Нож – не сабля, нож охотник не выронит никогда, и Скор, прыгнув из неудобного положения, с четверенек, ножа не выронил, а бросил нарочно, испугавшись, что левая рука сама найдёт жертву. Удар сабли пришёлся на полвершка мимо, а времени для нового замаха Скор не оставил; клинок брякнулся на сухую наманскую землю.
Скор готов был влепить своей спасительнице хорошую затрещину, чтобы в следующий раз понимала, кого следует рубить, а кому спасибо сказать надо, но почувствовал вдруг, как бьётся сердце в тонкой фигурке, которую он облапил, готовый сломать, ежели она вновь вздумает напасть. И Скор, вместо того чтобы заорать грозно, принялся успокаивать девушку, слабо бьющуюся в его объятиях:
– Что ты, перепугалась? Думала, я тоже оборотень, как этот?
– Ты хуже! – выкрикнула девушка, отпихивая Скора. – Грязный варвар! Убийца!
Вот те раз! Чего угодно ожидал Скор услыхать от спасённой, только не это.
Скор встал, не глядя на девушку, подобрал оружие, перепоясался и лишь затем сухо произнёс:
– Варвары – это те, что на конях скачут. А мы – лесной народ, у нас таких глупостей отродясь не бывало.
Казалось бы, простые слова, однако на обеих девиц они подействовали так, словно в лесу совсем рядом упала от ветра старая неохватная осина, рухнула, ломая сосны и берёзы, ударилась о землю, заставив разом дрогнуть весь лес и ужаснуться его обитателей. Та из девушек, что сидела, замерев, и никак не участвовала в схватке с оборотнем, вдруг завыла тонко и принялась отползать спиной вперёд. А та, что не испугалась рубануть чудовище саблей, а потом и напасть на самого Скора, выдохнула, словно прощаясь с жизнью, прощаться с которой следовало пару минут назад:
– Ты лесной колдун?..
– Какой же я колдун? Колдуны с бунчуками ходят, а я простой охотник…
Скор не договорил. Заметив краем глаза опасное движение, ударил саблей и лишь потом осознал, что оборотень с отрубленной лапой и вспоротым животом, с пробитым сердцем и иными смертельными ранами всё же попытался завершить превращение и вцепиться во врага. На то она и нежить, что не просто её убить. Как отнять жизнь, которой нет?
Скор ещё раз взмахнул саблей, пытаясь отрубить голову, которая осталась наполовину человеческой, наполовину волчьей, но не сумел; головы рубить тоже нужна сноровка. Тогда он повернулся к девушкам:
– Вставайте и пошли отсюда.
– Ле-е-есно-ой к-кол-ду-у-ун!.. – продолжала подвывать та, что постарше.
Скор понял, что ещё немного, и она взорвётся визгом, перед которым померкнут умения карлы. Скор шагнул к напуганной девке и закатил ей звонкую оплеуху.
– Живо вставай!
Подняться на подкашивающиеся ноги она не сумела, но вой, во всяком случае, прекратился.
– Ну а ты… – обратился Скор ко второй девушке. – Ты же умница. Ты храбрая… Пойми, сейчас из кустов ещё кто-нибудь выпрется. Нельзя тут оставаться. Сожрут…
– А там – ты сожрёшь, – произнесла девушка, хотя ненависти в её голосе заметно поубавилось.
– Да не ем я людей! – рявкнул Скор недопустимо громко. – Кто только напридумывал такой чепухи? Голову бы ему умную оторвать… Вставай. Уходить надо.
Девушка, не коснувшись протянутой руки, поднялась, наклонилась над подругой, что-то шепнула ей и помогла подняться.
Скор заглянул за куст, из-за которого выпрыгнул оборотень. Там лежал труп ещё одной молодой женщины, вернее, части этого трупа. Никакой зверь не способен с такой лёгкостью разорвать на куски человеческое тело. Для этого нужна сила оборотня или иной нечисти.
Наверное, не стоило этого делать, но Скор подвёл девушек и показал, что приключилось с их товаркой.
– Видели? Так вот, от меня ни на шаг. Таких красавцев, как наш оборотень, в округе сейчас сотни. Их карла, что в крепости сидел, на волю выпустил.
– Элькиран? – произнесла старшая непонятное слово, и Скор не сразу понял, что это имя карлы. – Он же забавник… шут. А монстрики у него в клетках сидят, это зверинец, тоже для забавы.
– Какие у него забавы, вы уже повидали, не знаю, как теперь до своих добираться.
Скор повернулся и торопливо повёл девушек – спасённых или пойманных – он не задумывался – обратно к усадьбе. Куда девалась последняя из бежавших женщин, он не знал, но был уверен, что в живых её нет. Слишком уж быстро и легко вервольф расправлялся с людьми, стремясь убить как можно больше, прежде чем приступить к еде.
Они пролезли через прореху в живой изгороди, затем через потайную дверцу попали в дом.
