне?
— Теперь скорее, чем когда-либо.
— Пусть будет так. Значит, завтра… и это не праздные слова, — завтра в это время ты выступишь свидетелем в суде?
— Гнусный шпион! Прочь с моих глаз! Сию же минуту, или я позову отца!
— Не утруждай себя. Я не буду больше навязывать своего общества, если оно тебе так неприятно. Обдумай все хорошенько. Может быть, до начала суда ты еще изменишь свое решение. Если так, то, надеюсь, ты дашь мне знать вовремя. Спокойной ночи, Лу! Я иду спать с мыслью о тебе.
С этой насмешкой, почти столь же горькой для него, как и для нее, Колхаун вышел из комнаты. Вид у него был далеко не торжествующий.
Луиза прислушивалась, пока звук его шагов не замер.
Потом она беспомощно опустилась в кресло, словно гордые и гневные мысли, которые до сих пор поддерживали ее силы, вдруг исчезли. Крепко прижав руки к груди, она старалась успокоить сердце, терзаемое новым страхом.
Глава LXXXVI. ТЕХАССКИЙ СУД
Наступает утро следующего дня. Румяная заря, поднявшись из волн Атлантического океана, улыбается саванне Техаса.
Ее розовые лучи целуют песчаные дюны Мексиканского залива и почти в тот же миг освещают флаг форта Индж, в ста пятидесяти милях к востоку от залива Матагорда.
Утренний ветерок разворачивает полотнище поднимающегося флага.
Пожалуй, впервые звездному флагу предстояло развеваться над столь потрясающим спектаклем.
Можно сказать, что в эти ранние часы рассвета действие уже началось.
Вместе с первыми лучами зари со всех сторон появляются всадники, направляющиеся к форту. Они едут вдвоем, втроем, а иногда и группами по пять-шесть человек; прибыв на место, они спешиваются и привязывают лошадей к частоколу.
Потом они собираются в кучки на плац-параде и разговаривают или отправляются в поселок; все они, раньше или позже, по очереди заходят в гостиницу, чтобы засвидетельствовать почтение хозяину, который встречает их за стойкой бара.
Люди, собравшиеся здесь, принадлежат к разным национальностям — среди них можно встретить представителей почти любой страны Европы. Большинство из них — крепкий, рослый народ, потомки первых поселенцев, которые воевали с индейцами, и, вытеснив их с земли, орошенной кровью, построили бревенчатые хижины на месте, где были вигвамы, а потом занялись рубкой леса по берегам Миссисипи. Некоторые из присутствующих занимаются возделыванием кукурузы, другие предпочитают хлопок, а многие — из более южных мест — перебрались в Техас, чтобы заняться разведением сахарного тростника или табака.
Больше всего здесь плантаторов по призванию и склонностям, хотя вы встретите и скотоводов, и охотников, и лавочников, и всяких других торговцев, вплоть до торговцев невольниками.
Есть здесь и юристы, и землемеры, и спекулянты землей, и всяческие любители легкой наживы, готовые взяться за любое дело, будь то клеймение скота, поход против команчей или грабеж по ту сторону Рио-Гранде.
Их костюмы так же разнообразны, как и их занятия. Мы уже описывали их одежду — это те самые люди, которые собрались несколько дней назад во дворе Каса-дель-Корво; разница лишь в том, что сегодня толпа многочисленнее.
Впрочем, у этого собрания есть и еще одна особенность: сегодня вместе с мужчинами приехали и женщины — жены, сестры, дочери. Некоторые из них на лошадях — они остались в седлах; мягкие, с опущенными полями шляпки защищают их глаза от ярких лучей солнца. Другие расположились под парусиновыми навесами фургонов или за более элегантными занавесками карет и колясок.
Все сгорают от нетерпения. На сегодня назначен суд, о котором так долго говорили во всей округе.
Пожалуй, излишне говорить, что судить будут Мориса Джеральда, которого обычно называют Морисом-мустангером.
Не стоит также добавлять, что его обвиняют в убийстве Генри Пойндекстера.
Многочисленная толпа собралась не потому, что совершено тяжкое преступление, и не из-за интереса к убитому или предполагаемому убийце, которых почти никто не знает.
Этот же суд — верховный суд округа Увальд — не раз разбирал здесь самые разнообразные преступления: воровство, мошенничество и, наконец, убийства, — но присутствовало обычно только несколько десятков человек, расходившихся еще до вынесения приговора.
Что же привлекло такую большую толпу? Целый ряд странных обстоятельств, загадочных, трагических и, возможно, связанных с преступлением, о которых так много говорили.
Нет необходимости перечислять эти обстоятельства: они уже известны читателю.
Все собравшиеся в форте Индж пришли сюда, надеясь, что предстоящий суд бросит свет на еще не разрешенную загадку.
Конечно, и среди этой толпы есть люди, которые пришли сюда не из пустого любопытства, а потому, что они искренне заинтересованы в судьбе обвиняемого. Есть здесь и другие, взволнованные более глубоким и скорбным чувством, — это друзья и родственники юноши, которого считают убитым. Не надо забывать, что это пока еще не доказано.
Однако в этом никто не сомневается. Несколько не зависящих друг от друга обстоятельств позволяют предположить, что преступление было действительно совершено. Все убеждены в этом так, словно сами присутствовали при убийстве.
Они ждут только, чтобы услышать подробности, узнать, как это случилось, когда и из-за чего.
