Свава радуется, что отправила Аусу погулять с Оускаром и осталась одна с Лоулоу. Она может спокойно посидеть и подумать над своим положением. Из-за чего, собственно, она сидит съежившись и чувствует себя такой растерянной и сбитой с толку? Что ей делать? Хидди всегда был трудным. Как он мог даже подумать, что она ради него уйдет из дому? Бросить Йоуна? Чепуха! Дудди никогда бы так не поступила. Хотя она ни капельки не любит своего Бьёсси. Она совсем иначе относится к Бьёсси, чем Свава к Йоуну. И она не любит возиться с детьми или гулять с ними, разве что совсем немножко. У нее есть горничная, чтобы гулять с детьми, и она постоянно отсылает их то к своей матери, то к свекрови, чтобы они ей не мешали. Дудди никогда не любила Бьёсси, она утверждает, что они не подходят друг другу, что он не удовлетворяет ее. Зато он обеспечивает ее всем самым лучшим. А то, чего ей не хватает, то есть любовь, она получает в другом месте. Но Дудди не позволяет, чтобы любовь портила ей жизнь. И Бьёсси относится к этому весьма разумно. Он считает естественным, что торговец заменяет товар или сбавляет цену, если покупатель обнаружил в товаре какой-то изъян. Йоун не такой. Да ведь и она тоже не Дудди. Она любит Йоуна. И детей. Это естественно, как же иначе. Глупо даже предполагать, что она когда-нибудь расстанется с Йоуном, с домом, с детьми. А ведь Хидди непременно потребует, чтобы она рассталась с детьми. Он детей терпеть не может. Как сложилась бы ее жизнь, если бы она ушла к Хидди? Рассудок не обманывает ее: бродячая жизнь, дом там, где удалось найти ночлег, иногда — сомнительные развлечения, никакой определенности. Хидди такой человек. Он всегда был таким. Она не сможет заставить его перемениться, так же как не смогла восемь лет назад. Вот если бы он действительно был знаменит, если бы у нее была уверенность, что он сумеет прославиться и начнет зарабатывать, тогда все было бы иначе. Но она почти уверена, что его картин никто не покупает. Это его приятели пишут в газетах всякие хвалебные слова о его творчестве. Художники всегда так делают друг для друга, надеясь, что люди поверят, будто они известны за границей, даже если на родине никто их картин не понимает.
Она видела в газетах фотографии его работ и знает, что они ничем не отличаются от картин других художников. Вот когда он был мальчиком и любил рисовать, она понимала, что изображено на его рисунках. Люди не покупают картин, которые не доставляют им удовольствия, разве что это будут работы знаменитых художников. Теперь, когда Хидди ушел, ее рассудок точно знает, каков он. А где был ее рассудок, когда Хидди был здесь? И где будет ее рассудок сегодня вечером? Она всегда вела себя безупречно, с тех пор как вышла замуж. Да, собственно, и раньше тоже. То, с Хидди, в юности, было просто ребячеством.
Господи, почему все так получается? Нелепо, что это именно Хидди, а не кто-нибудь другой… Нет, все-таки она должна увидеться с ним сегодня вечером. Это неизбежно, это сильнее ее. Сваве кажется, будто она сходит с ума, вот что значит повидаться с Хидди, который и раньше-то всегда смущал ее. Конечно, она любила его тогда, но главным образом потому, что он так хотел, и потому, что он умел быть неотразимым. Тогда все было иначе, хотя ей тоже казалось, что она падает. Позже она поняла, что это ей только казалось, она отлично владела собой и при желании сумела выбросить его из головы. А ведь она очень переживала, если он увлекался другими девушками.
