Будьте здоровы, дорогой, милый друг мой! Теперь уже я буду просить Вас иметь в виду мой будущий адрес: г. Клин, Московской губ., село Фроловское (название, которое Вам нетрудно запомнить, не правда ли?).
Беспредельно преданный Вам
П. Чайковский.
422. Чайковский - Мекк
Г. Тифлис,
13 апреля 1888 г.
Милый, дорогой друг мой!
Поздравляю Вас с благополучным возвращением домой. Теперь буду с нетерпением ожидать известия о том, как решатся в нынешний раз Ваши железнодорожные дела, и успокоюсь вполне за Вас, когда узнаю, что всё совершилось согласно с Вашими желаниями и что Вы водворились в Плещееве. Не знаю, дошло ли до Вас письмо мое, посланное отсюда в Веlair, как раз в утро того дня, когда я получил от Вас известие, что седьмого числа Вы уезжаете и что больше в Веlair писать не нужно. Надеюсь, что Вам его переслали. Я застал в Тифлисе совершенно июльский зной, фруктовые деревья в цвету и даже несколько слишком душные ночи. После ужасной парижской и лондонской погоды чрезвычайно приятно было очутиться на благословенном юге, и под волшебным впечатлением роскошной кавказской природы я помню, что в предыдущем письме моем вздумал опять советовать Вам посетить Кавказ. Конечно, это путешествие, в конце концов, слишком утомительно, и вряд ли Вы решитесь на него, но, когда я вижу здешние красоты, мне всегда ужасно хочется, чтобы и Вы их видели.
Своих я нашел совершенно здоровыми. Маленькая племянница моя Таня очень выросла, стала очаровательно болтать по-французски, и во всех отношениях она очень развилась и изменилась к лучшему. Брат Анатолий и жена его всё более и более привязываются к Кавказу и не хотят и слышать о переезде на север. И в самом деле, всё как-то сложилось для них здесь необыкновенно благоприятно, ибо даже и люди здесь какие-то особенно милые, и я сам, находясь здесь, смутно сознаю, что человек настоящим образом может наслаждаться жизнью лишь в таких странах, где солнце всегда греет и где, куда ни взглянешь, всё - красота. Однако ж привычка делает то, что без моего туманного, холодного севера я обойтись не могу. Не знаю, дорогой друг, писал ли я Вам, что новое мое убежище будет опять около Клина, но в местности, гораздо более живописной и красивой, чем Майданово. Притом же там всего один дом, одна усадьба, и я не буду видеть ненавистных дачников, гуляющих под моими окнами, как это было в Майданове. Называется это место селом Фроловским, а адрес мой будет тот же, т. е. г. Клин, куда и прошу Вас, дорогая моя, адресовать мне Ваши письма. Я ужасно рад, что к моему приезду всё уже будет готово, перевезено и устроено. Уезжаю я на этих днях. По всей вероятности, мне придется на несколько дней съездить в Петербург, ибо говорят, что мне необходимо представиться государю. Таким образом, не скоро еще я дождусь окончательного водворения в моем новом уголке. Но зато я хочу безвыездно провести всё лето и всю осень в Фроловском и много работать. В последний год я ведь ровно ничего не делал и только слонялся по Европе и России! Теперь я ровно ничего не делаю, даже не пытаюсь начать какую-нибудь работу, ибо до сих пор еще не пришел в себя, и мне кажется, что только дома, в Фроловском, я снова получу охоту к труду. Мечтаю о новой симфонии, о струнном секстете, о ряде небольших фортепианных пьес... Многие советуют мне заняться подробным описанием моего концертного путешествия и поместить это в каком-нибудь журнале, но мне как-то совестно трубить о своих успехах. Сообщите мне, милый друг, Ваше мнение насчет этого. Советуете ли Вы мне составить исторический очерк моей поездки или нет? Будьте здоровы, драгоценный друг мой!
Беспредельно преданный
П. Чайковский.
Всем Вашим посылаю поклоны и приветствия.
423. Мекк - Чайковскому
Москва,
21 апреля 1888 г.
