Кашпар Лен-мститель - Карел Матей Чапек-Ход

В начале нашего столетия три чешских писателя носили одну и ту же фамилию. Это были братья Карел и Йозеф Чапеки и не состоявший с ними в родстве Карел Матей Чапек. Пятидесятисемилетний Карел Матей Чапек уже четверть века издавал свои книги и достиг большой известности, когда начала восходить звезда литературной славы Карела Чапека. Маститый беллетрист отдавал должное дарованию своего младшего собрата по перу. Он тяжело переживал свое «двойничество» с Карелом Чапеком, но отказаться от завоевавшего популярность у читателей имени было трудно. Окончательное решение пришло лишь после знакомства с братьями Чапеками, которое состоялось в 1917 году. С тех пор Карел Матей Чапек стал пользоваться псевдонимом.

Слово «ход» Чапек добавил к своей фамилии не случайно. По материнской линии он принадлежал к потомкам ходов — крестьян из пограничных районов, людей, чье вольнолюбие и мужество воспел А. Ирасек в романе «Псоглавцы». Чапек родился и вырос в ходском крае, любил его и гордился своими земляками. Обо всем этом говорил походивший на двойную фамилию псевдоним. Драматический эпизод, в котором Чапек проявил поистине ходское благородство и чувство собственного достоинства, был скрыт от посторонних глаз, но не забылся.

Так началось последнее десятилетие жизни Чапека-Хода, когда ему суждено было создать многие из лучших своих произведений и стать знаменитостью. К нему пришло официальное признание заслуг перед отечественной словесностью — он был удостоен званий члена Чешской академии наук и лауреата четырех государственных премий. Его роман «Турбина», новеллы «Доченька Иаирова» и «Эксперимент» были переведены и изданы во Франции. На родине его считали самым современным писателем. Сверстники двадцатилетнего Ю. Фучика, как и он сам, не замечали почтенного возраста Чапека-Хода, когда читали его книги.

«Новых сенсаций ждали от этого почти семидесятилетнего человека, чье неустанное стремление к новым вершинам заставляло его забывать о своем возрасте. Смерть оборвала труд, которого не смогла остановить старость, и ответ на вопросы, который он давал нам всею своею жизнью, остался недосказанным», — писал в прочувствованном некрологе критик-коммунист, говоря от имени своего поколения [1].

Судьба литературного наследия Чапека-Хода оказалась трудной. Мнение критиков о его значении было противоречивым. Если одни видели в Чапеке-Ходе реалиста и оценивали его произведения высоко, то другие считали его натуралистом и упрекали за отсутствие строгого вкуса. Впоследствии многие историки литературы также усматривали в нем представителя сошедшего с литературной арены натурализма, прозаика второго, если не третьего, ряда. Неизменным оставалось лишь отношение к Чапеку-Ходу читателей: те произведения, которые переиздавались при его жизни, продолжают и сейчас выходить в свет большими для Чехословакии тиражами.

В наше время среди литературоведов возобладало мнение о том, что Чапек-Ход был выдающимся экспериментатором, что он обогатил чешский реализм оригинальным видением мира и предварил многие художественные открытия более позднего времени [2]. Круг литературной судьбы Чапека-Хода замкнулся: став знаменитым в начале века, он вновь обрел репутацию мэтра в его конце, но при этом к нему пришло и нечто большее — определилось его место в плеяде реалистов 20—30‑х годов, составившей славу чешской литературы XX  столетия.

Чапек-Ход формировался как личность и художник в переломную эпоху. Он родился 21 февраля 1860 года в городе Домажлице, имеющем прочные исторические и культурные традиции. Его отец работал помощником преподавателя в реальном училище. Умер он, когда сыну было семь лет. Заботы об оставшихся сиротами детях лежали на плечах матери. От нужды спасало то, что мать сдавала внаем жилье с полным содержанием для «студентов», как тогда называли учащихся средних учебных заведений. Предполагалось, что по окончании гимназии Чапек поступит в духовную семинарию, где обучение было бесплатным, и со временем станет патером. Его ждала участь многих неимущих молодых людей, которые избирали для себя такой путь к знаниям и материальной обеспеченности.

Детство будущего писателя было омрачено тем, что он числился среди самых слабых учеников. Художественная одаренность Чапека, хотя она и была подмечена учителями, не встретила поддержки с их стороны. Избирательность интересов не поощрялась, и мальчику приходилось отстаивать право на свое увлечение языками и литературой. Стойко выдерживал он порицания и со стороны соучеников за нежелание участвовать в рукописном журнале с выразительным названием «Стремление и старание».

В гимназии Чапек прослыл бунтарем. Поводом к этому послужило то, что учитель однажды прямо в классе сжег его сочинение, содержавшее какие-то недозволенные высказывания. Бунтарем назвали бы Чапека и чины из полиции, но уже по другой причине: он предложил своим друзьям-чехам не петь австрийского гимна во время богослужений в честь августейших особ и вырвать его текст из молитвенников. В ответ на это Чапек получил приглашение вступить в тайное революционное общество, которое должно было освободить Чехию от иноземного господства. Был принят устав организации и даже учрежден орден Белого Льва трех степеней, чтобы награждать за особые заслуги перед отечеством.

Все это напоминает историю маленьких фантазеров, описанную Я. Нерудой в новелле «Почему Австрия не была разгромлена 20 августа 1849 года, в половине первого пополудни». Подобно тому, как в мечтаниях героев новеллы был слышен отклик на революцию 1848 года, так и в «политическом заговоре» гимназистов прозвучало эхо таборов — многотысячных собраний под открытым небом, на которые австрийское правительство ответило введением осадного положения в Праге и ее окрестностях в 1868 году. Начинался новый этап национально-освободительного движения против иноземного ига, в борьбу включились массы — рабочие и крестьяне, которые в 1918 году добились создания независимой республики. Тогда же, когда Чапека увлекли патриотические идеи, до победы было еще очень далеко, и тайные собрания гимназистов могли иметь для подростков самые серьезные последствия.

Еше до получения аттестата зрелости Чапек пришел к убеждению, что его призвание — литература и журналистика. Вчерашнего гимназиста не обескуражила оценка «совершенно неудовлетворительно», полученная на выпускном экзамене по чешскому языку. Она лишь укрепила, как остроумно заметил впоследствии сам Чапек, решение избрать для себя в качестве пожизненного наказания выполнение письменных работ, чтобы дотянуть хотя бы до «тройки» [3]. Вопреки желанию матери юноша не поступил в семинарию. Он хотел стать адвокатом, чтобы приобрести необходимое литератору знание жизни. Время студенчества для Чапека, зарабатывавшего на пропитание репетиторством и частными уроками, оказалось очень кратким: после одной из стычек с немецкими шовинистами ему пришлось покинуть и университет, и Прагу.

С 1884 года в Оломоуце началась работа Чапека в газете. Через четыре года молодому журналисту, который к тому времени уже