Полвека без Ивлина Во - Во Ивлин

Перед отплытием я спустился к себе в каюту и лег. Человек, который делил со мной каюту, приятный инженер-строитель средних лет, уже раздевался; он был в майке и трусах. Я проснулся; когда заработали двигатели, задремал и вторично проснулся, когда мы миновали волнолом и стали набирать скорость, потом крепко уснул, чтобы наутро пробудиться в открытом море среди сотни англичан, которые брились, насвистывая.

Следующие два дня погода была холодной и пасмурной, море неспокойным. Сейчас я предпочел бы первый класс. Не потому, что мои попутчики были приятны не во всех отношениях, как обещали мне жители Порт-Саида, а потому, что их было так много. Просто негде присесть. Кают-компания и курительная были удобны, чисты, хорошо проветривались, были красиво отделаны и все такое, но всегда забиты до отказа. На палубах не было шезлонгов, кроме тех, которыми пассажиры обеспечили себя сами; три или четыре общих лавки были неизменно заняты мамашами, вытворявшими ужасающие вещи над своими малютками, вооружившись баночками вазелина. Было невозможно даже более-менее спокойно погулять, так узка и многолюдна была единственная прогулочная палуба. Дети были повсюду. В Индии как раз начинался жаркий сезон, и жены офицеров в массовом порядке везли их обратно в Англию; в лучшем случае они лежали в колясках и плакали; в худшем — валились на палубе, страдая от тошноты; их же можно было видеть в столовой во время завтрака или ланча, где матери уговаривали их поесть. И каждый день наступал ужасный час примерно около шести вечера, когда оркестр спускался из первого класса, чтобы сыграть нам в салоне что-нибудь из Гилберта и Салливана; их приход точно совпадал с купанием старших детей внизу; сочетание мыла и соленой воды — самое отвратительное, что есть в морском путешествии, и здоровая часть отпрысков сагибов и мем-саиб протестующе вопила, а стальные балки и деревянные перегородки вторили им эхом и звоном. И для человека, ценящего тишину, не было места ни наверху, ни внизу.

Остальные пассажиры были либо военнослужащие в отпуске, либо их жены, к которым примешались несколько слуг пассажиров первого класса, пара-тройка священников и монахинь. Слуги во все время плавания ходили в аккуратной синей форме, но военные привлекали внимание занятным снобизмом. Весь день, хотя и чисто выбритые и тщательно причесанные, они демонстрировали чрезвычайную свободу в одежде, будучи в защитного цвета шортах, распахнутых теннисках и выцветших крикетных блейзерах. Однако к обеду все они выходили в смокингах и накрахмаленных рубашках. Один из них сказал, что он потому плывет вторым классом, что тут не нужно беспокоиться о том, как ты одет, но все же должен согласиться, что необходимо знать меру. По другую сторону барьера мы видели пассажиров первого класса, одетых очень элегантно: в белых фланелевых костюмах и коричневых с белым туфлях. Был среди них молодой человек, давший мне понять, что он торопится на родину, чтобы в интересах консерваторов побороться за место в парламенте на всеобщих выборах. Он постоянно заглядывал на нашу территорию, чтобы выпить со мной коктейль и рассказать о прелестных девушках в первом классе, с коими он танцевал и играл в койтс [51]. Я немало потратился на его коктейли. Он часто и настойчиво звал меня прийти к нему, познакомиться со всеми теми прелестными девушками и выпить с ним коктейль. «Дружище, — обычно говорил он, — никто не посмеет слова сказать, пока ты со мной. А если что, я быстренько договорюсь с капитаном». Но я предпочитал держаться своего бара. Позже сей молодой человек, стремясь поразить своей удалью девушек из первого класса, взобрался на шлюпбалку на шлюпочной палубе. О его выходке сообщили капитану, и тот устроил ему суровый нагоняй. На пароходах компании «Пи энд Оу» царит дух закрытой частной школы. Полагаю, он потерпел сокрушительную неудачу на выборах, сократив скудный список консерваторов почти до ноля.

На третий день перед самым ланчем впереди показалась Мальта. Высадка, однако, задержалась, поскольку у одного из пассажиров обнаружилась ветрянка. Сошел лишь один пассажир. Нам пришлось показаться врачу в салоне первого класса. У врача возникла неразрешимая проблема с произношением моего имени. Он захотел узнать адрес, куда я направлюсь на Мальте. Я сказал, что еще не сделал выбор между двумя отелями. Он попросил сделать выбор немедленно, поскольку ему нужно заполнить форму.

