47. Вышли на прямую...
Стало светлей от снега, распрямился последний виток декабря, от двадцатых к тридцатым прямая дорожка до конца года. Меня по-прежнему встречает Макс, одинокая черная фигурка среди ледяной пустыни. Он выбегает далеко в поле, я спешу ему навстречу. Кошки с Костиком по утрам дома, из подвала по первому зову вытягивается Хрюша, переливается через край темноты и бежит ко мне. Сегодня увидел на лестнице мужскую спину - и бежать. Насилу уговорил вернуться. Клаус долго и напряженно вглядывается в лестничную темень, стараясь понять, мужская фигура или женская... Если мужская, ни за что не сдвинется. Его не раз били мужчины, из женщин он боится только одну, с железным крючком, что у мусора. Он надоел ей своим интересом к ящикам, она замахивается на него клюкой. Кто бьет, редко замахивается. Была каша, овсяная с растительным маслом, немного кефира... Все это моментально смололи кошки и Костик, этот прожора, бьется за чистое блюдце до конца. К счастью немного осталось подоспевшим Хрюше и Стиву. Сегодня говорили с Клаусом. Ус растет плохо, глаза слезятся, шерсть за ушами и на лбу выпадает. Девять или десять ему? Свобода, дружок, старит.... Когда никого нет, он прижимается ко мне головой - "не забыл меня?" "Нет, Клаусик, ты мой самый лучший друг... "
48. На лестнице.
Когда я бегу с ними наверх... Они быстрей меня и всегда обгоняют, а я не знаю, что нас ждет за поворотом. Опасно, когда закрыта дверь в наш закуток, они толпятся перед ней, оглядываются, переминаются, подумывают о побеге... Сверху топот, крики детей, лай собак!.. Может отвориться дверь, выглянет сосед, который их ненавидит... Я должен успеть! И я бегу, сердце досадно бухает и останавливается... потом снова, кое-как... Иногда какой-нибудь кот, чаще Стив или Клаус, начинает кривляться на лестнице - садится, моется, демонстрируя пренебрежение к опасностям. Если Стив, со своим высокомерием, то черт с ним, все равно не убедишь; годами околачивается на ступеньках, не раз попадало, но жив, счастливчик. Если Клаус, то хочет, чтобы я подошел, уговорил его, а то и взял на руки. Хрюша при малейшей опасности забьется под лестницу, отличная добыча для овчарки. Поэтому для отстающих способ один - завлечь стремительным бегом вперед и вперед; они легко заражаются моей торопливостью, в них просыпается инстинкт догнать убегающего. В догонялки лучше всех играет Клаус, я говорил уже, от него не отвязаться, он будет плестись за мной, пренебрегая святостью границ. Несмотря на мороз и ветер, поев, все исчезли в темноте. В подвальной комнате, где сидит Клаус, из окна постоянно выбивают фанерку. Я прихожу она на полу, а в подвале буран и сугробы. Каждый день я пристраиваю ее снова. Утром и вечером ищу Стива.
49. Хроника. Природа не безжалостна, она равнодушна...
Только не попадайся ей под руку или под ногу. Двадцать шестое декабря, мороз такой, что любая одежда кажется бумажной. В кухне замерзла вода в чайнике, на подоконнике лед и снег. Если законопатить все щели, плотно закрыть входы и выходы, то домой вернется плюс, и вода растает. Я выбираю тепло, и запираю на ночь слабых и плохо одетых - двух кошек, Хрюшу, Костика и всех, кто не уверен в своих силах. Уверены обычно Макс, Стив и Клаус, и Серый, конечно, эти сумеют позаботиться о себе. Стива нигде нет. Двадцать седьмое, Хрюша и кошки дома, Клаус и Макс уходят. Костик встает и без колебаний за ними, это дружба. Со своею гладкой шкуркой ему тяжело придется, вместо воздуха иглы и колючки, в подвале не сладко, еда в мисках превратилась в куски льда... Где затерялся безумный Стив, играющий своею жизнью? Менял хозяев, места, образ жизни, неделями где-то скрывается... Вчера я подходил к девятому, звал и громко и шепотом - ни движения, ни звука. Как будто все вымерли в том доме. Потом что-то шелохнулось, шлепнулось - и мимо меня промчался большой серый кот, я его знаю. Глубоко сидят, берегут тепло... Вечер, двадцать пять не тридцать, зато ветер сдувает тонкую оболочку тепла. Макс сидит под балконом, морда в снежной пыли, хвост затвердел. "С ума сошел! Почему не бежишь в подвал? " Он слабо вякнул в ответ, глаза дикие, сосульки возле рта. Дома понемногу отошел... Как научить его прятаться?.. Лохматые снова уходят в ночь. Двадцать восьмое декабря, всего девятнадцать, зато пурга. Под ногами блестящая поверхность, земля отталкивает, ветер сносит меня в черноту, в овраг, к реке... У нашей двери серый растрепанный кот, видно, что был домашний, но потерялся. В руки не дается. Дома все, кроме Клауса и Стива, девять куч и столько же луж. В подвал снова забежали собаки, им некуда деться. Фанерка на окне повалена, с великими трудами укрепил ее. Скорей хотя бы десять минусов, тогда оставлю форточку открытой на ночь. Дал всем по кусочку сала, жадно ели и отнимали друг у друга. Клаус сильней Макса, но уступает ему, только негодующе смотрит на меня. Костик отнимал у них обоих, он друг, ему разрешено. У друзей может отнять и Люська, а у Алисы отнимают все. И у Хрюши, который смел при входе, а потом бегает за спинами. Но никто не оспаривает его право раздавать оплеухи. Стив, когда был в последний раз, дышал мне в лицо, урчал, закатив глаза, про дружбу навеки. Где же твоя дружба?
