- Вот тебе мой ответ! - расхохоталась Гунда. На полных щеках закачались и зазвенели цепочки подвесок.
Медлить Арзак не стал. Время теряешь, бой проигрываешь. Вернувшись, Миррина застала его с горитом - футляром для лука и стрел и дорожной сумкой в руках.
- Далеко ли собрался? - спросила она потухшим голосом. Выплавили из голоса звонкую медь.
- Пойду за Савлием. В темную ночь проберусь к кибитке.
- Тебя заколют, прежде чем ты сделаешь первый шаг.
- Тогда умру, только без боя не сдамся.
- Слушай, - Миррина положила руку ему на плечо. - Я рассказала тебе немало своих историй, пришло время поведать еще одну. Десять лет прошло с того дня, когда врачеватель Ликамб решил перебраться в Ольвию и построить лечебницу у целебных ключей. Он уехал, а я отправилась позже вместе с домашним скарбом и слугами. Корабль, на котором мы плыли, назывался "Надежда". О, лучше было бы мне умереть, чем подняться на палубу злополучного корабля! - Миррина поправила черную прядь, прикрывавшую шрам через щеку.
Арзак сделал попытку высвободить плечо. Он все время смотрел туда, где паслись Белоножка и Белоног, похожие друг на друга, как отражение в чистой воде. Белоножка была верховой лошадью Старика. Ее сын Белоног, принадлежал Арзаку.
- Не торопись, слушай. - Рука Миррины сделалась тяжелей. - Была буря, корабль разбился, но крушение случилось у самого берега и всем удалось спастись. Мы радовались, благодарили богов. И тут нас настигло бедствие страшнее морской пучины. На нас напали царские скифы, старых убили, молодых увели в плен. Я была молода, ночью я перегрызла проклятые путы и убежала. Меня догнали, избили. Второй раз я убежала через год, когда, пройдя по летним и зимним пастбищам, кочевье снова вернулось на юг. Этот побег чуть не стоил мне жизни.
- Если Одатис погибнет, Старик отпустит тебя на волю, - сказал нетерпеливо Арзак.
- На родину я не вернусь, - Миррина снова поправила черную прядь. Слушай внимательно. Я дважды бежала и оба раза ранней весной. Отсюда, с весенних пастбищ ближе всего. За пять дней ты доберешься до Ольвии, куда не добралась я. Ты разыщешь Ликамба и скажешь: "Мудрый и добрый врачеватель, я приехал к тебе за снотворным настоем цвета белужьей икры. Я знаю, что, выпив этот настой, человек цепенеет и делается словно мертвый. Другого способа спасти сестру у меня нет".
Арзак с удивление посмотрел на Миррину и вдруг понял. Если Одатис станет как мертвая, ее выбросят из кибитки. Умершая раньше срока служанка никому не нужна.
- Врачеватель знает такое зелье? Он даст?
- Ты все объяснишь ему, тогда он даст. Только помни, ты не должен упоминать мое имя. Если тебя будут спрашивать, откуда ты узнал о Ликамбе, отвечай: "Имя мудрого известно и в диких степях", если спросят, откуда узнал о настое, скажи: "Торговцы из Ольвии рассказали о чудодейственном средстве".
- Пять дней туда, пять обратно, царь Савлий движется медленно, заезжает во все кочевья. Я нагоню его раньше, чем исчезнет нынешняя луна.
- Поклянись, что не упомянешь моего имени.
- Клянусь стрелой и кинжалом.
Арзак побежал к стреноженному коню, но тут ему путь преградил Старик.
- Железо не выручило. В золоте, верно, больше силы. Возьми. - Старик протянул Арзаку три золотых браслета.
4. НЕОГЛЯДНЫЙ ПРОСТОР
Бег коня по весенней степи, как полет быстрокрылой птицы в синем просторе. Безудержная воля! Бескрайняя даль!
Зеленый ковер молодой травы стелился под ноги быстрого Белонога. Струйки талой воды выпархивали из-под копыт. Нагретая за день земля источала сладкий и пряный запах. Белоног вскидывал голову, фыркал. Заливистое "и-ооо!" заглушало на время свист, кряканье, стрекот - все, чем полнилась степь, обжитая сурками, зайцами, чибисами, от низких ложбин до высокого синего неба с неподвижно висевшими жаворонками.
Арзак ехал, как принято в дальних походах, в седле. Стремян скифы не знали. Узконосые сапоги, прикрытые кожаными штанами, сжимали бока Белонога. Конь был чалый, густорыжего цвета, со светлыми гривой и хвостом и белыми вниз от колен ногами. Своей выносливостью Белоног не уступал лучшему скакуну.
Ожившая степь, от вида которой в другое время ширилась бы грудь и сами собой вырывались бы крики, сейчас нисколько не радовала. Неуклюже махая крыльями, пролетели серые утки. Арзак не проводил их взглядом. Трубящий клин журавлей не заставил его поднять головы. Сознанием владела только одна мысль. Она неотвязно бежала рядом, словно жеребенок около матери.
