все трое приступили к завершающей стадии; на это я уже смотреть не стала и ушла, поскольку вид мрачных приготовлений для погребения и вонь бальзамов сделались просто невыносимыми.
Наконец знахари позвали меня и показали Калликрата — тот лежал как живой, словно бы крепко уснувший, безмятежный и красивый, каким был при жизни.
— О царица, — заговорил один из них, — к завтрашнему дню плоть этого человека станет как мрамор и таковой пребудет навеки. Ты можешь поместить его куда пожелаешь, но до этого времени пусть никто к нему не прикасается.
Я распорядилась, чтобы знахарей наградили, и спросила их, где прежние жители Кора хоронили своих правителей. Старцы ответили, что в больших пещерах неподалеку отсюда, через долину, и я велела им явиться завтра и показать мне туда дорогу.
Пришел Филон и доложил, что жрецы и жрицы Исиды желают говорить со мной, — все собрались во внутреннем дворе великого храма перед статуей, укрытой покрывалом богини Истины. Я попросила моряка проводить меня к ним, но он, чуть помедлив, произнес:
— О царица, дело плохо. Принцесса Аменарта рассказала обо всем, что видела сама, жрецам и жрицам. Она поклялась им, что ты не женщина, а демон — да, ведьма, поднявшаяся из царства мертвых. Она утверждает — якобы ты убила благородного Калликрата, поскольку тот отверг твою любовь. А еще принцесса уверяет, что ты пыталась убить и ее тоже, но она, защищенная великой магией, оказалась тебе не по зубам и поэтому уцелела.
— Что касается последнего заявления Аменарты, то она лжет, — беспечно ответила я.
Мы проследовали на залитый алым светом внутренний двор: был час заката. Я заняла свое место на троне под статуей, и свет вечерней зари освещал меня всю с головы до ног: неземная красота в сиянии солнца.
Жрецы и жрицы стояли неподвижно, скрестив руки и опустив голову. Заслышав мои шаги, они подняли голову и увидели меня. До моего слуха донесся изумленный шепот — люди говорили друг другу: «А ведь принцесса Аменарта сказала нам правду!»
Поначалу я не сообразила, о чем речь, однако затем припомнила, что я больше не смертная женщина, но, как сообщило мне зеркало, — подлинное совершенство, сама богиня во плоти.
— Говорите, — велела я, и собравшиеся, услышав в моем голосе незнакомую властную нотку, задрожали: так трепещут листья от внезапного порыва ветра.
Затем Рамес, первый из жрецов, крупный мужчина средних лет, выступил вперед и, остановив взгляд своих круглых глаз на моем лице, сказал:
— О Пророчица, о Дочь Мудрости, о Исида, сошедшая на землю, мы не знаем, что говорить, поскольку слышали, что ты изменила свою внешность, и теперь убедились в этом собственными глазами. Пророчица, отныне ты не та самая верховная жрица, что правила нами в храме Мемфиса, и не та, за которой мы последовали в эту разоренную страну. Похоже, какая-то магия изменила тебя.
— Если и так, — ответила я, — то разве эта магия — черная? Скажи мне, Рамес, к лучшему я изменилась или худшему?
— Ты очень красива, — признал он. — Так красива, что любой мужчина, лишь взглянув на тебя, непременно потеряет голову. Но, Пророчица, твое очарование совсем не такое, как у женщины смертной. Оно сродни тому, что может дать Тифон одной из тех, кто продаст ему свою душу. Но это еще не все. Мы узнали также, что ты убила грека Калликрата, бывшего в прошлом нашим братом, за то, что он отверг твою любовь. О да, нам известно, что ты, верховная жрица Исиды, убила человека потому лишь, что он отказался от твоих объятий в пользу жены своей, принцессы Аменарты, и хотела убить и ее тоже, но не смогла.
— И кто же рассказывает эти сказки? — невозмутимо поинтересовалась я.
— Сама принцесса, — пояснил Рамес. — Вот она, здесь. Пусть говорит.
Тут из-за спины его вышла Аменарта и закричала:
— Все правда, истинная правда! Я клянусь в этом перед статуей самой Истины, перед лицом Небес и всей внимающей Земли! На груди моего супруга Калликрата осталась рана. Спросите эту ведьму, откуда у него эта рана. Абсолютно нагая, прикрытая лишь своими волосами, она вошла в огонь, адский огонь. И невредимая вышла обратно, обретя красоту, но красоту не человеческую. Она призывала моего мужа обнять ее. Да, эта бесстыдница Айша посмела назвать себя его супругой. И это прямо на глазах у меня, его жены, которая все видела и слышала. Она предлагала Калликрату тоже войти в тот адский огонь, и, когда он отказался и повернулся ко мне, дабы искать спасения в моих объятиях, Айша толкнула его на тропу смерти своими заклинаниями. Она сказала: «Призываю смерть на твою голову, грек Калликрат! Да будет смерть твоим уделом, а могила — домом твоим. Поскольку ты отверг меня, поскольку ты нанес мне оскорбление, я желаю, чтобы имя твое было вычеркнуто из свитка жизни. Так умри же, Калликрат, дабы лицо твое больше не мучило меня и чтобы научилась я насмехаться над самой памятью о тебе». Вот какими были ее слова. Пусть откажется от них, если посмеет. Скажу еще, что эта ведьма всегда пыталась обольстить и совратить с пути истинного благородного Калликрата и, когда ей не удалось этого сделать с помощью женских чар, она сговорилась с Тифоном и попыталась поймать моего мужа в свои колдовские сети, однако не тут-то было! Все усилия Айши оказались тщетными. От этого она пришла в ярость и убила его.
Когда жрецы и жрицы услышали эти слова, они в ужасе побледнели и задрожали. А затем призвали меня к ответу. Но я сказала:
— Я не стану отвечать. Кто вы такие, чтобы я отчитывалась перед вами в том, что совершила или чего не совершила? Думайте, что хотите, и делайте, что вам вздумается, а я скажу лишь одно: что случилось, то случилось по воле Судьбы, которая где-то далеко, за самой дальней звездой, восседает на престоле над всеми богами и богинями.
Они расступились, отошли от меня и принялись совещаться. Затем вперед выступил Рамес и, все так же твердо глядя на меня, произнес:
— Служишь ли ты по-прежнему Исиде, о Айша, дочь Яраба, этого мы не знаем. Но мы, ее дети, поклявшиеся ей в вечном послушании, ради которого приняли столько страданий, отказываемся впредь подчиняться тебе, хотя и поставил тебя над нами святой Нут, отправившийся ныне, как нам известно, под покровительство Осириса. Ты для
