– Чего она кричит? – тихо спросил Степка.
– С ума сошла…
В это время ракетчица пришла в себя и села на краю помоста. Она оглянулась по сторонам и со стоном закрыла лицо руками.
– Успокойтесь. Вы живы… и, кажется, целы, – ласково сказал мужчина, похлопав ее по руке. Затем он повернулся к Степке: – Послушай, паренек, фонарик твой я заберу, а то спички кончились.
– Возьмите, дяденька, – сказал Степка. Ему ужасно нравился этот спокойный и дельный человек.
– Пойду искать. Там еще много живых.
– Я пойду с вами… Я врач, – сказала женщина, возившаяся раньше с ракетчицей, и прыгнула в воду.
Когда они скрылись в другом отделении подвала, наступила темнота и напряженное молчание.
Мишка пошевелился, и собака сердито заворчала. Положение создалось скверное. Он слышал, как собака бегала вокруг машины, скребла когтями по борту.
– Грумик! Грумик! – ласково позвал он, но в ответ собака залилась злым лаем.
– Чтоб ты сдох! – выругался шепотом Мишка.
Собаку он не видел, но по тому, что она доставала передними лапами борт грузовика, понял, какого роста этот Грумик. Лай его тоже говорил, что играть с Мишкой он не собирался. Время тянулось мучительно долго, и Мишка продрог до костей.
Наконец хлопнула дверь на крыльце, и женский голос позвал:
– Грумик, иди домой!
Лай сменился довольным повизгиванием, но сейчас же собака бросилась к грузовику и снова залаяла.
– Что ты там нашел, Грумик?
Снова повторился визг и грозный лай в сторону машины. Видимо, женщина поняла собаку и, встревоженная, ушла в дом. Скоро дверь хлопнула вторично, и во двор с лампой в руках вышел шофер. Жена его стояла с ним рядом. Мишка лежал не дыша, притаившись в углу кузова, но это ему не помогло.
– Что он? Крысу учуял?
– Нет. Ты посмотри, Сеня. Он бы так лаять не стал.
– Ну хорек забрался. Что там, Грумик? Ищи!
Грумик царапал лапами по борту.
– Ну-ка, подержи лампу, Катя.
Едва лишь шофер встал на подножку и заглянул в кузов, как сразу увидел съежившегося мальчика.
– Верно! Тут кто-то есть… Эй, гражданин! – толкнул он в спину скорчившегося Мишку.
Притворяться дальше было бесполезно, и Мишка нехотя поднялся.
– Ты как сюда попал?.. Постой, постой… Свети-ка на него, Катя. Э-э-э! Да это знакомый! Как же это ты с Петроградской стороны сюда угодил?
– А я с вами приехал.
– В гости? – басил добродушно шофер, помогая Мишке выбраться. – Вылезай, коли в гости приехал, проходи в горницу… Нельзя, Грумик!
Он пропустил Мишку вперед себя на крыльцо и запер за собой дверь.
– Садись, гость, – сказал шофер, указав на табуретку, а сам прошел в конец комнаты к столу, на котором стояла еда, пустая пол-литровая бутылка из-под водки и шипел самовар.
Очутившись в теплой чистенькой комнате, Мишка стал дрожать, и чем дальше, тем больше, так что через две минуты у него зуб на зуб не попадал.
Жена шофера хмуро смотрела на лихорадящего мальчика и, ни слова не говоря, села напротив.
– Зачем ты приехал? – спросил шофер, принимаясь за прерванный ужин.
– А я сам не знаю, – еле выговорил Мишка.
Хотя его знобило, но голова была ясная, и он не терялся.
– Как это – сам не знаешь? Как тебя зовут?
– Степка, – на всякий случай соврал Мишка, вспомнив своего приятеля, дежурившего сейчас где-то на Петроградской стороне.
– Степка?.. Ты рассказывай, рассказывай.
– Сеня, ты погляди, как он замерз. Трясется, бедный, даже смотреть страшно, – с жалостью сказала женщина.
– Ничего, это ему на пользу. Отогреется.
– Дать ему чаю горячего?
– Не надо. Пускай сначала скажет: зачем приехал?
Наступило молчание. Мишка сжал зубы и, затаив дыхание, напряг все мускулы, отчего сразу перестал трястись, и только где-то внутри, под ложечкой, осталась неприятная дрожь.
Собака лежала около хозяина и, положив голову на лапы, смотрела на мальчика. Шофер громко чавкал и тоже не спускал глаз с гостя. Покончив с едой, он подошел к жене и, обняв ее за плечи, сел рядом на один стул.
– Ну так что? Будешь говорить?
– А чего говорить?
– Зачем ты приехал?
– Да так… прицепился, значит, хотел к дому подъехать, а потом машина шибко поехала, я и побоялся соскочить… Ну и, значит, заехал, сам не знаю куда… – сказал он, глядя ясными глазами прямо в лицо шоферу.