"Успеть, успеть!"
Он выехал поздно, и день кончался. Солнечный диск все решительный плыл к закату. Близилась ночь - людям отдых, ему помеха в дальнем пути.
Местом стоянки он выбрал берег степной речушки. Ее спокойное бормотание за оградой кустов Арзак давно различил в разноголосице степных звуков. Он спешился, напоил и стреножил коня, пустил на траву. Для себя отыскал сухую проплешину, густо засыпанную серой галькой. Костер разводить не стал. Весенняя ночь не застудит, а лепешки, сало да сыр-иппака непременный запас в дорожной сумке каждого степняка - эта пища в огне не нуждалась. Поев, он остался сидеть на месте.
Где-то неподалеку плакала выпь. Река за спиной терлась о прибрежные заросли прошлогоднего камыша, торчавшего, как проржавевшие копья, и бормотала тихонько: "Успеешь - не успеешь, успеешь-не успеешь".
"Успею, должен успеть, иначе нельзя. А если знахарь уехал в другое место, если откажется дать зелье? Нет, не должно такого случиться, упрошу или заставлю силой". Думая все об одном, Арзак сгребал и складывал в кучу галек. И когда луна, приметно меньше вчерашней, но такая же яркая, вышла на небо, один из ее голубых лучей высветил маленький печальный курган. Такой могли бы сложить сурки или жаворонки, если б, подобно людям, хоронили своих царей.
"Успею, должен успеть, не успеть нельзя". Арзак сдвинул ладонью непрочную насыпь и в опавшей с шорохом груде выбрал сорок одинаково ровных и круглых камней.
"До нашего стойбища Савлий добирался день, и еще день, и полдня, две гальки Арзак отбросил в кусты. - Третий день, сегодняшний, он миновал. - В кустах снова раздался чуть слышны стук. - Осталось тридцать семь дней - луна и еще почти пол-луны. Успею".
Расчет на камнях его успокоил. Он лег, седло положил под голову и перестал слышать печальные выкрики выпи. Мягкий плеск пробивавшейся в камышах воды стих.
Проснулся он до света. С проблеском первых лучей был на коне. Белоног, отдохнувший за ночь, пустился вскачь, и в дорожной сумке загрохотало, словно там оказалась тыквенная погремушка. Это перекатывались и стучали тридцать семь маленьких ровных камушков. Арзак взял их с собой.
Вперед, Белоног, на закат - к тому краю земли, куда прячется на ночь солнце.
Войско Дария шло через степь шумно, с криками, лязгом оружия [Дарий предпринял поход на Скифию в конце VI века до н.э.]. Разве нужно таиться тем, чей удел одни лишь победы, достославные на все времена?
От Нильских порогов до Яксарта [Яксарт - древнее название Сырдарьи] проделала путь персидская конница. От Инда до Эгейского моря проложила пехота дороги войны. Под ударами персов погибли непобедимые армии, пали крепости, считавшиеся неприступными. Битва с кочевниками, жителями степей, представлялась делом самым пустячным.
Вот так противники! Вместо шлемов на их головах торчат остроконечные шапки, бронзовые пластинки, нашитые на пояса, составляют доспехи. Не войну - забаву предложил своим воинам царь царей, повелитель стран.
Войско двигалось, словно на праздник. Сам Дарий был весел. Он-то знал, что битвы с воинственными кочевниками предстоят кровавые, но если судить по зачину, поход должен быть славным.
Царь царей рассчитал каждый шаг. Пока возводили мост над Истром [Истр - древнее название Дуная], выбрав для этого "шею" реки, где Истр разделяется на рукава, он с войском переправился через Боспор и пошел сухими путями. Двигаясь по землям Фракии и Македонии, он превратил живущие там народы в данников Персии.
Слава шла рядом. У реки с целебными водами царь царей повелел воздвигнуть каменный столп и вырезать надпись, гласившую: "Источники Теара дают наилучшую и прекраснейшую воду из всех рек. К ним прибыл походом на скифов наилучший и самый доблестный из всех людей - Дарий, сын Гистаспа, царь персов и всего азиатского материка".
Встав на крутом берегу другой, не столь известной реки, царь царей приказал каждому воину бросить на берег по камню. Выросли горы. Эти горы также послужат славе.
Через мутный и устрашающий быстрый Истр переправились без труда. Крепкий мост связал оба берега "шеи". Дарий хотел уничтожить мост, но его остановил известный своей осторожностью Кой, военачальник из Митилены.
- Царь царей, повелитель стран, дозволь дать тебе совет.
- Говори, военачальник, Дарий слушает.
- Разрушить мост недолго, быстрее, чем возвести новый. Ты задумал вернуться другой дорогой, но война полна неожиданностей. Что если тебе придется воспользоваться дорогой уже проторенной? Тогда понадобится и мост.
