– Одну секунду. – Женщина вышла из комнаты.
Ранмакан поглядел ей вслед, стараясь увидеть, что там за дверью, но увидел только часть такой же зеленой стены коридора.
В коридоре Кирочку ждала тетя Миля. Она не выдержала и прибежала к двери госпиталя, и стояла здесь, слушая по внутренней связи происходящее, и надеялась, что ее помощь может понадобиться. Она стояла рядом с кухонным Гришкой и смотрела, чтобы тот по услужливости не открыл колпака, под которым стоял куриный бульон и сухарики – не дай бог, микробы пролезут.
– Ну как он? – спросила она у Кирочки, которая взяла поднос из рук Гришки. – Оживает?
– Вы же слышали, тетя Миля. – Кирочка показала подбородком в сторону динамика, в котором успокаивающе журчал голос Павлыша.
Ранмакан не отвечал доктору. Тот уже представился: доктор Павлыш. Непонятное, странное имя. Его и не произнесешь. Ранмакан старался привести в порядок мысли, но они никак не хотели приходить в порядок. Ранмакан только понимал, что случилось нечто очень страшное и необычное, если в городе распоряжаются уроды с пятью пальцами. Вошла женщина с желтыми волосами. Она несла поднос, накрытый прозрачным колпаком. На подносе стояла чашка с чем-то дымящимся. Чашка была знакомой (Бауэр настоял, чтобы посуду для кормления пациента принесли из города). Ранмакан понял, что голоден.
Женщина подошла к куполу, покрывающему его кровать, и приставила колпак с подносом к прозрачной стене. Странным образом колпаки объединились, как объединяются мыльные пузыри, если их осторожно приблизить друг к другу. Ранмакан ощутил, как подушка и верхняя часть кровати медленно поднимаются, заставляя его сесть, а сбоку, из стены, вдруг вылез столик и повис у него перед грудью. Поднос, не разорвав пленки купола, проник в замкнутый мир Ранмакана и лег на столик.
– Если вам неудобно есть при нас, – сказал Павлыш, – мы может уйти.
– Нет уж, – ответил Ранмакан. – Я тут не хозяин.
Он решил пока не задавать вопросов. Вспышка собственного страха была ему неприятна и снижала его шансы обмануть тюремщиков, убежать, скрыться от них. Надо держать себя в руках, будь они хоть злые драконы.
Павлыш уселся в кресло пульта.
Ему за последние дни пришлось пройти три сеанса гипноза, пока он разобрался в принципе действия этих приборов. Теперь все в порядке. Павлыш не смотрел в упор на первого человека планеты, но краем глаза видел его и отлично знал, что творится у того внутри: и как работает сердце, и насколько напряжены нервы. На минутку он отключил лингвиста и спросил по внутренней связи корону Вас, не стоит ли ввести успокаивающее. Тот ответил, что не надо: организм отлично справляется с нагрузкой.
Ранмакан подозрительно взглянул на Павлыша. Тот снова говорил на непонятном языке, таился – значит, замышлял что-то. Ранмакан по натуре был недоверчив. Недоверчивость – одно из основных качеств бедного человека в большом городе. Ранмакан мало кому верил.
Ранмакан допил бульон, взял последний сухарь и, хрупая им, присматривался к Павлышу.
Павлыш убрал посуду. Наступило неловкое молчание. Ранмакан ждал, что скажет доктор. Доктор глядел на Ранмакана, думал, как это сделать лучше, легче, безболезненней. Перед ним сидел, опершись на подушку, человек с очень бледным, голубоватым лицом и с иссиня-черными прямыми волосами. Кожа на скулах, казалось, оттягивала книзу углы его черных глаз, делая выражение лица скорбным. Туго сомкнутые губы также были опущены уголками вниз. Щеки и подбородок гладкие.
«Волосы на лице не растут», – подумал Павлыш.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Ранмакан из Манве.
– Манве – это город, в котором вы живете?
– Да, это город. Чего спрашивать? Вы и без меня знаете.
– Нет еще, – ответил доктор, и по всему видно – сказал правду. – Сколько вам лет?
– Тридцать.
«Значит, тридцать четыре по нашему счету, – подумала Кирочка. – У них год длиннее».
– У вас есть семья, родственники?
– Никого у меня нет. – Ранмакану допрос не нравился. – Возьмите мои документы и посмотрите.
– Документов ваших у нас нет.
– А зачем вам все про меня знать?
Ранмакан думал, что на такой наглый вопрос последует вспышка гнева тюремщика. Но тот сделал вид, что не обратил внимания на вызывающее поведение пленника.
– Мы очень мало знаем о вас, – объяснил Павлыш. – И нам, очевидно, в будущем придется работать вместе. Вот и хочется познакомиться.
– Так не знакомятся, – ответил Ранмакан. – Вы все у меня хотите узнать, а про себя – ни слова.
– В свое время сами расскажем. Хорошо, что у вас нет семьи.
– Почему?
– Потому что она погибла бы.
– Как так?