Удивительным образом там всё ещё стояло на прежних местах. Статуи не повалены, сундуки в господских комнатах не разбиты. Пленниц это ничуть не удивляло, напротив. Почувствовав себя дома, они заартачились и не хотели идти дальше. Любой степняк, увидав такое, немедленно взялся бы за плеть, и побежали бы полонянки, куда сказано, забыв о былом своеволии. Но Скор не мог относиться к девушкам как к пленницам, которых можно и продать, и определить в наложницы, а захочется, так и убить. Ведь он их выручил, спас от смерти, вырвав из самых зубов оборотня, и, значит, они теперь почти свои.
В центральном дворике уцелела не только голая мраморная девка, но и вода из её кувшина продолжала стекать тонкой струйкой. Царили кругом мир и благолепие, но именно здесь настороженный взгляд заметил подозрительный след. На цветном мозаичном полу кто-то оскользнулся, оставив тусклую полосу, в которой Скор, ожидавший чего-то подобного, немедля опознал свежую кровь. Крови при воротах было пролито довольно, но сам след заставил тревожно замереть. Ни яловый сапог охотника, ни сандалета наманца такого росчерка оставить не могут. Тем более это не похоже на след босой ноги.
Скор предупреждающе поднял руку и потащил из-за спины лук. Во время схватки с оборотнем лук отлетел в сторону и по чистой случайности не был поломан. Больше Скор не хотел рукопашной схватки с нечистью и, заметив подозрительный след, изготовился к стрельбе.
Полонянка, та, что помоложе, поняла предупреждение и застыла. Она и старшую схватила за плечи, чтобы та лишним шумом не привлекла ненужного внимания неведомой опасности. Скор одобрительно подумал, что девушка, несмотря на ненависть, что сквозила в каждом её взгляде, прекрасно понимает, в каком положении они очутились, и предпочитает иметь дело с проклятым лесным колдуном, чем с родной нежитью. И уж в отношении забавника Элькирана никаких иллюзий у неё нет.
По каменным ступеням Скор неслышно взбежал на второй этаж, выглянул в бойницу окна и увидал, наконец, своих. Тут же стало понятно, почему товарищи ушли, не дождавшись его. Отряд отходил к разбитой крепости, испуганные погонщики жались к ратникам, стараясь одновременно не упустить скот. Лучники отходили последними, готовые в любой миг стрелять. Четверо бойцов с секирами тоже изготовились к сражению, хотя и понимали, что, случись беда, им не продержаться и минуты.
А вокруг плотной кучки людей и животных с безумным видом гарцевали семь штук сатиров. Они скакали, размахивали руками и длинными хвостами; из-под копыт летели комья земли, то один, то другой монстр вдруг прекращал пляску, усаживался и принимался чесаться, словно блохастая собака. Покуда уроды были настроены мирно, но никто не мог бы сказать, в какую секунду звериное веселье превратится в звериную ярость. И уж тогда сатиры кинутся на врага все разом и не оставят ничего живого. Люди-козлы не были хищниками и не убивали для пропитания. Они убивали для развлечения.
Скор сбежал вниз. Девушки, забившись в угол, ждали его. Хоть и наманки, а понимают, что смерть рядом кружит. Скор показал, чтобы они поднимались наверх, и сам, пятясь, пошёл следом. Теперь он не сомневался, что кровавый след у фонтана оставлен раздвоенным копытом сатира. Вот только ушёл ли он со всем стадом или бродит где-то неподалёку и в любую секунду может выскочить из-за угла?
– Хе! – раздалось с женской половины дома.
Скор молниеносно наложил на тетиву тяжёлую боевую стрелу, изготовился к стрельбе. Сатир выбежал на середину дворика и замер, давая рассмотреть себя во всей красе. Меньше всего напоминал он шаловливого козлёнка, с какими, бывает, сравнивают сатиров в побасках. Ростом козлёнок вымахал на две головы выше Скора, узловатые руки напоминали сосновые корни, мощный волосатый торс совершенно естественно переходил в козлиные ноги с раздвоенными копытами, под стать молодому лосю. Но главное – лицо. Назвать его мордой не поворачивался язык, но и лицом это тоже не было. Кучерявые волосы, а вернее – шерсть, и рожки, игриво торчащие в разные стороны. Бешеные жёлтые глаза с вертикальным зрачком, широкий рот с большими неровными зубами, то разинутый в бессмысленной ухмылке, то изображающий презрительную гримасу. Борода, какая частенько бывает у людей, но называется козлиной. И во всём этом ни проблеска мысли, одна только мощь, которая не знает, куда себя применить.
Сатир скакнул обратно в дверной проём, тут же вернулся. Но теперь он держал в одной руке избитое, размозжённое человеческое тело. Старуха, что сидела за прялкой в женской половине дома и которую соплеменники Скора не тронули, предоставив своей судьбе. Судьба свершилась быстро и решительно, оборвав пряжу вместе с жизнью.
