— Вот как ты заговорил? — глубокий, бархатный бас Творца звучал громко и ясно, очень сильно контрастируя со смыслом того, что он говорил, — Похоже, придётся доносить до тебе истину тем же способом, каким котёнку объясняют, где можно гадить, а где нет. А то гордо творишь дурь несусветную, пророка из себя корчишь, а сам как пребывал в омрачении, так и продолжаешь в нём пребывать. Или посмеешь возражать?
— Мне надо было бросить на самотёк и друзей, и Нисари с его сподвижниками-садистами и засесть за медитацию лет на «…надцать»⁈ — зло огрызнулся Шелд. Огрызнулся и понял, что «Творец» тоже понял, что он и сам понял, какую чушь сморозил.
— Похоже, ты умудрился забыть всё, что тебе говорил Учитель, отправляя на перерождение в этот мир, — всё тем же бесстрастным голосом проговорил через некоторое время «Творец», — Насколько далеко по Алмазному пути ты продвинулся за тот срок, что был отмерен тебе здесь? Попробую угадать: ты в очередной раз не сделал даже нёндро [152]? А ты к нему хотя бы приступил? Четыре недели двадцать лет назад, когда магии лишился, попрактиковался и снова взялся за старое? Все те практики, что ты давал в своём Ордене, не несут никакой просветлённой искры. Потому как её в тебе самом сейчас не отыскать даже под микроскопом! Ты критикуешь созданную мной почти пять тысяч лет назад религию, а сколько просуществует твоё учение без тебя самого? Или ты считаешь, что будешь жить вечно? Надеешься на свою систему управления перерождениями? А тебе не кажется, что единственный способ вернуть тебя на пути бодхисаттвы — выдернуть из этого мира прямо сейчас?
Рислент вздрогнул, услышав эти страшные слова, прозвучавшие для него смертным приговором. Да, он действительно всё время полагал, будто в запасе у него достаточно времени на практику, что можно будет заняться ею «сразу, как только разгребёт текучку». И сейчас его «с деликатностью слонопотама» потыкали носом в тот принеприятнейщий факт, что текучка не разгребается уже пятнадцатую жизнь. А он — смертен. И смерть, как обычно, подкралась совершенно неожиданно. Если сейчас пришёл его последний час в этом воплощении, то придётся признать, что он к такому концу оказался совершенно не готов. Все начинания — не закончены, сам — ни чуть не более просветлённый, чем обычно. И, главное, нет никакой возможности помешать этому сверхмогущественному существу сделать то, что он сочтёт правильным.
— Хорошо, не буду даже пытаться возражать, — проговорил он, после довольно долгого раздумия, — Но незаконченные мной дела разруливать придётся тебе. И уж потрудись сделать это лучше, чем сделал бы я.
— И ты не хочешь попросить меня ни о чем ином, кроме этого?
— Даже об этом не прошу. Всего лишь констатирую очевидное. Устраняешь меня, значит дальше сам несёшь всю ответственность за происходящее. А просить о чем бы то ни было не буду.
— Гордый такой? Или думаешь, что просить бесполезно?
— Не важно. Делай, что собрался.
— У тебя ещё есть время. Не хочешь использовать его для осознания и осмысления прожитой жизни?
Не удостоив «Творца» ответом, Шелд опустился на пол, и, скинув обувь, скрестил ноги в медитативной позе.
— Перед смертью не намедитируешься, — хмыкнул хозяин положения, однако мешать или как-то ограничивать сей порыв не стал.
Перед мысленным взором Шелда появилась Эридика, из-за спины которой на него с грустными лицами смотрели Аресса и Лорейн, Рой и Ромм, Крас и многие, многие другие. Все те, с кем остались незаконченные дела или невыполненные обещания. Попаденец прекрасно осознавал, что предаваться печали сейчас не время и не место, что что-то изменить теперь не в его власти. Потому выдохнув, мысленно отпустил этот мир. Плохо ли, хорошо ли, но свой путь он прошёл до конца. Не сказать, что отсекание наиболее значимых привязанностей, возникших в этой жизни, далось ему так уж легко, но по истечении довольно длительного времени он ощутил внутри если и не абсолютное спокойствие, то нечто весьма к нему близкое. Открыв глаза, Рислент посмотрел прямо на «Творца», молча, не желая попусту сотрясать воздух.
