Ознакомительная версия.
– Почему? – Жмуркин быстро поднялся с колен. – Почему это не получится?
Генка с сожалением посмотрел на Жмуркина:
– Потому что надо музыку сочинить, надо спеть, надо все свести воедино. Это за двадцать минут не делается…
– Это делается за день, максимум за два, – Жмуркин уже рылся в своей записной книжке. – У меня есть один чувак, он в музыкальной студии работает. У них там разных треков – двадцать тысяч, на любой вкус, бери слова и вставляй. Я спою, он отфильтрует, наложит на музыку, аранжировки всякие сделает, потом с видео состыкует – у них компьютеры специальные есть. И возьмет недорого.
– Договарились… Но нам, по крайней мере, будет нужна видеокамера. Хорошая видеокамера.
– На видеокамеру я найду денег, – пообещал Жмуркин. – Попрошу мать, пусть снимет с книжки. У нас кое-какие сбережения имеются.
– Хорошая у тебя матушка, – с завистью сказал Генка. – Все что хочешь для тебя делает.
– Дрессировка, – цинично заметил Жмуркин. – Кстати, вы не забудьте подумать над сценарием…
– Я текст сочиняю, – сказал Витька. – Мне и так работы до фига…
– Тогда хоть ты, Генка, подумай.
– Я слишком тупой, чтобы думать… Ладно, подумаю.
– Тогда завтра в час в вашем сарае… – распорядился Жмуркин. – Пардон, в гараже. Так и запишем.
Витька вышел на балкон. Вдохнул глубоко. Ему очень хотелось сказать, что утренний город был красив… Но не мог он этого сказать. Потому что из Витькиного окна не было видно утреннего города. Из его окна была видна лишь утренняя стена противоположного дома. Она закрывала весь вид справа налево, и Витьке оставалось лишь любоваться солнцем, отражающимся в окнах.
Витька смотрел на солнце и думал, что хорошо бы этот дом к чертям свинячьим взорвать. Выселить из него народ и рвануть. Чтобы воздух был.
Воздуху не хватало даже на балконе. То ли от этого, то ли от того, что полночи Витька пытался придумать текст для песни, голова у него трещала в затылочной области. Витька поднял с пола охладившуюся за ночь гантелю и приложил к затылку. Не помогло. Витька уронил гантелю и в тысячный раз проклял тот час, когда он взялся сочинять текст.
Сначала Витьке казалось, что это будет легко. Возвращаясь домой от Жмуркина, он по пути придумывал сюжеты для песни. Сначала так: один мужик купил себе на базаре сапоги, а когда принес их домой, то обнаружил внутри кровь. Надо было выкинуть, но мужику стало жалко денег, он сапоги оставил себе и стал их носить. Но после этого каждую ночь стал нападать на таксистов – пока его не застрелили серебряной пулей рабочие с трубопрокатного завода.
Потом вдруг Витька вспомнил, что такая песня, к несчастью, уже написана, напружинил мозги и стал придумывать другую. Один мужик пригласил к себе в гости своих друзей на барбекю…
И такая песня уже существовала. Витька разозлился и усилил творческий натиск. Он сочинял историю, вспоминал, что такая песня уже существует, отбрасывал уже отработанный кем-то вариант и сразу же брался за другой.
Витька добрался до дома, но к себе не cтал подниматься, потому что решил покататься на трамвае – в трамвае, по наблюдениям Витьки, думалось как-то легче. Он выбрал линию, описывающую вокруг города кольцо, купил билет и отправился в поэтическую командировку.
На втором витке он придумал историю про то, как одна женщина решила убить свою старую больную собаку, но у нее ничего не получилось – то одно ей помешает, то другое. И в конце концов женщина решает собаку оставить.
Эта история показалась Витьке вполне оригинальной: во всяком случае, раньше он ее нигде не слышал и не читал. Витька дождался своей остановки, выскочил и побежал домой, чтобы успеть, как сказал бы Жмуркин, «переплавить черную руду идеи в золото поэтических строк».
Но сразу приступить к переплавке не удалось – сначала мать отослала Витьку за хлебом, затем усадила за ужин. После ужина он потихоньку направился к себе, но его перехватил папашка. Папашка неожиданно затеял беседу о последних публикациях в «Иностранной литературе» и вообще о новых направлениях в современном искусстве слова. Витька слушал вполуха, папашка же сыпал фамилиями писателей и названиями книг, спрашивал Витькино о них мнение, спрашивал, что сын думает о несколько затянувшемся кризисе в великой русской литературе, и вообще, нудил и изводил. Витька отвечал кое-как. Тогда папахен завелся и поинтересовался, кто для него, Витьки, его сына и наследника имущества и идеалов, является авторитетом в современной литературе? Витька ответил, что непререкаемым авторитетом в современной литературе для него является Михаэль Шумахер. Отец оторопел и впал в состояние легкой комы. Витька воспользовался этим и шмыгнул в свою комнату.
