Ознакомительная версия.
– Спасибо, братцы, век не забуду вашей доброты, – пищал он отрезвело, пока его закручивали в несколько слоев плотной бумаги, заклеивали скотчем и проделывали в получившемся свертке дырочки для дыхания.
«Фонтанка», – написал Адамович в графе «куда». Потом подумал и добавил в графу «кому»: «Чижику Пыжику». И так объяснил сестре:
– Может, почтальон и не знает, где такое Фонтанка, но где живет Чижик Пыжик, он знать обязан.
Евовичь кратко кивнула, и они побежали дальше – прижучивать Гулю.
А вот дата рождения второго моего героя: 19… Ему тоже пришлось стать инициатором разрыва с любимым человеком. Но, как это принято, – всё по порядку.
Был теплый вечер накануне похмелья. Матвей в угоду стародоброрусской традиции философствовал с приятелем в кабаке. Подобно анекдотному Чапаеву, с помощью наглядных пособий планировавшему наступление, Матвей ворочал абстрактными понятиями, возя по столу стаканы, вилку и одно треснувшее блюдце (приятель его не закусывал). Справедливости ради (только ради нее!) добавим, что философия Матвея не была дочерью зеленого змия, то есть, и в трезвом состоянии он размышлял регулярно и столь же сложно-отвлеченно, как ныне. Товарищ его по прозвищу Платочек (жалкий остаток уважительного Платончика, наследства первого курса философского факультета) едва поспевал за мыслью коллеги. И то правда, мысли этой становилось всё просторней, а словам, следовательно, – всё теснее. Первая уже неслась во всю скачь, последние же наступали друг другу на лицо.
Еще пивком полирнем – и на воздух, – предложил Платочек слегка раздраженно.
Когда пиво, налитое слабой рукой, стало эманировать из кружки, Матвей невольно отдернул ладонь. То, что было сейчас Абсолютом (ладно, пускай по-твоему, Божественной субстанцией) или испачканным блюдцем – упало из-под локтя на пол.
Вот те на!
Так-то ты свергаешь своих идолов?
А из-под прилавка к ним уже вынырнул серенький человечек с квитанцией наготове:
Сквитаемся, господа, – (полагая, что «господа» – высшее проявление иронии).
Господин Матвей Марков привычным жестом сунул человечку десятку, говоря и всё больше дурея:
Я не суеверен, ты не подумай, и не склонен к восприятию слезливых метафор, которыми потчует нас случай, но меня всегда беспокоил пример Кьеркегора, ставшего великим мыслителем из-за того, что его батюшка некогда поссорился с Богом.
Писанная от руки квитанция почему-то гласила (голосила): «За разбитую пару посуды (чашка с блюдцем) уплачено 10 рублей».
Кажется, наша метафора разрастается и начинает жить независимо от нас, – Матвей с отвращением сунулся в теплую пивную пену.
Э, нет, братец, шалишь, счас они у меня такую пару увидят! – Платочек, подходя к стойке, вынул из кармана и натянул на лицо овечью маску. – Пжалуста, чай без лимона!
Потом, задумавшись на секунду: выпить чай, вылить или – прям так – хлопнул чашкой вместе с содержимым об пол.
Когда его выволакивали на свежий воздух, он размахивал смятой квитанцией и – очень довольный своей шуткой, рычал и смеялся:
Оплачено!
Да, разного рода критики и преподаватели, заправские ловцы скрытых смыслов, уже, наверное, нашарили кой-какую опору и с надеждой смотрят вперед или оглядываются по сторонам, пока наши герои (Матвей с Платочком) спускаются по эскалатору в метро. Они озираются в поисках Ивана и Луки. Ну на, держи ее скорей! Уговорили. Вон тот круглощекий милиционер, чье метрошное дежурство закончится с минуты на минуту, – Ваня, Иван Петрович. С Лукой немного сложнее. Хотя, впрочем, вот этот старче, подсчитывающий пятаки за свою убогую игру на губной гармонике, – нехай будет Лука.
Мария? Нет, ее зовут Фенечка, просто Фенечка – не то имя, не то прозвище, а впрочем, тоже не без скрытых дополнительных смыслов.
Высокая и сутулая, увешанная всякой хипповской ерундой, она показалась пьяному Матвееву взгляду странной и некрасивой. Его остановило и слегка ударило, во-первых, то, что она ждала последнего поезда совсем одна на всей платформе, но нет, не это. Она читала его книгу, книгу рассказов, выпущенную полгода назад тиражом 200 экземпляров и глупо затерявшуюся в толпе заносчивых бестселлеров.
Сам себе удивляясь (ибо – не любитель эффектных сцен), он нашарил в кармане ручку и подошел к барышне:
Не желаете ли автограф, дитя мое?
Осел! Какой неестественный покровительственный тон! Но ведь он всё еще думал расписаться и тут же сесть в противоположный поезд!
