Тревожно билось у Матиуша сердце, когда он подозвал Фелека и просунул через решётку письмо.
Ещё сильней сердце у него забилось, когда на другой день он тем же путём получил ответ.
Король, – писал Фелек, – мой отец – сержант королевской гвардии. Мне очень хочется погулять в королевском парке.
Король, я предан тебе душой и телом и готов защищать тебя до последней капли крови. Если тебе понадобится моя помощь, только свистни, и я явлюсь по первому твоему зову.
ФЕЛЕК.Матиуш спрятал письмо на дно ящика, под книги, и стал учиться свистеть. Главное, всё сохранить в тайне, а пока придумать, что предпринять. Если открыто попросить, чтобы Фелеку разрешили приходить в королевский парк, сразу начнутся расспросы: зачем, для чего, откуда Матиуш знает, как его зовут, где они познакомились? А если продолжать встречаться тайно… Брр, даже страшно подумать, что будет, если их накроют. Как ни кинь – всё клин! Будь отец Фелека хотя бы поручиком, а то сержант! Офицерскому сыну, может, разрешили бы играть с королём, а так – никакой надежды!
«Надо подождать, – решил Матиуш, – а пока научусь-ка я свистеть».
Если ты никогда не видел, как это делается, научиться свистеть совсем не просто. Но у Матиуша, как известно, была сильная воля, и ему это удалось.
И вот однажды он свистнул просто так, для пробы. И каково же было его изумление, когда через минуту словно из-под земли вырос Фелек.
– Как ты сюда попал?
– Перелез через забор, – ответил мальчик, стоя перед королём навытяжку.
Король со своим новым другом юркнули в густой малинник, росший вдоль ограды, чтобы без помех решить, как им быть дальше.
– Знаешь, Фелек, какой я несчастный! С тех пор как я научился писать, мне приносят на подпись разные бумаги, и это называется у них управлять государством. На самом деле не я распоряжаюсь, а мной все командуют. Велят делать множество скучных, ненужных вещей, а всё интересное делают сами.
– Кто же эти мерзавцы, которые смеют командовать вашей милостью?
– Министры. Когда был жив отец, я слушался его…
– Тогда ты был его высочеством, наследным принцем, а отец твой – его величеством королём, а теперь…
– Теперь мне совсем худо. Ведь министров много, а я один!
– Они военные или штатские?
– Военный министр один.
– А остальные штатские?
– Что такое «штатские»?
– Ну, которые сабель и мундиров не носят.
– Значит, штатские.
Запихнув в рот пригоршню малины, Фелек глубоко задумался. А потом неожиданно спросил, есть ли в королевском саду вишни.
Матиуша несколько озадачил этот вопрос, но Фелек уже успел завоевать его расположение, и он сказал, что есть вишни и груши, и обещал передать Фелеку через забор, сколько он захочет.
– Ну ладно, часто нам видеться нельзя, а то попадёмся. Будем делать вид, что мы незнакомы. А письма кладите, ваше величество, под забор. И про вишни не забудьте! Положите письмо, ваше величество, свистните, и я его возьму.
– А когда у тебя будет готов ответ, ты мне свистни, – обрадовался Матиуш.
– Короля свистом вызывать не годится, – возразил Фелек. – Я кукушкой буду кричать. Встану подальше от забора и – «ку-ку, ку-ку!».
– Хорошо, – согласился Матиуш. – Когда мы опять увидимся?
Фелек долго соображал что-то и наконец проговорил:
– Без разрешения мне сюда нельзя приходить. Мой отец за версту человека разглядит, недаром он в королевской гвардии служит. А он строго-настрого запретил мне даже близко подходить к забору. «Фелек, – сказал он, – не вздумай вишни воровать в королевском саду, не то шкуру с тебя спущу».
Матиуш оторопел.
Вот тебе на́! С таким трудом найти друга – и чтобы по твоей вине с него шкуру содрали! Нет, это слишком большой риск.
– Как же ты вернёшься домой? – забеспокоился Матиуш.
– Вы уходите, ваша милость, а я уж что-нибудь придумаю.
Признав его совет разумным, Матиуш вылез из зарослей. И как раз вовремя: гувернёр-иностранец, обеспокоенный его исчезновением, так и зыркал по сторонам.
Высокая дворцовая ограда не мешала дружбе мальчиков. Но Матиуш часто вздыхал на осмотрах у доктора, который каждую неделю измерял его рост и взвешивал, чтобы знать, скоро ли король подрастёт. Матиуш жаловался на одиночество и однажды сказал военному министру, что хотел бы обучаться военному делу.
– Может, у вас есть на примете знакомый сержант, который давал бы мне уроки?
