– Вот, апельсины! Ты их ешь! Они полезные. Там много витаминов. Они придадут тебе сил, и ты сможешь быть со мной страстен всю ночь.
Я беру в рот ароматную дольку, и сладкий сок течет по моему подбородку. Мне не нужны витамины, чтобы я был страстен. Мне нужно только ЕГО присутствие, ЕГО голос, ЕГО тело, ЕГО руки и ЕГО крепкий член.
========== Глава 15 ==========
ОН ушел, а у меня в голове роятся невысказанные и недосказанные слова. И ЕГО взгляд, полный тоски. И этот запах… Я так и держу апельсин в руке. Кира сидит передо мной и крутит другой апельсин в ручках.
– Кира, дорогая, пойдем собираться, – говорит ей жена и добавляет служанке: – Уберите это со стола. И выбросите в мусор.
Я пытаюсь спрятать руку, в которой держу апельсин, но жена замечает это и злится.
– Ваца, оставь его и иди переодеваться на прогулку!
Я повинуюсь. Я не хочу ей зла и не хочу ее злить. Я кладу апельсин на стол, и служанка собирает фрукты в передник и уносит их на кухню. Жена от двери манит к себе Киру, и та, бросив на стол апельсин, бежит к матери. Жена не видит этого. Она уже в прихожей. Я быстро хватаю со стола апельсин и прячу его в ворот домашней кофты.
Ужинаем молча. Служанка накладывает всем в тарелки тушеную капусту. Потом берет в руки миску с мясом. Я закрываю свою тарелку рукой и качаю головой. Я не ем мяса. Я видел слезы ягненка, когда мясник приставил к его горлу нож. Я видел ужас в глазах теленка, которого вели на бойню. Я не стану есть их жареную плоть!
– Ваца, поешь нормально, – хмурится жена. – Ты ведь хочешь выздороветь? Тебе нужно хорошо питаться.
Чтобы набраться сил, мне нужны витамины. «Вита» – это жизнь. Мясо – это смерть. От мяса в голове возникают злые мысли. Я добрый человек, и я не хочу иметь злые мысли.
– Хватит нести этот бред! – хлопает по столу жена. – Луиза, положите моему мужу мяса.
Я смотрю на кусок плоти несчастного животного. На нем коричневая подливка. Она похожа на жидкое дерьмо. Мне становится противно. Жена внимательно смотрит на меня и кладет себе в рот маленький кусочек мяса. На ее губах остается капелька этого жидкого дерьма, и мой желудок сжимается.
– Ты будешь есть наконец? – снова злится она и, отрезав кусок, накалывает его на вилку и протягивает мне.
Я отталкиваю ее руку в сторону и бью по тарелке. Тарелка падает на пол и разлетается вдребезги. Кира начинает плакать. Луиза убегает на кухню за совком и тряпкой, жена заламывает руки на груди и плачет:
– Господи! За что все это? Это все он виноват! Это из-за него ты снова сходишь с ума! Я ненавижу это животное!
ОН не животное. ОН человек. Я люблю животных. Они добрые и теплые. Я люблю людей. Они тоже добрые и теплые. Я не люблю только злых людей. Злые люди едят мясо, отсюда и их злость.
– Ваца! Прекрати! Кира, не плачь, деточка! Папа просто уронил нечаянно тарелку. Ваца! Иди в свою комнату и выпей лекарство! – кричит жена.
Я не люблю лекарства. Я люблю витамины. Я уже пил сегодня лекарство, а если выпью еще, то снова забудусь сном на целый день.
– В свою комнату! – жена бьет по столу ладошкой. – Быстро! И пей лекарства!
Я стою у тумбочки и смотрю на таблетки, лежащие подле стакана с водой. Я беру их в руку и выбрасываю в окно. Мне не нужны лекарства! Я не болен. Я сумасшедший!
Я забираюсь в кровать, накрываюсь одеялом и достаю из-под подушки апельсин. Его запах успокаивает меня. Я чуть поддеваю пупырчатую цедру ногтем, и все пространство вокруг меня наполняется ярко-оранжевыми ароматными пузырьками. Они летят вверх, под самый потолок, лопаются там и обдают меня веселыми брызгами…
***
Я сильно устаю. Репетиции, спектакли. Снова бесконечные репетиции. Я чувствую себя белкой, замурованной в колесо.
В танцклассе холодно. Мы стоим у станка, и хореограф громко стучит тростью по полу.
– Un, deux, trois, quatre… Аrabesque. Аttitude. Головку держим, госпожа Карсавина! Аttitude. Вallonné. И… Аttitude. Выше ножку! Тянем носок, Томочка!
– Браво! – ЕГО широкая фигура появляется в дверном проеме. – Très bien! – ОН громко хлопает в ладоши и заходит в класс. За НИМ возникает горбатая фигура помощника и высокая Василия. – Ян Аркадьич, а почему в классе так холодно? – ОН выдыхает, и из ЕГО рта вырывается тонкое облачко пара.