50. Полкастрюли каши. Стив.
Вечером я шел к своим, погруженный в мысли. Нет, мыслить я давно разучился - проносились лица, деревья, кусты, заборы, лужи с отражениями фонарей, желтые листья... слова, сказанные шепотом... светится окно... Кусочки памяти, которые всегда при нас. А кругом серая и мутная пустыня, над ней рои существ, правильных и мертвых, это снежинки. Лист существо, может, даже с именем, а снег - вещество... Я нес кашу, немного, зато с необыкновенной рыбой линем, и с подсолнечным маслом, чтобы шерсть гуще росла. Что важней шерсти зимой?.. Судьба обрадовала меня - на ступеньках Стив! Я не поверил глазам. Думаю, неужели Макс научился шастать по ступеням?.. Того и гляди, доберется до нас своим умом... Нет, длинней, и нет рыжины на боках, и глаза особенные - до глупости бесстрашные глаза. Стив! И ничуть не похудел, сильная мускулистая спина. Я только успел пощупать спину, как он замахнулся лапой и сказал -"но-но..." Настоящий, живой! Злой и деловой "времени нет, показывай, что принес..." Ему, конечно, почести, миска отдельная и все такое. Хрюша и Люська почтительно посторонились перед нашим странником, ходячей легендой. "Вот придет Стив..." Долгими зимними вечерами разве я не так говорю им?.. Потом пришел Клаус, Хрюша, нашелся Макс, и все четверо черных оказались в доме. Хрюша, конечно, замахивался на Стива, но каждый раз успевал передумать. Стив особый кот, учить его нашему порядку бесполезно. Хрюша понимает это, и еще знает - Стив все равно уйдет, а порядок останется. Нас восемь четверо черных, трое серых и я. Не было Серого, он, кажется, побаивается Стива. Но Стив недолго баловал нас, отведал рыбки с кашей, и к балконной двери, оглянулся на меня, зашипел, зарычал - "Отворяй, устал я с вами!.." И я со спокойным сердцем отпустил его. Он, не оглядываясь, ушел в мутную мглистую снежную пустыню, где небо и земля слились.
51. Хрюша едет верхом.
Стив снова исчез, но я успокоился - жив, бродяга. Дома все, кроме Хрюши. Макс с Люськой в обнимку, она его любовно вылизывает, он милостиво разрешает, и сам полизал чуть-чуть... Костик на улицу не хотел, но отчаянно хотел пописать. И, улучив момент, когда я потерял бдительность, намочил бумажку в углу и успокоился. А я поздно хватился, и сделал вид, что не заметил. В такой мороз мне жаль их выталкивать на улицу, и я терплю лужи и кучи, надеясь на скорое потепление... Поели, отдохнули, помылись, и я отворяю перед ними балконную дверь или форточку минут на пять, и жду, в клубах морозного пара, кто куда... Кто хочет уйти, уходит. Но сегодня воздух колюч как никогда, даже Макс дрогнул. А Алиса ушла, хотя я оставляю ее без разговоров, но вот надо ей, и все! Три раза выходил за Хрюшей, его все нет и нет. Из подвала выбежали собаки, они там греются. На этот раз я ничего не сказал им, они знают меня и ведут себя тихо. Дошел по тропиночке до девятого, снег по колено, вокруг дома здоровенные псы, сидят на колючем ветре, ждут кого-то... Хрюше с его коротенькими ножками, да по такому снегу... не проскочить! Звал, звал - и, наконец, слабенький голосок - появляется в окошке Хрюша, чумазый настолько, что не черный, а серый. Взял его на руки, он тут же успокоился и едет, гордо поглядывая на стадо собак... Прибыли, тут же все сбежались, ведь ясно, что Хрюша получит премию. Я оставил его в ванной с рыбьим хвостиком наедине, а дверь плотно закрыл, подоткнув бумажку. Клаус пытался когтистыми лапами взломать Хрюшино уединение, трудился, пыхтел, в конце концов победил... но увидел только довольную Хрюшину физиономию. Опоздал! Что поделаешь, в другой раз, дружок.