– Желание вашего величества овладеть военным ремеслом весьма похвально. Но почему вы хотите, чтобы это был непременно сержант?
– Не обязательно сержант, пусть сын сержанта.
Военный министр наморщил лоб и с важным видом записал что-то в блокнот.
Матиуш вздохнул безнадёжно: он заранее знал ответ министра.
– Желание вашего величества будет обсуждено на ближайшем заседании совета министров.
«Ничего путного из этого не выйдет: пришлют старого генерала», – подумал Матиуш.
Однако на этот раз дело неожиданно приняло иной оборот.
На ближайшем заседании на повестке дня стоял один вопрос – война. Три государства объявили войну Матиушу.
Прошёл день, второй, а Матиуш ничего не знал. О войне сообщил ему Фелек. Обычно, положив письмо, Фелек раза три кричал: «Ку-ку, ку-ку, ку-ку», а в тот день его «ку-ку» повторялось раз сто. И Матиуш догадался: значит, письмо очень важное. Но насколько важное, он, конечно, не подозревал. Их государство давно не воевало. Стефан Мудрый, его отец, умел жить в мире с соседями, и хотя большой дружбы ни с кем не водил, до войны дело не доходило, а ему объявить войну никто бы не отважился.
Три государства объявили вашему величеству войну, – писал Фелек. – Мой отец давно сулился выпить на радостях при первом известии о войне. Я жду, когда он напьётся, потому что нам необходимо увидеться.
Всё понятно: соседи захотели воспользоваться неопытностью короля. И Матиуш решил доказать им, что они просчитались: он хоть и маленький, сумеет защитить свою страну не хуже большого.
Война!
У Матиуша кровь взыграла – недаром он был правнуком отважного Павла Завоевателя!
Вот когда бы пригодились увеличительное стекло, воспламеняющее на расстоянии порох, и шапка-невидимка!
Матиуш ждал, когда его пригласят на чрезвычайное заседание, и он как монарх возьмёт бразды правления в свои руки. Но заседание состоялось ночью, и Матиуша не позвали.
А утром, как всегда, явился на урок гувернёр-иностранец.
Матиуш знал: по придворному этикету королю неприлично капризничать, упрямиться и злиться, особенно в такой ответственный момент, как сейчас. Поэтому он только грозно нахмурил брови и, взглянув на себя в зеркало во время урока, подумал: «Я похож на Генриха Свирепого!»
С нетерпением ждал Матиуш того часа, когда министры обычно являлись к нему с докладом. Вообразите его возмущение, когда церемониймейстер объявил, что сегодня аудиенция отменяется.
– Я требую, чтобы военный министр немедленно явился в тронный зал! – побледнев от гнева, твёрдо сказал он.
Слово «военный» Матиуш произнёс таким тоном, что церемониймейстер насторожился: похоже, юному королю всё известно.
– Военный министр на заседании.
– Тогда я сам пойду к нему, – заявил Матиуш и направился в аудиенц-зал.
– Ваше величество, извольте подождать минутку, – чуть не плача, взмолился старик. – Сжальтесь надо мной! Я головой отвечаю за порядок во дворце. У меня будут крупные неприятности.
Матиушу стало жаль старика. Ведь никто не знал лучше него, что можно делать королю, а чего нельзя. Часто долгими зимними вечерами, сидя у камина, Матиуш затаив дыхание слушал рассказы старика о короле-отце, королеве-матери, о балах и театральных представлениях, парадах и манёврах.
Кроме того, Матиуша мучили угрызения совести. Тайная переписка с сыном сержанта, ворованные вишни и малина – всё это не давало ему покоя. «Конечно, – рассуждал он, – сад принадлежит мне, и ягоды я рвал не для себя, а для друга. Но делать это украдкой, исподтишка – нехорошо. Вдруг я обесчестил этим поступком своих великих предков?»
Слёзы старика тронули Матиуша. И доброта чуть его не погубила: он уже готов был пойти на попятный. Но вовремя опомнился и, сделав над собой усилие, нахмурился и холодно сказал:
– Так и быть, даю вам десять минут.
Церемониймейстер опрометью выбежал вон. Во дворце поднялся переполох.
– Откуда Матиуш узнал о войне? – недоумевал министр юстиции.
– Чего этот сопляк всюду суёт свой нос! – возмущённо воскликнул канцлер.
– Господин канцлер, не забывайтесь, – одёрнул его министр юстиции. – Закон запрещает на официальных заседаниях отзываться столь неуважительно о королевской особе. В частной беседе можете говорить что угодно, но сейчас вы – официальное лицо. О чём вы думаете, никого не касается, но вслух говорить об этом вы не имеете права.