Я ответил, что не могу, не увидевшись прежде с управляющими.

— Оба отеля хорошие, какое это имеет значение?

— Я не хочу платить за проживание, — возразил я.

Увидев во мне определенно очень подозрительного типа, он сказал, что под страхом тюремного заключения я должен буду каждый день моего пребывания в Валлетте отмечаться в министерстве здравоохранения. Если я не явлюсь, полиция найдет и приведет меня. Я уверил его, что буду являться, и он выдал мне карантинную справку. Я потерял ее в тот же вечер и ни разу близко не подходил к министерству здравоохранения, благополучно забыв о своем обещании.

Нас доставили на берег на портовой барже и высадили у здания таможни. Здесь меня встретили два молодых человека, смуглые живые коротышки в фуражках над лоснящимся английским костюмом. У одного на фуражке золотыми буквами было вышито «Отель Великобритания», у другого — «Отель Осборн». Каждый держал в руке копию моего письма с просьбой о месте в отеле. Каждый успел завладеть частью моего багажа и протягивал мне карточку, отпечатанную типографским способом. Одна гласила:

Вторая:

(Факт, который, скорее, нужно скрывать, нежели афишировать).

Впрочем, в Каире мне сообщили, что из двух отелей «Великобритания» лучший, так что я поручил его представителю заботу о моем багаже. Человек из «Осборна» недовольно замахал у меня перед глазами моим письмом.

— Это фальшивка, — объяснил я, пораженный собственным двуличием. — Боюсь, вы введены в заблуждение явной фальшивкой.

Человек из «Великобритании» нанял две коляски, в одну усадил меня, в другую погрузил мои вещи и сел сам. Над нашими головами нависал низкий тент с бахромой, так что видел я не слишком много. Было понятно, что мы преодолеваем длинный крутой подъем с множеством поворотов. На некоторых я мог мельком видеть барочный храм; на других открывался вид на полную кораблей Гранд-Харбор (Великую гавань) с укреплениями позади нее. Мы кругами поднимались все выше по широкой улице с множеством лавок и более внушительных дверей, мимо стаек в высшей степени уродливых мальтийских женщин в удивительных черных головных уборах, чем-то средним между покрывалом и зонтиком, последним, что унаследовал остров от рыцарей ордена св. Иоанна Иерусалимского, традиционно здесь почитавшегося. Затем мы свернули в узкую боковую улочку и остановились у небольшого, из железа и стекла, крыльца отеля «Великобритания». Темный коридорчик вел в темный, скромных размеров холл, обставленный под английский бар-салон: копии кожаных кресел, вазы с ландышами на подставках из мореного дуба, столики с покрытыми металлом столешницами и столики под плюшевыми скатертями, бенаресская медь, фотографии в рамках и пепельницы с фирменным знаком различных марок виски и джина. Не поймите меня неправильно, это не было отдаленное подобие отеля былых времен в английском торговом городе, но лишь овеществление моего представления об интерьерах тех гостиниц, что выходят фасадом на вокзал Паддингтон и заманивают объявлением «5 шиллингов. Номер и завтрак» поверх впечатляющих названий, как то «Бристоль», «Кларендон», «Империя» и тому подобных. Я приуныл, встретив хозяина отеля в этом сомнительном холле, и мое уныние увеличивалось по мере того, как я поднимался этаж за этажом в свою спальню. Хуже всего, впрочем, было первое впечатление, и, думаю, я честно выполняю свое обязательство перед владельцем, предупреждая людей и призывая их не пугаться сказанного мной. Потому что могу совершенно откровенно сказать, что «Великобритания» — лучший отель на острове. Позже я зашел взглянуть, каков из себя «Осборн», и почувствовал, что заткнул за пояс его светлость принца Луиса Баттенберга и герцога Бронте. Еда в «Великобритании» была отличной; прислуга особенно усердна и приятна. Однажды вечером, будучи усталым и занятым, я решил пообедать у себя в номере. В «Мена Хаус», где была тьма слуг и лифт, обед принесли мне наверх в один заход и оставили перед дверью; в «Великобритании» же каждое блюдо приносил отдельно, преодолевая три лестничных пролета, задыхающийся, но улыбающийся valet de chambre [54].