Милый, несравненный друг мой! На днях я получила Ваше дорогое письмо, адресованное сюда, а раньше получила и то, которое было послано еще в Belair, и хочу написать Вам несколько слов, хотя сомневаюсь, чтобы мое письмо нашло Вас в Фроловском, а, вероятно, судя по Вашему письму, Вы будете в Петербурге. Очень и очень благодарю Вас, милый и дорогой мой друг, за Ваше внимание к моим интересам, В нынешнем году, благодаря богу, мы имели опять успех в рязанских выборах, но именно только с божьею помощью, потому что мы имеем против себя людей, которые не останавливаются ни перед какими средствами, пускают в ход сплетни, выдумки, клеветы, подкуп, обман, воровство. Вообразите, что они нанимали чужие акции и платили по шесть рублей за акцию, чтобы иметь голоса, так что, говорят, они издержали 112000 (сто двенадцать тысяч [Пишу прописью для того, чтобы Вы не подумали, милый друг мой, что я ошиблась в нулях. (Примечание фон-Мекк.)]) на нынешнее собрание и выставили больше полутора тысяч голосов наемными акциями. Но что возмутительно, это то, что все эти расходы делаются на счет этого несчастного Сергея Дервиза и что его тот господин, который устраивается на его счет доводит до разорения; это гадко и подло!
Я по обыкновению, плачу дань возвращению в Россию: совсем больна, простуда страшная, болит горло, голова, мучит кашель, совсем потеряла голос, так что говорила шепотом, что весьма неудобно при том условии, что я должна говорить целый день без умолку. Но что всего ужаснее для меня, это то, что я не пользуюсь воздухом, тогда как за границею я привыкла целые дни быть на воздухе; бедная наша Россия, какая она суровая и жесткая! А по части Кавказа, дорогой друг мой, я до бесконечности благодарна Вам за Ваше желание показать мне его, и меня самое ужасно тянет туда, но ведь там, так же как и в Крыму, бывают эпидемические лихорадки. Вспомните, дорогой мой, в прошлом году они так свирепствовали, что на железной дороге некому было сторожить пути: вся железнодорожная прислуга была больна лихорадками. К тому же, я сомневаюсь, чтобы можно было достать хорошее, удобное помещение. А очень жаль, по природе - чудный край!
Не пишу больше, потому что голова болит, и к тому же меня парализует мысль, что письмо это не дойдет до Вас. До свидания, мой милый, драгоценный друг. Будьте здоровы и покойны. Всею душою безгранично Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
Р. S. Вы пишете, милый друг мой, что ничего не делаете, а мне говорили, что Вы сочиняете теперь балет “Ундина” для Петипа, - правда ли это? Когда Вы были в Лондоне, и сын мой Володя был там; и он разыскивал Вас, хотел пригласить Вас к себе на обед, на котором у него было несколько друзей и наш русский посланник, но он не мог Вас найти. Он обращался за Вашим адресом туда, где исполнялись Ваши концерты, но там отвечали, что Вы живете на частной квартире и что она им неизвестна. Володя очень жалел, что не мог найти Вас.
Чуть было не забыла ответить Вам, дорогой мой, на Ваш вопрос по поводу того, что Вам советуют издать описание Вашего путешествия. О да, милый друг мой, конечно, это было бы очень интересным и дорогим произведением для истории музыки и для литературы вообще; поэтому я буду ужасно рада, если Вы возьметесь за этот труд. Я давно очень жалею, что Вы больше ничего не пишете литературного. Вы так хорошо писали; я никогда не забуду одной Вашей статьи, в которой Вы отвечали на отзыв одной барышни или барыни о Вашей музыке. Что это была за прелесть! Пишите, дорогой мой, пожалуйста пишите.
424. Чайковский - Мекк
С. Фроловское, г. Клин,
24 апреля 1888 г.
Милый, дорогой друг мой!
Я в своем новом жилище. Оно мне очень по душе; дом стоит на горе, вид чудесный, сад переходит прямо в лес, дачников никаких нет, комнаты высокие, меблированы старинной мебелью, и, одним словом, я совершенно доволен своей новой обстановкой. Алексей в один месяц из необитаемого, заброшенного дома сделал очень приятный, симпатичный приют для усталого от всевозможных волнений и впечатлений странника! Кстати, об Алексее. Не помню, писал ли я Вам, что во время моего отсутствия он женился и, кажется, очень удачно, ибо жена его на вид чрезвычайно симпатична.
