намерению, кроме решения вернуться к вашим прежним восторгам, как только мне удастся разубедить вас в вашем ложном мнении обо мне. Прощайте! Еще раз умоляю вас никогда не покидать меня и непрестанно думать о той бурной страсти, которую я испытываю к вам. Не пишите мне больше, быть может, ваши письма не дойдут до меня во время моего путешествия. Прощайте! Я дам вам подробный отчет о всех моих душевных волнениях, а вы мне расскажете об одном из своих по вашему выбору, когда я обрету великое счастье свидеться с вами. Прощайте!
НОВЫЕ ОТВЕТЫ НА ПОРТУГАЛЬСКИЕ ПИСЬМА
Ради удовлетворения читателя и собственного оправдания я полагаю, что должен сказать несколько слов о том намерении, которое побудило меня взяться за настоящие Письма. Я не собираюсь разъяснять здесь читателю, достоверны или вымышлены пять Португальских писем и адресованы ли они, как утверждают, одному из самых знатных дворян нашего королевства [20]; я отнюдь не намерен выказывать свою осведомленность в этом вопросе: я хочу лишь сказать, что бесхитростность и непритворная страсть, которые проглянули в этих пяти Португальских письмах, мало кому позволят усомниться в том, что строки эти не придуманы. Что же до намерения, побудившего меня написать к ним ответы, я слишком откровенен, чтобы утаить мнение, высказанное мне по сему поводу тем, кого можно отнести к числу самых блестящих умов Франции. Мне прежде всего указали на обширность замысла, на трудность его успешного претворения и на дерзостность, в которой меня упрекнут, ежели успех окажется сомнительным. Мне было сказано, что первые пять Писем проникнуты пылкою страстью и что человек, не изведавший столь пламенного чувства, никогда не сможет ответить на них должным образом; что первые Письма написаны молодою девушкой и что в душе представительниц слабого пола страсть проявляется с большей силою и пылкостью, нежели в душе мужчины, где она всегда отличается большей сдержанностью; что, помимо всего, эта девушка — монахиня, более склонная к сильной привязанности и любовным порывам, нежели светская женщина; и что я, не будучи ни молодой девушкой, ни монахиней, а может быть, и вовсе не склонный к нежностям, не смогу в своих Ответах придать выразительности тем чувствам, которыми справедливо восхищаются в первых Письмах. Наконец, мне привели в пример замысел Авла Сабина [21], который написал ответы на некоторые из посланий Овидия, именуемых «Героидами», по столь неудачно, что его ответы лишь выгодно оттеняли вышеназванные послания, хотя те и были порождены одной игрою ума и начисто лишены всякого сердечного чувства. Одного этого было достаточно, чтобы охладить отвагу, менее пылкую, нежели моя; и все же я не сдался на эти доводы: я понял, что безыскусственная красота Португальских писем недосягаема и что они справедливо могут быть названы чудом любовного излияния; я подумал, однако, что, даже если мои ответы окажутся лишенными этого чудесного свойства, некоторый успех им обеспечен. Ежели они и не будут преисполнены пылкой и страстной любви, что из того? лишь бы им была присуща некая живость. Я предпочитаю прослыть человеком остроумным, нежели влюбчивым. Во всяком случае, ежели мои ответы так уж невыносимо плохи, пусть думают, будто я их сделал такими, дабы они лучше напоминали те, на которые сетует португальская дама в четвертом Письме (стр. 30), где она их называет «письмами холодными, полными повторений», и в Письме пятом (стр. 38), где она жалуется на «неуместные уверения в дружбе и смехотворные любезности», коими ее любовник заполнил свое последнее письмо. В этом, на мой взгляд, заключается та скромная признательность, на которую я вправе рассчитывать. Ежели все-таки принять во внимание обширность замысла, меня не так уже разбранят за то, что я в этом недостаточно преуспел; напротив того, меня, быть может, похвалят за то, что я вообще за это взялся. Доводы, которые я привел в начале этого предисловия и которые я нахожу неопровержимыми, послужат мне в худшем случае защитою от нападок критиков, чтобы не сказать завистников. Наконец, читатель, возможно, будет удивлен, увидев шесть Ответов на пять Писем; но я хочу уведомить его, что, коль скоро в первом из своих пяти Португальская монахиня упоминает о Письме, написанном ее любовником еще перед самым его отъездом, я счел себя не вправе уклониться и придумал еще одно письмо. Мне и в голову не пришло пренебречь таким прекрасным поводом к сочинительству и не воспользоваться им. Вот все, что я хотел сказать. Прощайте.
Прощай, Мариана, прощай! Я покидаю тебя и, покидая, испытываю огорчение, что не смог убедить тебя в том отчаянии, в которое повергает меня неизбежность моего отъезда. Но я постараюсь тебя в этом убедить, дорогая Мариана, и мой уход из жизни, с которой я вскоре расстанусь, расставшись с тобою, не позволит тебе более сомневаться в моем непомерном горе. Знаешь ли ты, бесценная моя, что значат эти слова: «я расстаюсь с тобою»? И могу ли я, по-твоему, сказать яснее и понятнее, что я «умираю»? Да, я умираю, ибо оставляю тебя! Я ухожу из жизни, уйдя от тебя, и лягу в могилу, вернувшись к себе на родину. И все же я уезжаю, скажешь ты, и покидаю тебя. О, жестокая, как сильны эти слова, как они всевластны, как красноречивы и как твоя любовь, которая в них проглядывает, будоражит мое сердце и неумолимо колеблет мое решение! Как? неужто свидетельства твоей любви ко мне, в чем я никак не могу сомневаться, оказывают на меня воздействие, столь непохожее на то, к которому я до сей поры был привычен! От этого зависели моя радость и мой покой, то были источники моего счастья и блаженства. Эти знаки любви составляли всю мою отраду, они заглушали мои рыдания, осушали слезы, успокаивали треволнения, рассеивали страхи: теперь же они могут вызвать лишь новое смятение в душе моей и порождать в ней тревоги. Я понимаю причину этой перемены: я пользовался всеми благами, которые обещали первые знаки твоей любви, я жадно впивал все ее услады и был счастлив отвечать на нее бесчисленными словами и бесчисленными поступками, способными убедить людей, более недоверчивых нежели ты, в необъятности и пламенности моей страсти, тогда как ныне я взираю на эти предлагаемые мне блага, не имея возможности их принять, и в ответ на твою нежную привязанность я могу лишь отправиться в путь, который отдалит нас друг от друга на пятьсот лье. Судите же поэтому о моей
