Даже при очень непродолжительном пребывании в Рейкьявике выявляется огромная разница в образе небольшого нового буржуазного городка и фактами действительности. Первое, с чем сталкивается приезжий, это невероятная дороговизна жизни здесь. Это, как я полагаю, вызвано ещё военной инфляцией,которая так и не преодолена до сих пор. Она не влияет на коренное население, зарплата и доходы которого раза, пожалуй, в четыре выше, чем на британских островах, но для иностранца жизнь становится практически невозможной.
В первый же вечер мы обследовали Рейкьявик пешком, и хоть и старались экономить, вряд ли потратили бы больше в Монте-Карло или любом другом курорте для миллионеров.
Во всём городе было всего три-четыре бара, где подавали спиртное по сумасшедшим ценам и со сногсшибательными последствиями для большинства посетителей. В результате того, что можно назвать частичным запретом на алкоголь, было полнейшее пьянство везде, где только подавали спиртное. В этих барах битком набито народу, и большинство клиентов, к тому времени, как мы попали туда, было пьяно и развязно. В тот первый вечер мы зашли в бар над одним изысканным рестораном, он был отделан под каюту корабля прошлых лет: иллюминаторы, тяжёлые деревянные балки, рулевые колёса с кораблей и стилизованные керосиновые лампы.
Там было человек пятьдесят, и почти все они в какой-то степени были пьяны. Они были в тёмных костюмах, белых рубашках с темными галстуками, их дьявольская респектабельность лишь усугубляла лихорадочную атмосферу. Они платили около 15 шиллингов за стакан виски (58 крон за шнапс с пльзеньским пивом); им это очень нравилось, и они упивались им, - очень дорогое удовольствие. (Около 45 крон идут за один фунт стерлингов). Очарованные, позднее мы зашли в ночной клуб рядом с центральным озером и огромной гротескной церковью с высокой башней, построенной целиком из гофрированного листового железа. Вход в этот клуб стоил 25 крон за человека. Он был совершенно пуст, а оркестр играл для воображаемой публики.
Кружка пльзеньского и порция шнапса обошлись нам в 65 крон каждая, и отнеслись к нам довольно недружелюбно, несмотря на то, что мы хорошо дали на чай. Вот в этом, как выяснилось, и состоит огромная разница между исландцем-горожанином, как правило грубым, жестким и неприязненным, и сельским населением, чью доброту и гостеприимство нельзя сравнить ни с одной из тех стран, где я только бывал.
Были, однако, и очевидные исключения из первого из этих правил. Например, сотрудники гостиницы "Холт", которые были к нам исключительно внимательны и любезны, и уж совершенно очаровательный полицейский, который принимал у нас экзамены по вождению машины, прежде чем нам разрешили взять её напрокат. Это необходимо, пояснил он, так как иностранцы частенько приезжают в страну с международными водительскими правами, а потом оказывается, что "они настолько же глупы и безответственны, как обезьяны". Пока он наставлял нас таким образом, он рассказал нам о городе и дорожных условиях, с которыми нам придётся встретиться внутри страны. Он сообщил нам, что шоссе у них есть только вокруг нескольких городов, а остальные дороги сделаны из лавового шлака и имеют "мягкие обочины", которые могут быть весьма опасны для непосвящённых. Железных дорог у них нет, а поэтому автодорог там 6000 миль. Все их приходится перестраивать ежегодно после ущерба, наносимого зимой снегом и льдом. "Исландия, - говорил он, опасная страна, а мы здесь ценим жизнь человека. Дороги опасны, снега опасны, опасно и море. Так что мы добиваемся того, чтобы все водители были мастерами, у нас хорошо организована зимняя спасательная служба, и каждого ребёнка здесь обязательно учат плавать. Учат их в бассейнах с подогревом воды, так как на острове очень мало населённых мест, где бы не было горячих природных источников". - Он хохотнул: "Говорят, Исландия -страна контрастов, и это так.
Никто здесь не мёрзнет даже в самые суровые зимы, если только не выходит из дому, потому что во всех домах есть центральное отопление совершенно бесплатно.
Так вот, мы расположены не так уж намного южнее полярного круга, а у нас есть большие промышленные теплицы, где выращивают виноград, помидоры, гвоздики и даже бананы. Но мы сознаём, что это опасная страна, и поэтому при принимаемых нами мерах на тысячу человек у нас приходится только семь погибших в дорожных происшествиях. Но я вижу, что вы оба не увеличите эту цифру, и я выдам вам разрешение на вождение".
