class="v">Из мира бедствий и невзгод!
Но я боюсь: в чертогах неба
Царят такие холода,
Что на лету мой дух застынет,
Едва поднимется туда.
Луна заглядывает в окна,
И чудится, что перед ней
Душа моя парит и пляшет
Средь легких, призрачных теней.
Высоко занавес жемчужный
Я поднял на своем окне,
Раскрыл узорчатые створки
Навстречу голубой луне.
Она блистает в поднебесье,
Тоскою наполняет грудь,
В ее серебряном сиянье
Мне до рассвета не уснуть.
Ах, если б не было на свете
Ни горя, ни вражды, ни зла!
Увы! – в минуту расставанья
Луна по-прежнему кругла,
По-прежнему струит на землю
Свой ясный, равнодушный свет,
Как будто до людских страданий
Ей никакого дела нет!
Есть у людей и годы счастья,
И годы безысходных мук,
Минуты радостных свиданий,
Минуты горестных разлук.
Так и луна: то ярко блещет,
То превратится в тусклый серп,
И у нее бывают в жизни
То полнолунье, то ущерб.
Жесток закон судьбы превратной,
Но так ведется издавна,
И невозможно в этой жизни
Душе счастливой быть сполна.
О, если бы сердца в разлуке
И за десятки тысяч ли
Надежду, красоту и радость
Совместно чувствовать могли!
Окончив петь, Юй-лань отложила кастаньеты, пожелала каждому из присутствующих счастья и отошла в сторону.
– Юй-лань! – окликнул ее Чжан Мын-фан. – Обнеси-ка всех вином!
Юй-лань послушно взяла поднос и, когда служанка наполнила кубки, поднесла первый хозяину, второй его жене, а третий предложила У Суну. Чжан Мын-фан приказал налить У Суну побольше вина, а тот молча сидел и даже головы не смел поднять. Встав со своего места, он почтительно издали потянулся за кубком и, приветствуя хозяина и его жену, выпил все вино и вернул кубок. Чжан Мын-фан же, указывая на Юй-лань, молвил У Суну:
– Эта девушка очень смышленая. Она не только хорошо знает музыку, но также большая мастерица шить и вышивать. Если ты не почтешь для себя унизительным, мы выберем счастливый день и справим вашу свадьбу?
– Неужели вы забыли, кто я? – воскликнул, поднявшись, У Сун. – Осмелюсь ли я взять себе в жены девушку из семьи вашей милости? Столь незаслуженная честь убивает меня!
– Раз я сказал, – ответил, смеясь, Чжан Мын-фан, – то отдаем ее тебе, и ты уж, пожалуйста, не перечь мне. Я своему слову верен.
Они выпили еще десять чашек вина, и У Сун почувствовал, что захмелел. Боясь, как бы не допустить какой непристойности, он встал, поблагодарил хозяина и его супругу и, простившись, отправился к себе. Войдя на свою веранду, У Сун уже открыл дверь в комнату, но тут почувствовал, что слишком много съел и выпил и не сможет сразу заснуть. Тогда он снял верхнюю одежду и головной убор, захватил палицу и вышел во двор. Здесь при свете луны он повертел палицу над головой, проделал ею несколько приемов, и когда взглянул на небо, то увидел, что было уже за полночь. Он вернулся к себе в комнату и совсем было уже приготовился спать, как вдруг до него донесся крик: «Воры, воры!» У Сун подумал: «Командующий очень заботливо относится ко мне, так могу ли я оставаться безучастным, когда в дом к нему забрались грабители?» И, движимый чувством благодарности к Чжан Мын-фану, он схватил палицу и бросился прямо во внутренние помещения. Навстречу ему попалась Юй-лань, та самая, которая пела в этот вечер, и, махнув рукой в сторону сада, что был расположен за домом, вся дрожа от страха, прокричала:
– Туда убежал!
Тогда У Сун, не выпуская из рук палицы, ринулся в сад, но, сколько он там ни искал, никого не нашел. Он хотел уже бежать обратно, как вдруг кто-то бросил ему под ноги скамью, и он, споткнувшись, полетел на землю. Сейчас же появилось человек восемь солдат, которые с криком: «Держи, хватай вора!» – тут же связали У Суна.
– Да ведь это я! – кричал он возмущенно, но солдаты не слышали его и тащили в дом. В комнате, куда его приволокли, горело множество свечей и сидел командующий.
– Подведите этого разбойника сюда! – крикнул он.
И солдаты, подталкивая У Суна палками, поставили его перед командующим.
– Да какой же я разбойник! Я – У Сун! – воскликнул тот в сильном волнении.
Взглянув на него, командующий даже в лице изменился от гнева и завопил:
– Ах ты, мерзкий бандит! Закоренелый преступник! Я всеми силами старался помочь тебе и дать возможность выдвинуться в люди и никогда не обижал. Ведь только что я угощал тебя у себя в доме и сидел с тобой за одним столом. Я собирался повысить тебя по службе, и после этого ты решился на такое дело?!
– Уважаемый господин! – воскликнул У Сун. – Я ни в чем не виноват и сюда прибежал лишь затем, чтобы поймать вора. А солдаты ваши приняли меня за вора и задержали. Я человек честный, и справедливость моя известна по всей земле. Не способен я на подлости!
– Ты еще отпираться, мерзавец! – заорал Чжан Мын-фан. – Отведите-ка бандита в его комнату и посмотрите, не припрятал ли он чего!
Солдаты отправились вместе с У Супом в его комнату и там обнаружили купленную им ранее корзину, в которой сверху лежала его одежда, а под ней серебряные кубки и чашки для вина, стоимостью примерно в двести лян. Увидев это, У Сун даже замер от удивления и мог лишь воскликнуть:
– Вот беда-то!
А солдаты отнесли корзину в дом и поставили ее перед Чжан Мын-фаном.
– Вот преступная дрянь! – разразился тот руганью. – Ни стыда, ни совести нет. Ведь все это нашли в твоей корзине, можешь ли ты еще отнекиваться? Правильно говорит пословица: «От любой твари скорее дождешься благодарности, чем от человека». С виду ты хоть и человек, а нутро у тебя звериное. Улики налицо, и нечего тут попусту болтать! Сейчас же опечатайте все его вещи, а самого заприте в подземелье. Завтра я поговорю с ним!
У Сун пытался было протестовать и кричал, что его оклеветали, но ему не дали оправдаться, забрали найденные вещи, а его самого бросили в подземелье.
В ту же ночь Чжан Мын-фан послал правителю области донесение о случившемся, а судьям и чиновникам управления передал денежные подарки.
На следующее утро, когда правитель пришел к себе в управление, к