То было в юности. Но чтобы она, взрослая женщина, была так одержима страстью, этого она и представить себе не могла. Она, которая любит лишь легкую, ни к чему не обязывающую игру, мотылек, выпархивающий в окно при малейшей опасности. Нет, она не такая, как Дудди. Она не помнит, о чем они говорили сегодня с Хидди, кроме того, что она обещала увидеться с ним вечером и призналась, что всегда любила только его одного. Да, она никогда в жизни не вела себя так ни с одним мужчиной. Даже с ним. Любит ли она его? Не обязательно. Это что-то другое. И она не уверена, что всегда любила его. С тех пор как она вышла замуж, она редко вспоминала о нем. С тех пор как он перестал ее преследовать, поняв, что она бесповоротно порвала с ним. Но у них с Хидди есть что-то общее, она не знает, что именно, и не привыкла ломать голову над трудными вопросами. Ничего не изменится, сколько бы она над этим ни билась. Она сама предложила увидеться сегодня вечером. Сама предложила, только сейчас пусть он сразу уйдет. Он даже не просил ее об этом свидании. Нет, не просил. Что он о ней теперь подумает? Самое ужасное, что ей безразлично, что он может подумать. Она должна увидеться с ним вечером, а там — будь что будет. Можно попросить Дудди сказать, что им необходимо поехать сегодня в клуб. Вот и прекрасно. Сваве сразу становится легче, и она вскакивает, чтобы посмотреть, что делает Лоулоу. Лоулоу убаюкивает куклу и шикает на мать:
— Т-с-с! Магга спит.
Свава останавливается в дверях кухни и издали смотрит на дочь. Да, Дудди обязательно поможет ей. Когда-нибудь потом Сваве придется рассказать Дудди всю правду, но не сегодня. Дудди должна ей помочь. Стыдно, конечно, но она не может иначе, у нее такое чувство, будто она горит на костре.
Если бы между Йоуном и ею хоть когда-нибудь было нечто подобное. Но это глупая мысль. Она настолько нелепа, что Свава с трудом сдерживает смех. Разве Йоун мог бы зажечь в ней такую страсть? Он не из таких мужчин. Свава сейчас одержима страстью, а страсть — это болезнь. Потому-то ей и страшно. До сих пор она знала об этой болезни лишь понаслышке, до сегодняшнего дня она не испытывала ее. Сердце Свавы сжимается от страха и тяжелеет от сумасшедшей радости, когда она думает о вечере. Заслышав шаги в прихожей, Свава словно просыпается. Это пришли Ауса с Оускаром.
— Свава, я договорилась с тем человеком, — говорит Ауса.
— Правда? Он тебе понравился? — Свава заставляет себя проявить интерес.
— Не стану утверждать, что я влюбилась в него с первого взгляда, — уклончиво отвечает девушка. — Но думаю, что Огги там будет хорошо. Правда, этому человеку скорее сорок, чем тридцать. — И Ауса смеется, вспомнив утренний разговор с его невесткой.
— Подумаешь, какая разница! А моему Йоуну тридцать пять, — говорит Свава, и смех ее звучит почти естественно.
Но Ауса не замечает этого, она думает о своем.
— А Йоун выглядит молодым, — говорит Ауса. Она впервые понимает, что между супругами почти десять лет разницы. Но ведь они счастливы и довольны, и у них прекрасные отношения. Правда, они оба не такие, как все. Ауса проходит мимо Лоулоу в кухню и начинает мыть чашки после кофе. Неожиданно она спрашивает:
— А где же Инги?
Савва останавливается в дверях. От нелепого предчувствия у нее начинает ныть сердце. Правда, а где же Инги?
* * *
Куда же он подевался? Время уже близится к вечеру. Пустеют и закрываются магазины и учреждения. Дети собирают разбросанные игрушки и нехотя идут ужинать, они не спешат, на улице так хорошо.
По улицам, кто пешком, кто в транспорте, движутся тысячи людей, живых людей с горячей кровью и чуткими нервами, ощущающими тепло и холод, звуки и тишину, цвет, свет, небо, боль и радость. На углу стоит кучка детей, Свава смотрит на них и слышит, что они говорят о каком-то несчастном случае. Она одна. И все улицы, кроме этой единственной, представляются ей враждебными джунглями, где страшные хищники, алчущие добычи, готовы в любую минуту наброситься на маленького заблудившегося мальчика.
И во всем мире существует только один мальчик. Дети не знают никаких подробностей об этом несчастном случае. Какой-то ребенок попал под машину, кажется, под автобус. Они сами не видели. Мальчики, которые видели, рассказывают, что там было очень много крови, ребенка увезли, наверно, в больницу, они не знают. Он был большой? Примерно, как Сигги, он наверняка умер, потому что крови было очень много. Кровь они видели, а его самого уже увезли. Нет, они не знают, как его зовут, некоторые считают, что он живет далеко отсюда. Они не испытывают сострадания, обычный несчастный случай. Камень в груди у Свавы бьется, причиняя боль всему телу, словно хочет разнести его на куски. Не может быть, чтобы это был Инги.