Мы взяли машину напрокат, - так как натуралисту в любой стране зависеть от общественного транспорта просто немыслимо, - за невообразимую сумму. Это был "Форд-Кортина", в первый же вечер мы поехали в порт посмотреть на корабли в гавани.Тамстоялофранцузское судно "Валёр" и корабль британского адмиралтейства, класс которого я не знаю. Кроме того, там было множество рыбацких судов всяких размеров. Волосы у Джимми из-за удалённости от парикмахерских, а не из-за какой-либо особой склонности, были длинноваты по исландским стандартам. Пока "Кортина" стояла в порту, две девчонки на велосипедах всё время крутились вокруг нас, наконец, старшая остановилась рядом с нами и на полном серьёзе объяснила младшей :"Это битл". И тогда, когда тайна раскрылась, и субъект был классифицирован, они уехали прочь. Мы остались и как зачарованные наблюдали, как большая американская машина всё кружила и кружила по порту на приспущенных визжащих колёсах, с виду совершенно бесцельно и самоубийственно. Какой-то моряк с исландского траулера прошёл мимо нашей неподвижной машины и произнёс:
- Сумасшедшие водятся повсюду, но мне кажется, в Рейкьявике их больше, чем где бы то ни было, а это уж слишком, не так ли?
- Да, - ответили мы, - слишком.
Наконец, эта безумная визжащая машина исчезла, и мы отправились назад в гостиницу. Нам пришлось сдавать назад из-за стоявшего перед нами грузовика, и тут же рычаг переключения скоростей обломился практически у самого основания. Я остался с этой дурацкой хромированной штуковиной в руке, и без каких-либо возможностей передвижения в каком-либо направлении. Мы вернулись в гостиницу на такси, в нас клокотали антиисландские чувства, которые не успокоились до тех пор, пока мы вновь не оказались среди простого народа в сельской местности.
Озеро в центре города оказалось таким же удивительным, как и terra firma* и её обитатели. В лондонских парках есть озёрки с декоративной водоплавающей птицей, это по существу искусственная обстановка, там есть утки и гуси, которыми любуются и которых кормят одинокие люди, не имеющие других возможностей общения с живыми существами. В Рейкьявике на центральном озере Тьорнин водится колония диких полярных крачек, чьи белые крылья пляшут над этим зелёным островом, там тучи диких птиц, которые как бы не замечают присутствия публики.
Германия послала Исландии в подарок пару лебедей-шипунов, обычных полуручных европейских лебедей, которые в Англии ещё по древним преданиям являются собственностью короны. Эту пару поселили на озере Рейкьявика, но вскоре пара диких лебедей-кликунов, численность которых в Исландии по скромным подсчётам составляет 10000, появилась там и бросила вызов чужакам-шипунам. Самец-кликун убил шипуна, и пара кликунов, утвердив своё превосходство, стала настолько агрессивной, что стала нападать на детей, прохожих и даже убила нескольких собак. Исландское правительство ответило Германии тем же, и с особым исландским чувством юмора преподнесло западногерманскому правительству двух кликунов. К сожалению, я не знаю последствий этого лукавого ответа, но они наверняка были довольно забавными. Скольким таксам пришлось защищаться от северных пришельцев, сколько уток и селезней погибли в честь рейха, сколько потенциальных Лед остались девственницами перед лицом этой надменной птицы, - обо всём этом остаётся только догадываться в меру своей фантазии.
На следующее утро после нашего прибытия в гостинице нас встретил г-н Гисли Кристианссен, консультант Гагачьих колоний, который предложил нам сначала поехать на "любительскую" колонию гаг в Бессастайоре, которая принадлежала президенту, г-ну Асгейру Асгейрссону, а затем на коммерческуюколонию гаг в Бессастадире в непосредственной близости оттуда.
Мы проехали по беспорядочно разбросаннымпредместьям Рейкьявика и затем миль семь-восемь по невыразительному ландшафту к благородной конструкции президентского дома, напоминавшей масштабную датскую сельскую архитектуру, который одиноко стоял у основания широкого низкого мыса, выступающего в море.
Было холодное утро с мелким дождичком из серых небес, фотографировать было плохо. Самому президенту нездоровилось, но нас зато приветствовала его исключительно привлекательная молодая личная секретарша, которая чувствовала себя так же свободно в резиновых сапогах и протекающих лодках, как она, очевидно, вела себя на протокольных и государственных мероприятиях. Она провела нас к солоноватому озёрку в нескольких стах метрах от дома, которое было похоже на место проведения какого-либо сельского карнавала. Там было несколько искусственных островков, точками выделявшихся на поверхности озера, а на них под сумрачным небом трепыхались многоцветные флаги и цепочки красных с белым вымпелов и лент. Вся композиция отдавала чуть ли не сюрреализмом, так как островки были украшены белыми рёбрами китов, а на вершине одного из них стоял гигантский позвонок. Из-за воды доносилось слабое потрескивание деревянных флюгеров, вертевшихся на ветру, и всюду по кромке островов и на воде, окружавшей их, виднелось черно-белое оперение десятков гаг. Все составляющие этой картины имели, казалось, так мало отношения друг к другу, что мне вспомнились полотна, скажем, Иеронима Босха.
