Ведьма в Вальпургиеву ночь
С приходом апреля Анна почувствовала беспокойство. Неведомая звезда влекла её.
30 апреля было душным днём, и к вечеру гроза распахнула небеса, обдав землю холодными живительными струями, освежив ароматом цветов и трав.
Смелый ветерок забрался в неплотно закрытое окно, бросив на подоконник ветку жасмина.
Под блеск синих молний и колыхание деревьев Анна вышла в сад и медленно сбросила с себя покрывало. Тысячи капелек вошли в неё, ещё миллионы заструились по лицу, омыли тело, и душа её устремилась ввысь к клокочущим хмурым тучам, сизым и чёрным, как ночь.
Небесный мир будто ждал её, и когда небеса излили скопившуюся влагу, промыв мир как стёклышко, в сером небе появилась крылатая тень.
Это была огромная летучая мышь, колебавшая воздух гигантскими перепончатыми крыльями.
Луна лукаво выглянула из-за туч, и в это время часы на колокольне пробили полночь.
Летучая мышь заслонила вынырнувшую из облаков луну и закружилась над Анной, словно призывая к себе. Из лапок она уронила помело, которое медленно, будто пёрышко, опустилось на мокрую траву.
Анна всё поняла, и только она взялась за помело, как оно стало тянуть её за собою в небо.
Волнуясь, она медленно поднималась, наблюдая, как окружающий мир не спеша опрокидывается вниз, как высокие ветви деревьев шелестят совсем рядом, а в гнёздах замерли напряжённые птицы.
Анна глянула на отдалившуюся землю, прекрасную в её травяных, изумрудных красках, в блеске бриллиантов лунной росы.
Она видела, как тени деревьев то стремительно, то наоборот, медленно и лениво крались, пробегали по земле, стелясь причудливыми изменчивыми фигурами.
Она поднималась над двускатной черепичной крышей, чувствуя свежие потоки воздуха. Казалось в них можно купаться, как в волнах океана, и с возгласом «эх!» она сделала лихой кульбит в воздухе. Только сейчас Анна вспомнила, что обнажена, но удивительно, она не чувствовала ни холода, ни стеснения.
Ветер постепенно разгонял лениво наползавшие жемчужно-серые облака, внезапными порывами колебал деревья, ронявшие холодные капли. Он заиграл, словно оркестр, инструменты которого сложились в мелодию.
Анна легко узнала музыку Мендельсона и, пока звучала увертюра, она уже легко летела над садом, крепко сжимая помело.
В вихрях воздуха она видела копошащихся, весело шумящих людей, готовившихся к шабашу. Её взор изменился: барьеров теперь не существовало, зачастую глаз видел то, что недоступно непосвящённому человеку.
Она наблюдала не только множество существ, зверей и птиц, пробуждающихся в вихрях весеннего карнавала. Она могла лицезреть сонмища разнообразных – добрейших и благоприятных, злых и отвратных духов, на миг заполнивших пространство в воздухе, и тут же, мгновенно улетавших прочь, как будто по чьему-то мощному зову.
Тёмно-коричневые крыши и светло-серые стены домов на миг становились прозрачными, можно было разглядеть всё, что происходило внутри.
Прекрасные, совершенно нагие девушки и такие же голые, безобразные старухи, бородатые колдуны с весёлыми глазами и дерзкие горбатые карлики натирались чудодейственными мазями, колдовали у раскалённых чанов с волшебным варевом. Некоторые прыгали в огонь к гибким огненным саламандрам, другие пили чародейские отвары; иные шуршали пожелтевшими страницами древних книг или хрупкими, поскрипывающими манускриптами, ласково поглаживая жирных и мохнатых пауков, ныряли в казаны с кипящим молоком, обретали ослепительную красоту, а потом, распахнув шире окна и двери, а также через дымоходы и чердачные выходы взмывали в серо-голубое небо.
Флюгера на башенках крутились, звучали, будто музыкальные шкатулки, приветствуя сотни нагих, или покрытых лёгкими пелеринами тел.
Вся эта нагая масса парила в воздухе, неслась вперёд, используя в качестве летательного средства кто во что горазд!
