ценил произведения Пушкина, он называл его «первым писателем, который вскрыл недостатки и смело говорил о них своему народу и правительству». [251] О большой любви Зайн ал-Абидина к русской культуре говорит и то, что его дети воспитывались русскими учителями и получили образование на русском языке, о чем он с гордостью пишет в своей автобиографии.
К концу 90-х годов в духовной жизни уже пожилого писателя произошел перелом. По его словам, он начал испытывать угрызения совести в связи с тем, что покинул родину и избрал себе спокойную жизнь вдали от нее. Он признавался, что когда, бывая в Стамбуле, встречал там своих соотечественников и слышал от них рассказы о нищенском положении иранского народа, о беззаконии, царившем в Иране, о деспотизме губернаторов и притеснениях чиновников, ему становилось стыдно за то, что он еще мало сделал для своего народа. В автобиографии он писал, что не мог больше говорить о любви к родине и своему народу и в то же время оставаться под покровительством русских властей. Всякий иранец мог упрекнуть его в том, что его слова расходятся с делом. Чтобы стать ближе к иранским эмигрантам, активно боровшимся против шахского правительства, Зайн ал-Абидин решил переехать из Ялты в Стамбул. Магазин и все его имущество были проданы за бесценок, и через три-четыре месяца он со всей семьей был уже в Турции.
В Стамбуле Зайн ал-Абидин встретился с иранским послом Мирзой Махмуд-ханом Ала ал-Мулком, который предложил ему перейти обратно в иранское подданство. Это было в 1900 г., т. е. 4 года спустя после убийства шаха Наср ад-Дина, когда иранский престол занял Музаффар ад-Дин, на которого многие иранские эмигранты, в том числе Малкум-хан и Зайн ал-Абидин, возлагали надежды, связанные с конституцией. При прежнем шахе, подвергшемся критике в «Путешествии Ибрахим-бека», не могло быть и речи о благосклонном отношении иранских властей к Зайн ал-Абидину. Теперь же он принял предложение и снова отправился в Крым, чтобы подать прошение русскому царю.
Переход Зайн ал-Абидина в иранское подданство расценивался всеми как безумство. Никто не верил, что он добровольно лишает себя покровительства России. Этому не хотели верить и русские чиновники, которые сначала даже не приняли у него прошение. Лишь после настоятельной просьбы Зайн ал-Абидина прошение было передано на подпись царю. Оформление документов тянулось четыре года и закончилось только в 1904 г. За это время Зайн ал-Абидин, бросивший торговлю, почти совсем разорился.
Последние годы своей жизни Зайн ал-Абидин провел в Стамбуле, где и умер в апреле 1910 г. в возрасте 72 лет.
Первую часть своего публицистического романа Зайн ал-Абидин закончил в 1887 г. Автор не считал себя писателем-профессионалом, поэтому послал рукопись на отзыв редактору газеты «Хабл ал-Матин» Муайид ал-Исламу Джалал ад-Дину ал-Хусайни. Роман был одобрен и через год напечатан издательством персидской газеты «Ахтар» в Стамбуле. Первое издание разошлось мгновенно, и в 1890 г. издательство «Хабл ал-Матин» в Калькутте выпустило второе издание. Вскоре в Каире появилось еще одно издание «Путешествия Ибрахим-бека».
Первая часть романа произвела на читателей огромное впечатление. Министры, ханы, консулы, муллы, купцы, поэты — все, кто подвергся в нем критике, предали анафеме Зайн ал-Абидина и его сочинение. Роман «Путешествие Ибрахим-бека» был запрещен к продаже, за его чтение в Тегеране было арестовано несколько человек. По-иному реагировали на выход этого произведения прогрессивные люди всего Ближнего Востока. В своих письмах они просили автора продолжить «Путешествие Ибрахим-бека». Один иранец, чтобы ускорить издание второй части, прислал Зайн ал-Абидину двести туманов — сумму, весьма значительную по тому времени.
Вторая часть была издана в Калькутте в 1906 г., третья — там же в 1909 г.
«Путешествие Ибрахим-бека» следует считать первым социальным романом на персидском языке, заложившим основы критического реализма в персидской прозе. Интересную оценку своему труду дал сам Зайн ал-Абидин:
«Я горжусь тем, — писал он, — что был первым писателем, который обнаружил и показал пороки и недостатки нашей страны и приложил все усилия, чтобы исправить их. Я поступил так, как делают европейские писатели, — прямо и открыто сказал о гнете, эксплуатации и невежестве сынов нашей родины.
«Я призвал наш народ к справедливости, подобно муэззину, призывающему к молитве, подобно петуху, возвещающему рассвет. Я рад, что был первым, никому не известным писателем, сумевшим зажечь светильник равенства, свободы и закона на страницах своего произведения». [252]
Зайн ал-Абидин довольно точно оценил значение своей литературной деятельности. Действительно, в персидской художественной литературе читатель еще не встречал столь всесторонней и смелой критики иранского феодализма. Пьесы Малкум-хана затрагивали лишь отдельные отрицательные стороны иранской действительности, к тому же они долгое время не издавались и были известны узкому кругу людей.
Роман был настолько восторженно встречен большинством читателей, что в первое время никто не обратил внимания на некоторые его недостатки в стилистическом отношении. Художественный уровень разных частей произведения неодинаков. Роман написан неровно. Великолепные образцы персидской словесности порой соседствуют в нем с сухим, маловыразительным текстом. К концу романа все чаще встречаются однообразные описания и повторы.
Задачи, которые поставил перед собой Зайн ал-Абидин, приступая к написанию романа, во многом определили его жанр и композицию. «Дневники», «путевые записки», «письма», «переписка» — формы жанра, наиболее удобного для критического описания состояния страны. Им пользовались задолго до Зайн ал-Абидина самые различные писатели, особенно просветители. Известны «Персидские письма» французского просветителя Монтескье, «Сентиментальное путешествие» английского писателя XVIII в. Л. Стерна, «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева. Этот жанр был хорошо разработан и на персидском языке. Прекрасным образцом дневника путешествия является «Сафар-наме» персидско-таджикского писателя XI в. Насир-и Хусрау. В Иране, как и на всем Ближнем Востоке, пользовалось широкой известностью философское произведение М. Ф. Ахундова «Три письма индийского принца Камал ад-Дауле к персидскому принцу Джалал ад-Дауле и ответ сего последнего». Многочисленные рукописные копии этого произведения переходили из рук в руки. Появились даже подражания философскому трактату Ахундова, к которым прежде всего следует отнести «Сад Хитабе» («Сто обращений») Ага-хана Кермани. Влияние «Писем Камал ад-Дауле» несомненно сказалось и на «Путешествии Ибрахим-бека», о чем свидетельствует не только одинаково критический подход их авторов к действительности, совпадение многих фактов и бытовых деталей, но и сходство художественных приемов. В обоих произведениях главным героем является молодой иранец, выросший за пределами родины, впервые ступивший на землю своих предков. И у Ахундова, и у Зайн-Абидина этот молодой образованный патриот, остро реагирующий на все, что он впервые видит в родной стране, служит рупором, через который автор высказывает свое резко отрицательное отношение к существующим