– Погибла бы в той войне, жертвой которой стали и вы.
– Ну, меня не сильно повредило. А что, большие жертвы?
– Да, большие.
– А вы – санитарный отряд, благотворители?
– В какой-то мере, мы – санитарный отряд.
– Тогда развяжите меня и отпустите. Я здоров.
– Вы не связаны. Скоро вам принесут одежду, и тогда сможете встать с постели. Но вряд ли вам удастся сейчас уйти отсюда.
– Ага, так я и знал. Я у вас в плену.
– Нет, Ранмакан из Манве, – сказал доктор. – Вы в плену у себя. У своего города, у своего мира.
Ранмакан посмотрел на женщину с желтыми волосами. Та сидела не шевелясь и перебирала пальцами – как у них много пальцев – край белой одежды. Волнуется. Ранмакан чувствовал приближение чего-то страшного, не направленного против него лично, но тем не менее очень страшного; он хотел бы оттянуть это страшное, которое таилось в ответах на его же вопросы, а тогда надо бы замолчать и ничего не спрашивать, но Ранмакан не мог остановиться.
– Что случилось с городом? – спросил он.
Он не хотел, чтобы ему отвечали, он уже знал ответ.
– Ваш город погиб, – ответил доктор.
Ранмакан почувствовал, что он, маленький, одинокий, голый и беззащитный, как насекомое, приколотое к листу бумаги, виден всем и подвластен всем бедам.
– Так, – сказал Ранмакан, и веря и не веря доктору. – Город погиб. А люди?
– Люди погибли тоже.
– И что же, я один живой остался?
– Да, вы один.
– Как же?
– Вы разрешите, я отвечу на этот вопрос позже? – спросил доктор. – Это довольно опасно.
– Нет, – возразил с неожиданной яростью Ранмакан. – Вы мне ответите сейчас. Сейчас же!
– Хорошо. Но правда будет горькой.
– Все же лучше, чем вранье. Мы проиграли войну?
– Никто войну не выиграл.
– Мир?
– Обе стороны проиграли войну, – сказал доктор. – Никто не выиграл. Все погибли.
– А вы?
– Нас тогда не было на вашей планете.
– Так… А где же были? По небу летали?
– Мы жили у себя дома, на других планетах.
– Вы что же не с Муны?
– Если Муна – название вашей планеты, то тогда мы не с Муны. Мы даже не из вашей звездной системы.
– А что вы тут делаете?
Ранмакан задавал вопросы быстро, не успевая осмыслить ответы на них, еще не до конца понимая, что же произошло, и не вполне веря своим ушам и своим глазам. Хотя все это не было сном, реальность оказалась непонятной, хуже любого сна.
– Мы прилетели, чтобы помочь вам.
– Мне?
– Всем вам, кто жил на Муне.
– А много осталось?
– Никого.
– А у них, у пьи?
– Это ваши враги? Тоже никого. Ваши бомбы уничтожили всех людей на планете.
– Этого не может быть!
– Это случилось. Мы узнали об этом слишком поздно. И когда прилетели, никого не застали в живых.
– И я один…
– И вы тоже погибли.
– Так я на Дальнем свете?
– Нет, вы живы. Мы, если можно сказать, воскресили вас.
– Я был мертв?
– Да.
– И сколько времени?
– Больше года.
– Но я только вчера…
Ранмакан осекся. Они говорили правду. Они, конечно, говорили правду, просто такую невероятную правду, что в нее нельзя поверить. И вот он один, и, может, это даже не он, не настоящий он…
– Мы надеемся, что вы будете не одиноки. Так же, как мы вернули к жизни вас, мы постараемся вернуть к жизни других людей.
– Ему надо отдохнуть, – напомнила Кирочка.
– Отдыхайте. Мы потом придем, – решил Павлыш.
Ранмакан не возражал. Он не хотел спать, но ему было лучше остаться одному.
Павлыш и Кирочка вышли из комнаты. Перед уходом Павлыш включил автоматику. Если человек станет буйствовать, автомат усыпит его.
Но Ранмакан не собирался буйствовать. Он закрыл глаза и лежал неподвижно. Только приборы продолжали отмерять биение его пульса и дрожь его нервов.
На следующий день Ранмакан вместе с Павлышом поднялся на мостик. Загребин включил для него экран, и Ранмакан долго стоял, вглядываясь в расплывчатый за сеткой дождя город, в разрушенные дома и пустые улицы.
Он был единственным человеком на планете. Он не знал, можно ли верить пришельцам, обещавшим найти и вернуть к жизни других людей. Ранмакан находился во власти тупого длительного шока; он мог есть, спать, наконец, говорить, пользуясь черной коробочкой; он старался верить в то, что кроме него не осталось на планете ни одного живого человека, что воздух планеты смертелен для людей, что уже год, как нет в живых ни продавщицы в магазине порта, ни его начальника – впрочем, чего его жалеть? – ни полицейских в синих шлемах, ни соседского парнишки, который построил из фанеры автомобиль.