Там он сразу улегся на диван, взял лист бумаги, фломастер и принялся сочинять на придуманную историю стихи.
Стихи не сочинялись. Вернее, сочинялись, но какие-то кривые и по сравнению с историей неинтересные. Очень скоро Витька изнемог от творческих мук и решил поспать. Но выспаться толком ему не пришлось – всю ночь парня преследовали тяжелые сны: мужики в ботфортах, собаки с усами, Салтыков-Щедрин в летающей тарелке… Витька ворочался с боку на бок, и, когда ему снова приснился Салтыков-Щедрин, правда, в этот раз с банджо и маракасами, Витька встал и решил посмотреть телевизор. Попал на ночной сеанс. Картину про оборотней и их нелегкую судьбу он выдержал двадцать минут, потом выпил валерьянки и вырубился. Но оборотни, челюсти, зубы и кровь ему снились до утра.
В шесть часов Витька проснулся и вышел на балкон подышать свежим воздухом.
Утро было прекрасно, солнце в окнах соседнего дома было тоже прекрасно, но даже утро не вдохновило Витьку. Он уселся на бак с протухшей квашеной капустой и стал смотреть на раннего дворника.
Неожиданно на верхнем балконе послышалось шипенье, сверху свесились мохнатые лапки, затем морда, а потом на Витькин балкон свалился маленький полосатый котенок.
– Кис-кис! – поманил Витька зверюшку. – Кис-кис-кис…
Вообще-то Витька любил кошек гораздо меньше, чем собак. Кошкам он не доверял и даже слегка их опасался. Конечно, он слышал, что те, кто любит собак, одержимы скрытой манией величия, кошколюбы же, наоборот, люди уверенные в себе и цельные, но все равно кошек Витька не уважал. А этот котенок показался ему таким симпатичным, что захотелось даже его погладить.
Но котенок явно не собирался подходить к Витьке – наоборот, собирался и дальше гулять сам по себе. Тогда Витька быстро сбегал на кухню и притащил блюдечко и пакет с молоком.
Котенок равнодушно сидел на перилах и облизывал лапки. Витька поставил блюдечко поближе к нему, откусил уголок пакета и налил молока. Котенок не реагировал. Тогда Витька пододвинул блюдце еще ближе к котенку.
– Кис-кис, – позвал он снова. – Иди сюда, Васька чертов…
Но «Васька» упорно не желал подходить. Более того, когда Витька стал двигать к нему блюдечко, котенок брезгливо поморщился и перескочил с Витькиного балкона на соседский. Уселся там на банке с помидорами и продолжил умывание.
– Гадская киса! – с досады Витька плюнул вниз и посмотрел на блюдечко.
Выливать молоко было жалко, к тому же Витьку с детства приучили не выкидывать продукты: отец говорил, что жизнь – хитрая штука, раз хлеб выкинешь, в другой раз обязательно не хватит. Поэтому Витька решил молоко выпить. Он отхлебнул немножко из блюдечка – и сразу же все выплюнул. Молоко оказалось кислым, даже с горчинкой. От этого молока и от неудачи с котенком утренний мир тоже показался Витьке кислым и противным.
– Кис-кис, весь мир прокис… Кис-кис, что же ты скис…
Напевая, Витька отправился на кухню, решив, что если уж он встал так рано, то надо по-быстрому позавтракать и заняться чем-нибудь полезным. Поставил на газ чайник, порезал батон, зарядил его в тостер. Достал из холодильника горчицу, банку с джемом, бутербродный сыр и яблоко.
Тосты отстрелились. Витька намазал их джемом, снабдил сыром, сверху капнул горчицы.
– Кис-кис, милая мисс…
Чайник засвистел. Витька заварил себе мятного и принялся жевать. Дурацкие слова про «кис-кис, что же ты скис…» вертелись в голове и никак не хотели вылетать. Витька схрустел тост, схрустел второй и, вгрызаясь в яблоко, раздумывал, не сделать ли еще парочку.
– Что это ты напеваешь? – спросил заглянувший в кухню отец. – Настроение с утреца хорошее?
– Напеваю?
– Ну да, напеваешь. Про кошек что-то. Дрянь какую-то танцевальную. Здоровый парень, а поешь все, что по радио услышишь! Пора бы повзрослеть!
– Дрянь? – насторожился Витька.
– Дрянь, дрянь, сплошная дрянь. Кто только это сочиняет?
Витька почесал нос. Отец терпеть не мог абсолютно всю современную музыку, Витьке иногда даже казалось, что у его папаши на эту музыку аллергия, – стоило из телевизора выскочить какой-нибудь развеселой попсе, как папахен начинал скрипеть зубами или просто выбегал из комнаты. И чем популярнее была песенка, тем большее отторжение у отца она вызывала. Поэтому Витьку заинтересовала такая реакция на его «кис-кис».
Ознакомительная версия.
