- А разве разумно было прятать волчиху на складах, при стольких воришках, при возможности ее обнаружения в любой момент? - спросил Калым. - Столько народу там шастало! Это ж - волчиху и себя самого на разоблачение отдать. Не увязывается с предусмотрительностью и осторожностью Тяпова.
- Увязывается - если вспомнить, что были два склада, залезть в которые и мысль никому в голову не приходила, - возразил Высик. - Пренебрежение среди местных жителей к тому, что на них хранилось, охраняло эти склады лучше любых запоров. А уж уговорить волчиху сидеть тихо Тяпов умел.
- Конечно! - Калым хлопнул себя по лбу. - Склады с книгами! Действительно, самое безопасное место во всей округе. И вашего предшественника нашли мертвым возле одного из этих складов?
- Нет, в стороне. У складов с мануфактурой. Тяпов явно предпочел напасть на него в том месте, которое не давало бы прямой наводки...
- А как же врач? - спросил Калым. - Он-то там бывал?
- Врач набрал разом запасец книг и несколько месяцев разбирался с ухваченным, пополнять библиотеку не лазил. Тут ему повезло. Побывай он там в январе-феврале - и он бы тоже познакомился с оборотнем...
- Он вернулся? - спросил Калым. - Особист выполнил свое обещание?
- Да. Через пять дней объявился, совершенно ошалевший. Сперва его дело затребовали наверх, в Москву, перевезли его из местной тюрьмы в Бутырки, и он уж решил, что из него решили сделать руководителя крупного антисоветского заговора, центральную фигуру для пропагандистского открытого процесса, и приготовился к пыткам и смерти - и вдруг его вызывают, и говорят, что в его отношении ошибка вышла, и он свободен... Больницу расширили, он стал главврачом, руководил коллективом. Мы с ним довольно долго трудились бок о бок, до пятьдесят восьмого года, когда ему предложили комнату и работу в Москве. Уезжая, он оставил мне экземпляр своих законченных переводов.
- Вы их сохранили?
- Так и храню, - пожал плечами Высик. - Перечитываю иногда. Насчет качества судить не могу, но для меня в них явственно ощущается дух тех лет. И ночные страхи, материализовавшиеся то в оборотнях, то в арестах, и полумысли, стиравшие грань между снами и реальностью, и мерзлые рельсы, и бараки, и кровь, и смрад. Наша жизнь отпечаталась на этих переводах; не знаю, по замыслу врача отпечаталась или непроизвольно, из-за того, что он слова из нашей жизни черпал - а может, мне их жизненность лишь мерещится, из-за обстоятельств, при которых они мне достались. Мда... мне там одно особенно нравится, про поганого старичка, который всю жизнь был дерьмом и барахлом, а теперь пытается подводить свои ничтожные итоги. Прямо вылитый я... Но это уже к другому разговору.
- Сколько же всего человек оборотень убил? - спросил Калым.
- Я думаю, вот этих пятерых, не больше, не меньше. Исчезнувших и сомнительные случаи - как с Зюзиным - я в расчет брать не стал бы. Понимаешь, ведь для оборотня было важно свой почерк соблюсти, чтобы в погибшем сразу признавали именно его жертву - впечатлялись, ужасались, запоминали. Он не стал бы ни прятать трупы, ни убивать так, чтобы его броской «росписи» на убитых не стояло. Недаром он и оружие особое подобрал – наверно, приобрел у того же сторожа, брата инвалида. А может, и без его ведома со склада упер. Насчет Занюка я думаю, он на станцию помчался не народ звать, а за обрезом. Он ведь в поселке при станции жил, в Митрохино у друзей гулял, а обрезы тогда у многих были припрятаны. Увидел, надо полагать, волчиху и присвистнул: «Ух ты, какая волчья шапка получится! Да на одну шкуру два дня гулять можно будет! И фиг с два бабка жаловаться пойдет – ее соседи заживо съедят, если узнают, что она волка держит...» А Тяпов в это время был при волчихе, все понял, если и не все слышал, вот и поспешил опередить... Может, это деталь и не очень существенная, но все-таки стоит тебе ее представлять – для характеристики той эпохи, так сказать, для общего понимания.
- Да... - кивнул Калым. - Картина в целом сложилась ясная. Есть кой-какие шероховатости, кое-что не уточнено до конца... В главном, однако ж, мы знаем, что и как было.
- Ты в этом уверен? - вдруг хмыкнул Высик.
