утопая в лужах, путешественницы побежали следом, не переставая громко повторять название замка, и, в конце концов, выбрались на дорогу, где стояла маленькая высокая пролетка.
Верх был поднят, а лошадь пребывала то ли в дреме, то ли в задумчивости. Едва путешественницы забрались внутрь – причем миссис Уилкинс не полностью поместилась под навесом, – лошадь внезапно очнулась и быстро зашагала: очевидно, в сторону дома – без возницы и без чемоданов.
С оглушительными криками Беппо бросился следом и едва успел схватить свисавшие поводья. Гордо и, как ему казалось, с абсолютной ясностью он объяснил иностранкам, что лошадь всегда так себя ведет, потому что это прекрасное, сытое и здоровое животное, за которым он ухаживает как за собственным ребенком. Леди, должно быть, испугались: крепко схватились друг за друга и, как бы громко, внятно и красноречиво он ни изъяснялся, уставились на него широко раскрытыми глазами, ничего не понимая.
И все же Беппо все говорил и говорил, даже втискивая в пролетку чемоданы. Рано или поздно они должны были понять, потому что слова он сопровождал самыми очевидными, доходчивыми жестами. Однако ничего не менялось: пассажирки продолжали смотреть на него испуганно и вопросительно. Обе дамы были симпатичные и молодые, подумал Беппо, а их внимательно следившие за ним поверх чемоданов глаза – сундуков, к счастью, не было, только чемоданы – напоминали очи Мадонны. Даже после того, как пролетка тронулась, обе леди без устали вопросительно повторяли название замка, словно опасались, что он увезет их в какое-то другое место.
– Сан-Сальваторе?
И всякий раз Беппо громко, убедительно отвечал:
– Si, si, San-Salvatore [3].
– Неизвестно, туда ли он нас везет, – потеряв терпение, тихо проговорила миссис Арбутнот.
Дорога казалась бесконечной. Мощеная улица окутанного сном городка закончилась, и теперь они ехали по извилистой дороге вдоль низкой стены, за которой простиралась черная пустота. Издалека доносился звук морского прибоя. С другой стороны, очень близко, тянулось что-то высокое, отвесное и темное.
– Скалы, – прошептали друг другу спутницы. – Огромные скалы.
Обе чувствовали себя ужасно: ночь, темно, дорога такая долгая и пустынная. Вдруг отвалится колесо? Вдруг встретятся фашисты или те, кто им противостоит? Надо было остаться на ночь в Генуе, а утром, при дневном свете, продолжить путь.
– Но ведь тогда уже наступило бы первое апреля, – шепотом заметила миссис Арбутнот.
– Первое апреля уже и так наступило, – пробормотала миссис Уилкинс.
Они замолчали, Беппо опять обернулся на козлах: пассажирки уже отметили эту его опасную привычку, ведь нельзя оставлять лошадь без присмотра – и в очередной раз обратился к ним, как ему казалось, с полной ясностью: без местного наречия и со множеством вспомогательных жестов.
Ах, ну почему в детстве их не заставили учить итальянский! Тогда можно было бы уверенно сказать: «Будьте добры, сядьте прямо и смотрите за лошадью», – а они даже не знали, как по-итальянски «лошадь». Стыдно быть настолько невежественными!
В волнении, поскольку дорога огибала громадные нависающие скалы, а слева от морского обрыва защищала только невысокая стена, обе леди тоже принялись преувеличенно жестикулировать: размахивать руками и кричать, призывая возницу смотреть вперед. Однако тот, похоже, решил, что его просят прибавить скорость, и следующие десять минут, когда он постарался угодить приятным дамам, превратились в кошмар. Он гордился своей лошадью, а та действительно умела бегать очень быстро. После того как Беппо, привстав на козлах, щелкнул кнутом, лошадь так резко рванула вперед, что маленькая пролетка накренилась, чемоданы опрокинулись, а миссис Арбутнот и миссис Уилкинс судорожно ухватились друг за друга. Так, раскачиваясь и цепляясь за все, что попадало под руку, они в ужасе мчались до тех пор, пока возле Кастаньедо дорога не устремилась вверх. У подножия холма, где знала каждый дюйм, лошадь внезапно остановилась, отчего все, что находилось в пролетке, сбилось в кучу, немного постояла, словно решила передохнуть, а затем медленно-медленно пошла дальше, словно вдруг превратилась в старую клячу.
Беппо, явно гордый, что у него такая умная лошадь, обернулся, ожидая похвалы и восторгов, но леди почему-то сидели с каменными, смертельно бледными лицами.
И вот наконец на вершине холма показались дома: да, скалы закончились, и начались дома, низкая стена тоже закончилась. Море отступило, звук прибоя стих, ночное путешествие наконец-то подошло к концу. Света, конечно, нигде не было: никто не видел, как они едут, – однако, едва заметив дома, Беппо громко объявил через плечо:
– Кастаньедо! – Затем снова привстал, щелкнул хлыстом и пустил лошадь галопом.
– Через минуту будем на месте, – шепотом пробормотала миссис Арбутнот, изо всех сил вцепившись в борт.
– Скоро остановимся, – заверила себя миссис Уилкинс, тоже крепко вцепившись в борт.
Друг друга они не услышали, потому что громко щелкал кнут, стучали колеса и звучали бодрые обращения Беппо к лошади.
Обе леди с тревогой всматривались в пространство в надежде увидеть средневековый замок. Они ждали и верили, что, миновав деревенскую улицу, окажутся перед высоким величественным арочным порталом, а затем по обрамленной деревьями подъездной дороге подъедут к приветливо распахнутой двери и войдут в ярко освещенный холл, где, согласно объявлению, их встретят прекрасно обученные гостеприимные слуги. Но вместо этого пролетка внезапно остановилась. Выглянув, путешественницы увидели все ту же деревенскую улицу с неказистыми темными домами по обе стороны. Беппо бросил поводья на спину лошади с таким видом, будто не собирался ехать дальше, и спрыгнул с козел. В тот же миг неизвестно откуда возле пролетки появились люди: мужчина и несколько подростков принялись живо стаскивать чемоданы.
– Нет-нет! Сан-Сальваторе, Сан-Сальваторе! – возмущенно воскликнула миссис Уилкинс, отчаянно пытаясь удержать оставшийся багаж.
– Si, si! San-Salvatore! – дружно ответили незнакомцы, продолжая похищать чемоданы.
– Но это не может быть Сан-Сальваторе! – обратилась миссис Уилкинс к миссис Арбутнот, которая сидела неподвижно, наблюдая за изъятием чемоданов с тем же терпением, с каким относилась к неприятностям меньшего масштаба. Она точно знала, что, если эти мужчины окажутся злодеями и захотят завладеть багажом, все равно не сумеет помешать преступным намерениям.
– Да, пока что-то непохоже на старинный замок, – согласилась миссис Арбутнот и не удержалась от мгновенного недоумения относительно неисповедимости путей Господних. Неужели она действительно явилась сюда вместе с бедной миссис Уилкинс после долгих хлопот, множества тревог и трудностей, по окольным путям отклонения от правды и прямого обмана только для того, чтобы быть…
Миссис Арбутнот пресекла опасные мысли и, в то время как оборванцы-подростки скрылись в темноте вместе с чемоданами, а человек с фонарем помог Беппо снять укрывавший пассажирок фартук, обратилась к спутнице и тихо напомнила, что обе они находятся в руках Господа. Впервые в жизни, услышав эти слова,