52. Тридцатое декабря, завтра перевал...
Люська обожает всех без исключения котов, но в особенности Клауса, это ее кумир. Утром кумир полакал разбавленного молока и пулей вылетел на балкон, оставив нам огромную кучу, настоящая мужская работенка! Мороз застрял на двадцати пяти и при этом ухитряется быть влажным, это для нас смертельно. Кошки прочно поселились в доме. Хрюшу едва вытянул из подвала, теперь он спит рядом с батареей, она еле теплится. Люська в отсутствие Клауса подобралась к Максу, приводит в порядок его лохмы, ему это нравится. Но Клаус все поставит на свои места, как только Люська на что-нибудь путное сгодится. Стив основательно исчез, наверное, объявился могущественный обладатель купеческой колбасы. Но исчезнут его покровители, он снова явится, пойдет по этажам выпрашивать подаяния, не теряя при этом гордого вида. Завтра первый перевал, за ним передышка, а потом даже круче. Коты это знают, у них чувство времени точней моего, им не нужно чисел. Впрочем, я тоже не помню чисел... и пейзаж для меня, как для кота, всегда нов, дорога сюда каждый день другая, снег имеет сотню имен - он колет, жжет или гладит... холоден, мокр, сух, блестящ... А цвет... как можно говорить о цвете - он охватывает все оттенки настроений и состояний... Так вот, у наших такой настрой - придется потерпеть еще, зима не все показала зубы. Никто не веселится, кроме Костика и Люськи, которым все трын-трава. Мечта Костика - попробовать жизнь на зуб до сих пор жива, а кот с мечтою не взрослый кот, он так и не вырос. Каким -то чудом добрался до меня, доколыхался серой тенью, а потом схватился из последних силенок, и держался, отчаянно держался!.. Не все смогли, куда делась лохматая худышка с желтыми глазами? Почему не выскочила из темноты, если выскакивала сто раз, когда ей было гораздо страшней и хуже?.. Не знаю, мир для меня разделен - по ту сторону царство отвратительных теней, а по эту только подвалы и коты... Почему не искал ее? Раньше бы искал, а теперь я все чаще так поступаю: выбежит - спасу, не выбежит - отворачиваюсь, иду дальше. Иначе не выжить, не от голода или усталости, а от сердечной тяжести. Их слишком много, даже в поле моего зрения, я и семерых-то с трудом спасаю. Людей тоже бывает жаль, но они в этой жизни хозяева, сами ее делают, пусть сами за все и платят. А мне достаточно забот, я помогаю зверям. Я - перебежчик, всегда на их стороне. Они запоминают меня и пробиваются поближе - к лестнице, к балкону, к двери, потом оказываются на кухне... Они проявляют чудеса выдумки и выдержки, только бы остаться на ночь, забиться в дальний угол, за кровать... Я находил их в мусорном ведре, на верхней полке шкафа... Они лезут по кирпичной стенке, по деревьям на балкон, а до этого просиживают неделями под окнами, наблюдая за счастливцами, решая сложнейшую задачу как проникнуть... Я слышу, как скрипят и ворочаются их мозги... Каждый из моих восьми... что скрывать, Серый уже проник... Каждый изобрел свой способ, свои трюки, чтобы обмануть меня, отвлечь внимание, а потом оказаться в опасной близости, когда я, взглянув им в глаза, не смогу отодвинуть. И я иду сюда, проклиная холод, скользкую дорогу, ветер, темноту, то, что мало еды, на один зуб этим прожорам... окруженный частоколом враждебных взглядов, связанный ожиданием чуда - еды, тепла, внимания... Я девятый среди них.