От неожиданности она посмотрела на него не таким долгим взглядом, как положено в романах (эх, ты!), и серьезно спросила:
А вы автор?
Он заметил, что она слегка косит левым глазом, и это его почему-то отрезвило.
Извините, так глупо у меня получилось, но я очень редко вижу живых читателей… своих читателей.
Матвей вытер пот и, скомкав, сунул носовой платочек в карман и ручку тоже.
Да, действительно глупо, – улыбнулась она уже в вагоне. – Тем более что на этом экземпляре уже стоит ваша подпись.
Чудовищное совпадение! Книгу дала ей почитать подруга, Матвеева согруппница Ира, буквально выклянчившая тогда у него этот автограф.
Он повис (на поручне?) на желании спросить, как ей нравятся, потом – взглядом – на ее бусах – и снова удержался. Выручила она, позаботившись, не на следующей ли ему? Он покачал головой.
Жаль, а то бы я вам рассказала…
– Мне не на следующей, мне вообще нужно было в другую сторону, но я…
Вот так и получилось, что он пошел ее провожать.
В десяти метрах от желанной площадки Жучка встрепенулась. Близнецы поняли, что она должна засвидетельствовать почтение, и не стали ей мешать. Это был обряд своего рода. У забора под кустом бузины более или менее беспорядочно толпились собаки всех мастей, ростов и возрастов, преимущественно беспородные. Толпились они вокруг коротконогого ушастого существа, строго восседавшего на складном стульчике. Существо было бы похоже на некоего собачьего царька, если бы вообще было похоже на собаку. Но нет, четвероногие плебеи подходили и подавали ему лапу совершенно бескорыстно. Что, собственно, Жучка проделала тож. Существо плавно посмотрело Жучке в глаза и что-то пометило в своей записнижечке. А все сделали вид, что ничего не заметили.
На площадке было людно и собашно. Интересно, хоть когда-нибудь наука объяснит феномен поразиттного сходства внешности собак и их хозяев? Потому что уже пора. Всех гулявших вразнобой животных и слонявшихся поблизости людей можно было с легкостью распределить по парам: собака-хозяин, чем наши маленькие герои моментально начали развлекаться. Старику-лесовику, седому заросшему колли явно принадлежал потасканный хиппан с неимоверным рубильником, рыжая школьница с рыбьими глазами относилась к пуделеобразной скакливой бестолочи, а сытая тетя божий одуван досталась безобидному шарпею. Причем последние явно покупали одну на двоих краску для волос. Затруднение вызвал хитрый старикашка с роскошной щеткой усов, мы не успели идентифицировать его партнера, как вдруг раздался нарушающий идиллию лай.
Жучка виновато насупилась
Лаяла пара, не представлявшая для Адамовича и Евовичи угадывательного интереса (то бишь заранее связанная поводком): мясистая старушенция из армии Ладиных визитеров и долготелый бассет (настоящая парковая скамейка). А лаяли они о том, что, мол, площадка перед клубом собаководов – это площадка перед клубом собаководов, а не проходной двор какой-нибудь, и что собакам сомнительного происхождения положено гулять в проходном дворе, а не на площадке перед клубом собаководов. Короче, Жучка не выдержала и огрызнулась (дурында, могла бы еще немного попритворяться глухой). Не так-то просто разозлить бассета, но тут случилось невероятное: пятнистое грозное тело двинулось в сторону Жучки. Та изогнулась и ярко брызнула наутек.
Торпеду, набравшую скорость, не остановить – хозяйка повлеклась на буксире, беспомощно перебирая ногами. И было достаточно одного боребрика (sic!) на пути, чтобы горизонталь в ее глазах сделалась вертикалью, дальше бабуля поехала уже на животе, судорожно сжимая поводок и цепляясь зубами за траву. И только когда снова выехали на асфальт, собаководша вспомнила о своих руках и стала тормозить одной из них. Жучка улепетывала, визжала, испуганно дразнясь. Неизвестно, как долго бабассеты продолжали бы погоню, если бы из клуба собаководов не вышли и не крикнули бы: «Прекратить! Что за свинство!» Эти двое были: сумрачный ротвейлер в железной сеточке от укусов (он теперь не царь зверей, просто приседатель) и – Инфаркт Миокардович, он же хозяин Сумрачного, он же директор клуба, он же Кощей Бессмертный (он же – резидент иностранной разведки, но это выяснится позднее).
Он приказал «Пройдемте!» всем виновникам по(д)тасовки. Ими, по его мнению, оказались: пара бабассетов, Жучка и почему-то Евовичь. Адамович затеял вежливый спор, Евовичь в страхе заломила руки: я без брата никуда, Жучка виновато насупилась (где только она суп нашла в таких экстремальных условиях?).
– Девочка, не оказывай сопротивления, – посоветовал Инфаркт Миокардович. (Не забыть добавить про его не то липкий, не то жирный взгляд.)
Ознакомительная версия.