— Всё осмыслил? — не дождавшись никакой реакции от гостя, поинтересовался хозяин, сохраняя всё такое же безучастно-умиротворённое выражение лица, будто речь шла о чём-то совершенно обыденном.
— Всё, — немного помолчав всё же ответил Шелд.
— Хорошо. Чанг [153] будешь?
Рислент непонимающе моргнул и с неподдельным изумлением уставился на вопрошающего:
— Чего буду? Какой ещё чанг?
— Какой чанг? — на лице Творца отобразилась первая, с начала разговора эмоция — удивление, — Тибетский, естественно! Не хочешь чанг, могу подогнать пивка или винишко, мне не жалко. Или ты думал, что я по поводу нашей встречи поляну накрыть пожадничаю?
Попаденец встряхнул головой, отгоняя морок.
— Это что-то вроде последнего пира приговорённого к казни? Нет, спасибо, предпочитаю перерождаться на пустой желудок и трезвую голову.
— Нет, это моя простава по поводу встречи со старым дружбанчиком, Цэрином Тинджолом.
Вот это было действительно неожиданно. Только один человек мог бы сказать то, что только что прозвучало.
— Норбу? Норбу Тобгял? Ты⁈ — всё ещё не веря самому себе уточнил он.
— И да, и нет.
— Это как?
— Норбу реализовал радужное тело [154] почти пять тысяч лет назад. Здесь на хозяйстве оставил слепок своей личности в день паринирваны [155], вселённый в кибермага. Должен же был кто-то тебя тут встретить и мозги вправить. Ты же пророчество читал, так что твоё появление тут было ожидаемо.
— Значит ты кибермаг?
— Не, я твой друг, чьё сознание проявилось сейчас в этом теле. Мы, Будды, вообще ребята мобильные, одним физическим телом не слишком ограниченные.
— И несмотря на нашу дружбу ты собираешься меня убить? — чуть подумав, решил уточнить снова помрачневший Шелд.
— Когда я тебя собирался убить? — изобразил возмущение, явно переигрывая, Творец-Норбу.
— Когда сказал, что выдернешь меня из этого мира прямо сейчас.
— Ох, горе то какое! Дефицит внимания поразил друга моего! — театрально изобразил страдание просветлённый, — Ты уши раскрывать во время разговора не пытался? Я, строго говоря, просто спросил. В целях повышения образованности. А ты всё остальное сам додумал. Как обычно. Потому, что я своим вопросом и в самом деле в точку попал.
— То есть я ещё тут поживу?
— Живи, раз так привязался к этой иллюзии, — покладисто пожал плечами Норбу.
— Интересный оборот. А ты сколько раз до просветления перерождался?
— Если надеешься найти утешение, что не один ты такой раздолбай, то не выйдет. Всего три, включая ту жизнь, что здесь. Если бы ты в момент смерти клювом не щёлкал, то тоже уже давно бы пробежал эту дорожку. Хорошо, что Учителю надоело ждать и он решил форсировать события. Его обещание, надеюсь, помнишь?
— Помню, — скривил лицо Шелд, — Тебе смешно, а мне он пообещал все последующие перерождения в женском теле…
— И?
— Что «И»⁈ Как будто сам не знаешь, насколько в средневековье паршиво быть женщиной! Особенно, если помнить свои предыдущие мужские воплощения!
— У, какие у тебя фантазии. А ты не подумал, что учитель на что-то совсем иное тебе так тонко и тактично намекал?
— На что?
— ДА НА ТО, ЧТО ТЕБЕ ПХОВУ НАДО БУДЕТ СДЕЛАТЬ, дятел ты железноголовый!
— А как… Что? Он имел ввиду, что заставит меня переродится в теле красной дакини [156]⁈
— Ты Учителя то не недооценивай. Если сделаешь пхову, то да, в теле красной дакини в Чистой Стране. А если опять прощёлкаешь, то сексапильной красавицей в раннем средневековье. Учитель слов на ветер бросать не станет. И страданий тебе щедрой рукой отсыплет так, чтобы мотивация в следующий раз зашкаливала.