Одни летели, оседлав пушистые мётлы, острые рогачи и вилы, а также усевшись на круглые сковородки, иные, словно баре - на венских стульях, а кто-то – верхом на летучей мыши, на чёрном петухе или козле; некоторые молодые ведьмочки предпочитали кабанов, а старухи - колдуньи - традиционные ступы или деревянные лопаты; колдуны, волшебники стремительно разрезали пространство на алебарде, каминных щипцах или на толстой трости - описать всё просто немыслимо!
Рядом с Анной, оседлав шпагу, летел невысокий, изящный человек с печальным лицом во фраке и в цилиндре. Ей показалось, что это цирковой клоун или фокусник. Он посмотрел на неё печальными глазами.
Анна, летя рядом, крикнула ему что-то весёлое и ободряющее, задорно показала язык, и он, наконец, улыбнулся в ответ и, как будто звезда проклюнулась в облаках.
Нагие тела ведьм летели над островерхими крышами, купаясь в лунных лучах, льющихся струями из прозвездившегося неба. Одна из них – старуха в ступе, с синими губами и пожелтевшим зубом, закружилась над Анной, снизилась и протянула костлявую руку. В раскрытых пальцах её с обломанными, почерневшими ногтями, сиял необыкновенной красоты лунный камень.
Анна на время замедлила полёт, зависла в воздухе, любуясь необычной драгоценностью. Она заглянула в гранёную плоскость и ахнула! Там была вся её жизнь, её встречи с Николаем, растерянность на вокзале, горькие слёзы и страдания, встреча со Скворцовым, приход к Дорнам. Это были её прошедшие годы и дни.
- Хочешь посмотреть своё будущее? - прошамкала старуха.
Анна вздрогнула, на миг задумалась, а потом отрицательно покачала головой, и старая ведьма залилась безобразным смехом, крикнула что-то и рванула дальше.
Город, казалось, не спал, по крайней мере часть его жителей была во власти весеннего карнавала. Множились и дробились огни, мелькая на улицах, в парках и садах.
По каменным мостовым бродила шумная толпа молодых людей. Их гортанные, весёлые голоса, а также звонкий раскатистый смех девушек заставлял дрожать стёкла, открывать окна, чтобы поглядеть на ночных безумцев.
Неустанно бренчали гитары и звучно пела труба. Молодые люди поначалу танцевали на широкой аллее в сиреневых лучах фонарей, затем добежали до городской площади, выложенной каменными плитами. Здесь пылал большой костёр, вокруг которого сгрудились, пили и веселились ночные бродяги. Потом они зажгли факелы, полоскавшиеся на ветру голубыми огнями.
Влюблённые юноши, словно соревнуясь друг с другом, пели надрывные серенады, а возлюбленные ими девушки отвечали им знаками благосклонности, изящно роняя с балкона перчатку или цветок.
Тайные любовники, пользуясь крепким, беспробудным сном мужей в такую ночь, неустанно рвались к своим любовницам, пытаясь залезть к ним по вьющемуся винограду, или по водосточной трубе, а те, к кому они так стремились, со смехом бросали им на мостовую ключи с голубыми или алыми лентами.
Серебристый заливистый смех, свирепый хохот, пенье перемежались с жалобными воплями и скорбными стенаниями.
Анна видела, как призрак одного старинного каменного дома с башенкой хрипло и неустанно взывал к празднующим, не имея возможности выбраться из запертых стен, пока, наконец, ему не подсказали со смехом:
- Печь...дымоход...труба, увалень!
И он, выскользнув из печной трубы, присоединился к сонмищу духов, летящих на север.
Сильные удары сотрясали чуть треснувшие стены другого обветшалого дома. Черепица падала вниз, обваливалась фигурная лепнина с фронтонов.
Скелет замурованного человека стучался о стену лбом, тонкими руками и острыми коленями. Наконец стена рухнула. Мертвец в истлевших одеждах, словно сказочный скороход, помчался к выходу из города.
По брусчатке шагал длинными тонкими ногами, словно циркуль, худой кукольный мастер, хорошо знакомый Анне. Рядом с ним ковыляли его безобразные и прекрасные создания - куклы разного чудного вида.
Вылезший из подземелья полуразрушенного дома страшный одноглазый карлик рылся и скрипел под корнями старого дуба.
Наконец он выволок из тайника сундук, с которого спадали комья земли. Взломав крышку, он набил карманы золотом. Затем, выйдя на улицу, разбрасывал деньги. Они падали дождём, подпрыгивая на камнях.