- То есть? - выпрямился Калым.
- Я тут тебе целую систему выстроил, с маниями, складом мышления и прочим, чтобы вытащить наружу мотивы поступков Тяпова. Стройная система, ничего не скажешь, но, как и в любой подобной системе, есть в ней излишняя сложность. А если без сложностей? Если предположить, что волк не сбегал никуда, а умер - может, еще в дороге?
- Погодите, погодите, - перебил Калым, - разве парализованный и его мать не видели волка? Ведь они рассказывали вам, что волк сбежал, когда Тяпов переселял с их подворья волчью семью, верно?
- Не совсем, - указал Высик. - Если вспомнишь, их фразы звучали достаточно расплывчато. В них не конкретизировалось, когда именно сбежал волк, видели ли волка они лично или только со слов Тяпова знали о его существовании... А уточнять, что они имеют в виду, я не стал. Намеренно не стал. Во-первых, не хотел получить вдруг не тот ответ. Во-вторых, так приятно было, при помощи по-детски хитренького и наивного увиливания от ясности, оставить себе ма-а-ленькую форточку в неизвестное, в почти уничтоженную тайну... Неважно это все. Ты что, еще не понял, куда я гну?
- Чего тут не понять? - пробурчал Калым. - Если волк погиб и если Тяпов был оборотнем, то, значит, Тяпов, в волчьем обличье, и стал главой семейства и отцом волчат...
- И какие тогда еще объяснения и мотивации нужны! - подхватил Высик. - Он защищал свою семью и свое потомство. И этим все сказано! Всем мотивам мотив, глубже и четче некуда! Не надо копаться в психологии, ничего не надо!.. Конечно, - добавил ехидный старикан, -- тогда возникают технические сложности: зачем в этой истории то и это, куда девать те лишние детальки, которые остаются от разобранных и вновь собранных часов и без которых часы, по какой-то странной своей прихоти, не желают работать? Зачем Тяпову нужна была секира, например? Плевать. Мой долгий опыт показывает, что технические сложности всегда значат меньше психологических. Когда найдешь предельно простое, а потому и предельно надежное, психологическое объяснение - все остальное обязательно приложится! Да, знаешь, мне иногда кажется, что в темноте я перепутал лощины. Что на самом деле я убил волка именно в той лощине, где наутро нашли труп Тяпова.
- Перепутали? С вашей-то ориентировкой на местности? - невольно вырвалось у Калыма.
- И на старуху бывает проруха! - весело отозвался Высик. - Ну-ка, задам я тебе тест на внимание. Что повисло в воздухе, о чем я не досказал? Какие линии оборвал, а?
- Дайте подумать, - нахмурился Калым. - Ага... Во-первых, вы ничего не сказали о том, взял ли врач снег с кровью - на анализ в Москву и каков был результат. Ведь он бы наверняка рассказал вам об этом. Во-вторых... Да, а куда делась та пуля, которую вы нашли у инвалида Коли? Кстати, что с ним и с его женой случилось?
- Пулю я потерял, - сообщил Высик. - Да-да. Как это ни смешно. Засуетился. Забегался. Потом так и не смог ее найти. Инвалид Коля и его жена... Срока свои получили. А с анализом крови... Понимаешь, с ним какая петрушка вышла. Кровь оказалась не человечьей. Это установили сразу же, без проблем. И врач завез образец в одно ветеринарное учреждение, где были у него приятели. Там ему сообщили, что, да, кровь волчья или собачья, но есть странность с ее химическим составом. «Понимаете, - сказали ему, - можно предположить, что это кровь только-только родившей суки. Но тогда непонятно, ни как она родила, ни кого родила. Ее потомство еще в утробе сильно недополучало кальция. Оно просто не могло нормально развиваться. У них не сложилось бы полноценной костной системы. Интересно было бы взглянуть на ее щенков. Ничего не понимаем... Скорей всего какая-то ошибка. Или образец слишком нечист, или лаборантка могла напортачить при его обработке. Послевоенные сложности, понимаете... Потому что, если ошибки нет, то ваша сука, - тут говоривший даже голос понизил, - попросту родила беспозвоночных. А такого быть не может. Лучше всего - сделайте повторный анализ. Пари держать готов, этот анализ мы попросту запороли по каким-то причинам.» С тем врач и приехал ко мне. Поэтому он и не удивился, найдя свежеродившую волчиху.
