зло должно быть наказано, и у каждого должника есть свой кредитор. А вас, почтенные соседи, я прошу быть лишь свидетелями!
Тут У Сун левой рукой схватил невестку, а правой указал на старую Ван. Присутствующие остолбенели от ужаса и, не зная, что делать, не смея произнести ни слова, глядели друг на друга. – Уважаемые соседи, – продолжал У Сун, – не удивляйтесь и не пугайтесь! Я невежественный человек, но смерти не боюсь, а также знаю, что за зло следует платить злом и что обида должна быть отомщена! Вам, уважаемые соседи, я не причиню никакого вреда и только прошу быть моими свидетелями. Если же кто-нибудь из вас попробует уйти раньше времени, то не обессудьте! Разговаривать я тогда буду по-иному: семь раз проткну кинжалом. Ведь мне сейчас ничего не стоит убить человека!
Гости стояли как вкопанные и шелохнуться не смели.
– Слушай меня, старая скотина! – крикнул У Сун, уставившись на старуху Ван. – Это ты виновата в смерти моего брата и должна отвечать за это! – Обернувшись к невестке, он продолжал: – И ты, распутная гадина, слушай, что я тебе скажу! Если признаешься, что погубила моего брата, я пощажу тебя!
– Дорогой деверь! – воскликнула невестка. – Что это вы говорите! Ваш брат умер от сердечной болезни, при чем же тут я?
Не успела она это произнести, как У Сун вонзил кинжал в стол, схватил ее левой рукой за волосы, а правой за грудь. Затем пинком ноги опрокинул стол и, подтащив женщину к алтарю, бросил ее на пол. Пиная ее ногами, он правой рукой схватил кинжал и, указывая им в сторону старухи Ван, закричал:
– Ну, старая свинья, говори всю правду!
Та хотела было улизнуть, но, убедившись, что это невозможно, сказала:
– Не гневайтесь, господин начальник! Все скажу вам.
Тогда У Сун велел стражнику подать бумагу, тушечницу, кисточку и тушь и, указывая на Ху Чжэн-цина кинжалом, сказал:
– Прошу вас, запишите по порядку все, что здесь услышите!
– Я… я… за… запишу, – пробормотал, заикаясь и дрожа от страха, Ху Чжэн-цин.
И, налив в тушечницу воды, он растер кусочек туши и, расправив кисточку, сказал:
– Ну, почтенная Ван, говори всю правду!
– Какое мне до всего этого дело и почему вы заставляете меня говорить?! – ответила старуха Ван.
– Ах ты собака! – крикнул У Сун. – Знаю я все твои проделки. Еще отпираться вздумала! Если не скажешь, я сначала разрежу на куски эту распутницу, а потом прикончу и тебя, суку! – и он два раза провел перед лицом невестки кинжалом.
– Дорогой деверь! – завизжала та. – Смилуйтесь надо мной! Пустите меня, и я все расскажу вам!
У Сун поставил женщину на колени перед алтарем и воскликнул:
– Говори, распутница! Да побыстрее!
Невестка была до того перепугана, что решила сознаться. Она рассказала все по порядку, начиная с того, как она выронила из рук шест, которым снимала дверную занавеску, и ушибла Си-Мынь Цина; как она стала шить у старой Ван одежду и вступила в любовную связь с Си-Мынь Цином. Рассказала она и о том, как Си-Мынь Цин пнул У старшего ногой, а когда тот заболел, они задумали отравить мужа, и старая Ван учила их, как это сделать. Она рассказала все с начала до конца, во всех подробностях. У Сун же предупредил ее, чтобы она говорила медленно, а Ху Чжэн-цина попросил записывать слово за словом.
– Ах ты дрянь! – крикнула старуха Ван. – Раз ты первая начала, так мне-то чего отпираться! Только в беду меня, старую, втянула! – И она также во всем призналась.
У Сун попросил Ху Чжэн-цина записать также показания старухи, после чего велел обеим женщинам поставить внизу отпечатки пальцев, а присутствующим соседям подписаться. Затем по его приказу один из стражников снял с себя пояс и связал им за спиной руки старой ведьмы; бумагу, где были записаны показания, У Сун свернул и спрятал за пазуху. Затем он приказал стражникам подать еще чашку вина, поставил ее на алтарь перед табличкой с именем брата и, подтащив поближе свою невестку, заставил ее опуститься на колени. Старухе он также велел преклонить перед алтарем колени и затем сказал, проливая слезы:
– Дорогой брат мой! Твоя душа еще не улетела далеко отсюда! Сегодня я, твой младший брат, мщу за твою смерть!
Затем он велел стражнику сжечь жертвенные деньги. Вдова У старшего, видя, что плохи ее дела, хотела было закричать, но У Сун схватил ее за волосы и, бросив на пол, встал на нее ногами. Он разорвал одежду на женщине и быстрее, чем ведется рассказ, вонзил ей в грудь кинжал. Затем выдернул его обратно, взял в зубы и, запустив пальцы в рану, извлек сердце и внутренности и положил их на алтарь. Потом он взмахнул кинжалом, послышался хрустящий звук, и голова Пань Цзинь-лянь откатилась в сторону, заливая все кругом кровью.
У присутствовавших от страха в глазах потемнело. Они закрыли свои лица руками, но, видя, как рассвирепел У Сун, не решались его останавливать.
Между тем У Сун послал наверх стражника за одеялом. А когда одеяло было принесено, завернул в него отрезанную голову, вытер кинжал и сунул его обратно в ножны. После этого У Сун вымыл руки и, почтительно обращаясь к гостям, сказал:
– Я доставил вам немало беспокойства, уважаемые соседи, но не осуждайте меня за это. Прошу вас подняться наверх и подождать, пока я вернусь.
Соседи только переглянулись, но не посмели ослушаться и отправились наверх. У Сун послал наверх стражника, велев ему запереть там и старуху Ван. Перед уходом он поручил двум стражникам охранять нижние комнаты.
Захватив с собой голову женщины, завернутую в одеяло, У Сун направился прямо в лавку лекарственных снадобий. Увидев управляющего, он приветствовал его и спросил:
– Дома ваш уважаемый хозяин?
– Нет, он только что вышел, – ответил управляющий.
– Можете вы пройтись со мной немного? – спросил У Сун. – У меня есть к вам небольшое дело.
Управляющий, который немного знал У Суна, не посмел отказаться. Когда они дошли до одного из глухих переулочков, У Сун грозно спросил его:
– Дорога тебе жизнь?!
– Смилуйтесь, господин командир! – взмолился управляющий. – Ведь я никакого зла вам не причинил.
– Так вот, если не хочешь расстаться с жизнью, говори, где сейчас Си-Мынь Цин!
– Он то… только что у… шел с… одним знакомым в кабачок, который находится около Львиного моста, покушать… – еле вымолвил управляющий.
Едва У Сун услышал это, как тотчас же направился туда. А управляющий долго еще от страха не мог двинуться с места. Подойдя к кабачку, У