Объяснение было настолько правдоподобным, что шофер задумался. Ему ли не знать ленинградских мальчишек! Прицепившись к трамваю, к троллейбусу, к грузовику, они не пропустят удобного случая бесцельно прокатиться в любом направлении. Можно сказать с уверенностью, что если бы им удалось пробраться на аэродром, то и тут они, ни секунды не задумываясь, уцепились бы за шасси первого поднимавшегося самолета. Но тут случай был особый. Мишка относил письмо к «их» человеку и принес очень странный ответ.
Шофер достал из кармана портсигар и молча закурил. Затем вынул часы и посмотрел на них. При взгляде на эти часы Мишка чуть не подпрыгнул. Черные, с золотым ободком, они были как две капли воды похожи на те, что он видел у однорукого и на столе у майора. У мальчика в голове мелькнула озорная мысль.
– Вы не знаете, сколько сейчас времени? – четко спросил Мишка.
Шофер внимательно посмотрел на него. Мальчик был бледен, глаза его блестели. Он медленно повернул часы циферблатом к мальчику.
Мишка не мог рассмотреть, где стоят стрелки, но так же решительно и четко продолжал говорить слова, врезавшиеся ему в память.
– А у вас не найдется закурить?
На губах шофера заиграло нечто вроде улыбки, и он, не спуская глаз с бледного лица мальчика, спросил:
– А ты что куришь? Махорку или табак?
– Папиросы, – твердо сказал Мишка.
Шофер неожиданно расхохотался, вылез из-за стола и хлопнул Мишку по плечу. Смеялся он долго, весело, и ему вторил веселым лаем Грумик, запрыгавший вокруг хозяина.
– Ну и парень!.. Заводной… – повторял он между взрывами смеха.
Немного успокоившись, он обратился к жене, которая с недоумением смотрела на эту странную сцену.
– Вот это парень! Покорми-ка его, Катя. Так ты, значит, только папиросы куришь?!
Через пять минут Мишка хлебал жирные горячие щи из свежей капусты и не поднимал глаз от тарелки. Что, если шофер начнет его о чем-нибудь расспрашивать? Одно неосторожное слово выдаст его, и тогда конец. Живым отсюда ему не уйти.
К счастью, хозяин успокоился. Он, с наслаждением причмокивая, пил чай.
– Очень я люблю чай с вареньем пить. Брусничное варенье с яблоками или черносмородиновое… Эх!.. Ну, ничего… Скоро не только с вареньем, с французским ромом попробуем. Тебе не приходилось чай с ромом пить, Степка?
– Нет.
– И я не пивал. Говорят, вкусная вещь.
Выпитая водка сильно подействовала, и шофер разговорился. Он начал болтать о своих планах. Рассказал, что собирается съездить в родную деревню и кое с кем свести там счеты. Он начал ругать большевиков с такой ненавистью, что Мишке стало не по себе. Ему первый раз в жизни пришлось встретиться в такой обстановке с врагом, и он понял, что пощады от него ждать не придется.
Мишка съел щи и принялся за чай. Шофер пристально смотрел на него помутившимися глазами и вдруг сказал:
– Степка, а ты Петра Ивановича знаешь?
Это был тот самый вопрос, которого мальчик ждал и так боялся. Но когда вопрос этот был задан, он не растерялся.
– Дядя, разве я похож на того дурака?
– Какого дурака? – настороженно спросил шофер.
– А вот который на дороге вам все рассказал. Помните? Где войска стояли… Красноармеец подошел, покурить попросил…
Шофер вдруг опять разразился хохотом.
– Верно, дурак!.. Я Петру Иванычу показываю, а он сомневается. Вон, говорю, где они размещены. Ну а этот подошел и все рассказал… Побольше бы таких дураков, – говорил он сквозь смех.
В этот момент загудела сирена, и шофер нахмурился и замолчал. Некоторое время все молчали, прислушиваясь.
– Хуже всего, когда она воет, – сказала жена.
– А ты не бойся. Здесь не будет бомбить.
– А вдруг сорвется нечаянно?
– Как она может сорваться? Там техника. Немцы – народ аккуратный, зря не будут бомбы кидать. Они знают, куда надо… Верно, Степан?
– Верно! – согласился Мишка.
Вой сирены кончился. Наступила тишина. Шофер встал и потянулся.
– Спать пора. Завтра чуть свет подниматься, – сказал он, направляясь в соседнюю комнату. – Ну, Степан, давай ложиться, а утром я тебя подброшу по пути. Постели ему, Катя.
Но Мишка не собирался оставаться на ночь в этой берлоге. Он встал из-за стола, чинно поблагодарил хозяйку и пошел к выходной двери.
– Скажите, где у вас это… уборная? – спросил он.
– А как выйдешь в прихожую, сразу налево дверь будет. Ты возьми лампу.
Мишка покосился на керосиновую лампу, в которой еле мерцал привернутый фитиль, и спросил: