И Юлия протянула незнакомцу гитару. -- Это очень редкий, звучный инструмент, -- сказал тот, -- еще добрых старых времен, но в моих неумелых руках... Да что там руки... не в руках дело! Дивный дух гармонии, обитающий в этой редкостной маленькой вещице, живет и в моей груди, но он закостенел, подобно куколке, и не может сделать ни одного свободного движения; только из вашей души, милая мадемуазель, вырывается он в светлые небесные просторы, переливаясь, подобно сверкающей бабочке, тысячей радужных оттенков. Да, милая мадемуазель! Когда вы запели, вся страстная мука любви, весь восторг сладостных грез, надежд, желаний, -- все это поплыло над лесом и живительной росой пало в благоуханные венчики цветов, в грудь внимающих вам соловьев! Оставьте гитару у себя -- лишь вы одна повелеваете заключенными в ней чарами!
-- Вы ведь бросили ее, -- заметила Юлия, вся раскрасневшись.
-- Да, это правда, -- ответил незнакомец, быстро схватывая гитару и с жаром прижимая ее к груди, -- да, это правда, я выбросил ее, но теперь беру назад, освященную. Никогда больше не выпущу ее из рук?
И опять на лице его появилась шутовская маска, и он заговорил тонким, резким голосом:
-- Собственно говоря, судьба или, вернее, мой злой демон сыграли со мной роковую шутку, заставив явиться перед вами, дражайшие дамы, ех аЬшр1о, как говаривали латинисты и прочие ученые господа! Вога ради, светлейшая принцесса, соблаговолите окинуть меня взглядом с головы до ног. И вы соизволите убедиться по моему костюму, что я приготовился сделать ряд визитов. Да, я как раз собирался посетить Зигхартсвейлер и оставить в этом славном городке если не свою особу, то по крайности визитную карточку. О Господи! Уж не думаете ли вы, что у меня мало знакомств, светлейшая принцесса? Да разве гофмаршал родителя вашего не был когда-то моим близким другом? Я знаю, если бы он увидел меня .здесь, то уж непременно прижат, бы к своей атласной груди и, растрогавшись, попотчевал бы понюшкой табаку, говоря: "Здесь мы одни, любезный друг, здесь я могу дать волю своему сердцу и приятнейшим чувствам!" Я бы, конечно, удостоился аудиенции у милостивейшего князя Иринея и был бы представлен также и вам, о принцесса! И так представлен, что -- готов прозакладывать мою самую лучшую коллекцию септаккордов против одной пощечины -- сумел бы заслужить ваше благорасположение. Но вот беда,-- я вынужден сам представляться вам и в столь неподобающем месте: между утиным прудом и лягушачьим болотом. О Боже, научись я хоть немного колдовать, сумей я 5413110 превратить эту благородную зубочистку (он достал зубочистку из жилетного кармана) в блестящего камергера Иринеева двора, он схватил бы меня за шиворот и сказал бы: "Светлейшая принцесса, этот человек -- такой-то и такой-то!" Но теперь... сЬе {ат, сЬе с1г! Пощадите, пощадите, о принцесса, о благородные дамы и господа!
Незнакомец упал ниц перед принцессой и запел пронзительным голосом: "АЬ, р1еЙ, р1е1а, з^^пога!"
Принцесса подхватила Юлию и стремглав побежала с нею прочь, громко восклицая: "Он сумасшедший, сумасшедший, он сбежал из дома умалишенных!"
Уже возле самого дворца навстречу девушкам вышла советница Бенцон, и они, запыхавшись, едва не упали к ее ногам.
-- Что случилось? Ради всего святого, что с вами, кто вас преследует? -- спросила она.
Принцесса была вне себя, она смогла лишь пролепетать несколько бессвязных фраз о сумасшедшем, который напал на них. Юлия спокойно и рассудительно доложила матери о происшествии и кончила тем, что вовсе не считает незнакомца сумасшедшим; скорей всего, он просто шутник и насмешник, вроде мосье Жака, и ему вполне подошла бы роль в "Арденнском лесу".
Советница Бенцон заставила ее еще раз повторить все, выспрашивала мельчайшие подробности, просила описать походку, осанку, жесты, голос неизвестного.
-- Да, -- воскликнула она наконец, -- это, конечно, он, только он, и никто другой!
-- Кто -- "он", кто? -- нетерпеливо спросила принцесса. -Успокойтесь, дорогая Гедвига, -- ответила Бенцон, -- напрасно вы так бежали -- видите, даже задохнулись, -- незнакомец, показавшийся вам столь опасным, отнюдь не сумасшедший. Как ни дерзка, как ни неуместна шутка, которую он себе позволил, а это вполне возможно при его причудливых манерах, я уверена -- вы помиритесь с ним непременно!
-- Никогда! -- воскликнула принцесса. -- Никогда я не соглашусь увидеть хотя бы еще один раз этого колючего шута!
-- Ах, Гедвига! -- рассмеялась Бенцон. -- Какой только дух вложил в ваши уста слово "колючий"! Оно к нему подходит более, чем вы сами думаете и подозреваете, -- об этом говорит все, что здесь только что произошло.
Внезапно (лат.).
Вдруг (лат.).
Что делать, что говорить! (ит.)
Ах, сжальтесь, сжальтесь, синьора! (ит.)
-- Я тоже никак не пойму, милая Гедвига, -- вмешалась Юлия, -- за что ты так рассердилась на этого незнакомца? Даже в его шутовском поведении, в бессвязных речах было нечто, взволновавшее меня странным, но далеко не неприятным образом.
-- Счастье твое, -- возразила принцесса, и слезы показались у нее на глазах, -- счастье твое, что ты можешь оставаться такой невозмутимой и спокойной, мое же сердце больно ранят насмешки этого ужасного человека! Бенцон, кто он, кто этот безумец?
-- Объясню вам все в двух словах, -- ответила Бенцон. -Когда лет пять тому назад я была в...
(М. пр.) ...убедивший меня в том, что в глубокой душе истинного поэта живут и детски чистые помыслы, и сострадание к бедствиям ближнего.
Смутная печаль, какая часто находит на юных романтиков, когда в сердце у них совершается борение великих, возвышенный идей, побуждала меня искать уединения. Долгое время казались мне постылыми и крыша, и погреб, и чердак. Наравне с небезызвестным поэтом, поселившимся в крошечном домике на берегу журчащего ручья, под мрачной сенью плакучих ив и берез, я предавался кротким, идиллическим радостям и грезил, не вылезая из-под печки. Так и случилось, что я не встречал более Мины, моей нежной мамаши в прелестной пятнистой шубке. В науках обрел я утешение и покой. О, как прекрасно общение с ними! Хвала, пламенная хвала благородному человеку, выдумавшему науки! Насколько они прекраснее, насколько полезнее, чем адское изобретение гнусного монаха, который первым выдумал порох, вещь до смерти противную мне по самой природе и воздействию своему. Недаром суд потомков заклеймил этого варвара, это исчадие ада Бертольда жестоким презрением, ибо еще в наши дни, когда желают высоко вознести прозорливого ученого, историка с широким кругозором, словом, любого человека отменной образованности, то о нем говорят: "Этот пороха не выдумает!"
В назидание подающей надежды кошачьей молодежи не могу не поведать, что, когда меня одолевает тяга к наукам, я вскакиваю в библиотечный шкаф хозяина, с зажмуренными глазами хватаю когтями первую попавшуюся книгу, выдергиваю ее и прочитываю, каково бы ни было ее содержание.
Подобная метода обучения сообщила уму моему гибкость и многогранность, а моим знаниям -- такое сверкающее всеми цветами радуги богатство, которому будут дивиться потомки. Не стану перечислять здесь всех книг, без разбору прочитанных в те месяцы поэтической грусти, -- отчасти потому, что надеюсь найти для этого более подходящее место, отчасти потому, что я уже забыл их заглавия, -- опять-таки до некоторой степени по той причине, что я взял себе за правило заглавий не читать, а потому никогда и не знал их. Думаю, что каждый удовлетворится моим объяснением и не станет винить меня в биографическом легкомыслии. Мне предстояли новые испытания. Как-то раз хозяин углубился в толстый фолиант, развернутый перед ним, а я примостился туг же под столом, на листе отличной атласной бумаги, и упражнялся в греческом письме, которое превосходно давалось моей лапе. Вдруг в комнату быстро вошел молодой человек, -- я уже не раз видел его у хозяина, -- он неизменно обращался ко мне с дружеским уважением, более того, с тем лестным почтением, какое подобает выдающемуся таланту и признанному гению. Всякий раз, войдя и поздоровавшись с маэстро, он не только приветствовал меня словами: "Доброе утро, кот!" -- но и слегка почесывал у меня за ушами и ласково гладил по спине; такое обхождение было причиной, еще более поощрявшей меня развертывать перед всем светом блеск моих талантов. Но в тот день все сложилось иначе! В тот день -- чего раньше никогда не бывало -- следом за молодым человеком в дверь вломилось черное косматое чудовище с горящими глазами и, увидев меня, бросилось прямехонько ко мне. Неописуемый страх обуял меня, одним прыжком очутился я на письменном столе хозяина, а из горла моего вырвался вопль ужаса и отчаяния, когда чудовище тоже вскочило на стол, подняв при этом невообразимый шум. Добрый хозяин, испугавшись за своего любимца, взял меня на руки и засунул под шлафрок. Но молодой человек сказал:
-- Напрасно вы беспокоитесь, маэстро Абрагам. Мой пудель никогда не обидит кошку, он просто хочет поиграть. Спустите кота на поЛ, и вы позабавитесь, глядя, как они будут знакомиться -- мой пудель с вашим котом.
