дома. Никогда раньше ей не приходилось так близко общаться с ними. Этим летом в пансионе миссис Лебрен отдыхали только креолы. Все они знали друг друга и ощущали себя одной большой семьей, в которой царили самые дружеские отношения. Чертой, наиболее отличавшей креолов, которая поражала миссис Понтелье, было полное отсутствие стыдливости. Свобода выражения, принятая в их обществе, поначалу была непостижима для миссис Понтелье, хотя ей не представляло труда совместить это с гордостью и целомудрием, изначально, кажется, присущими каждой креолке и безошибочно распознаваемыми. Никогда Эдна Понтелье не смогла бы забыть тот шок, который она испытала, присутствуя при разговоре миссис Ратиньоль с мистером Фаривалем, когда та рассказывала во всех подробностях душераздирающую историю своих родов. Эдна Понтелье постепенно приучалась получать удовольствие от таких ситуаций, но ничего не могла поделать с краской на лице. Не раз ее появление прерывало очередную забавную историю, которую Роберт рассказывал, чтобы развлечь компанию замужних женщин.
По пансиону передавалась из рук в руки книга. Когда очередь дошла до Эдны, она читала ее с глубоким изумлением. Ее основным побуждением было читать книгу скрытно, в одиночестве, хотя никто из остальных дам этого не делал. При звуке приближающихся шагов Эдне хотелось спрятать книгу. А ее содержание открыто обсуждали за столом все живущие в пансионе. Миссис Понтелье в конце концов бросила удивляться и заключила, что чудесам не суждено когда-либо прекратиться.
В тот летний полдень молодые люди составили компанию близких по духу людей. Миссис Ратиньоль занималась шитьем, постоянно прерываясь, чтобы поведать какую-нибудь историю или случай из своей жизни, помогая себе выразительными жестами рук совершенной формы; Роберт и миссис Понтелье предавались безделью, время от времени обмениваясь случайными репликами, взглядами или улыбками, что указывало на некую особую степень дружеских отношений. Весь последний месяц Роберт был рядом с Эдной. Никто по этому поводу ничего не думал. Когда Роберт приехал, многие полагали, будто он посвятит себя миссис Понтелье. С тех пор как Роберту исполнилось пятнадцать, то есть уже одиннадцать лет, каждое лето он становился преданным спутником прекрасной дамы. Иногда ею могла стать юная молодая девушка, иногда – вдова, но чаще всего – интересная замужняя женщина.
Два сезона подряд жизнь Роберта озаряло присутствие миссис Дювинь. Но зимой она умерла. Роберт выставил себя безутешным страдальцем, припав к ногам миссис Ратиньоль в поисках сочувствия и утешения, которых она могла бы его удостоить. Миссис Понтелье любила сидеть, уставившись на прекрасную соседку, так она могла бы взирать на безупречную Мадонну.
– Способен ли кто-то усмотреть жестокое сердце за этой прекрасной наружностью? – бормотал Роберт. – Она знала, что я обожал ее когда-то, и она позволила мне обожать ее. Это всегда было так: «Роберт, приди, уйди, встань, сядь, сделай то, сделай это, посмотри, спит ли малыш… Мой наперсток, пожалуйста, тот, что я оставила бог знает в каком месте… Приди и почитай мне Доде, пока я шью».
– Parexample! [5] Мне никогда не приходилось просить. Вы вечно болтались у меня под ногами, как докучливый кот.
– Вы хотите сказать, как преданный пес. А как только появлялся Ратиньоль, обращение становилось именно что как с собакой. Passez! Adieu! Allezvous-en! [6]
– Может, я боялась, что Альфонс будет ревновать, – заявила мадам Ратиньоль с чрезмерным простодушием.
В ответ на эти слова все засмеялись. Правая рука ревнует к левой! Сердце ревнует к душе! По правде говоря, мужья-креолы никогда не ревнуют. Всепоглощающая страсть у них съежилась до карликовых размеров по причине неиспользования.
Тем временем Роберт, обращаясь к миссис Понтелье, продолжил рассказ о своей минувшей страсти к миссис Ратиньоль, о бессонных ночах и палящем огне в его душе, так что само море воспламенилось, когда он пошел, как обычно, окунуться после обеда.
А обсуждаемая дама, сидящая за шитьем, презрительно и коротко прокомментировала:
– Blagueur, farceur, grosbete, va! [7]
Роберт никогда разговаривал таким трагикомичным тоном, когда оставался наедине с миссис Понтелье. А она никогда толком не знала, что с этим делать. В такие моменты невозможно было догадаться, насколько серьезным было отношение Роберта к Адель. Понятно, что он часто обращался к миссис Ратиноль с признаниями в любви, не вкладывая в них абсолютно никакого смысла. Миссис Понтелье была рада, что Роберт не играл подобную роль по отношению к ней. Это бы только раздражало ее.
Миссис Понтелье принесла принадлежности для рисования – занятия, которому она время от времени предавалась, не будучи профессионалом. Ей нравилось рисовать. Она получала от этого удовлетворение, какое ей не приносило никакое другое занятие.
Эдна давно хотела попробовать свои силы на миссис Ратиньоль. Никогда, казалось, эта дама не выглядела более соблазнительным объектом для художника, чем теперь, когда она сидела, подобно чувственной Мадонне, озаренная вечерним светом, подчеркивающим ее чудесный цвет лица.
Роберт перебрался на лестницу и устроился на ступеньке ниже миссис Понтелье, так, чтобы ему было видно, что она делает. Эдна обращалась с кисточками с определенной легкостью, что было результатом не столько длительного общения с ними, сколько природных способностей. Роберт наблюдал за работой Эдны с пристальным вниманием, издавая короткие восторженные восклицания на французском языке, которые адресовал миссис Ратиньоль:
– Mais ce n’est pas mal! Elle s’y connait, elle a de la force, oui [8].
Погрузившись в свои наблюдения, Роберт невзначай прислонился головой к плечу миссис Понтелье. Она, как могла мягко, отстранила его. Молодой человек повторил попытку. Эдна не могла не думать, что с его стороны это было просто легкомыслием, и тем не менее у нее не было никаких оснований принимать эти ухаживания. Не высказывая вслух протеста, Эдна снова спокойно, но твердо отстранила Роберта. Он не извинился. Законченное изображение не имело никакого сходства с миссис Ратиньоль, которая была страшно разочарована, увидев, что портрет не имеет с ней ничего общего. Однако это была вполне достойная работа, во многих отношениях вполне удовлетворительная.
Миссис Понтелье, однако, так не думала. Критически осмотрев набросок, она поставила на нем краской большое пятно и смяла лист в руках.
По ступенькам лестницы взбежали малыши, няня следовала за ними на почтительном расстоянии, которое они сами для нее установили. Миссис Понтелье вручила сынишкам краски и прочие рисовальные принадлежности, чтобы они отнесли их в дом. Ей хотелось задержать мальчуганов, чтобы поболтать с ними и повозиться, но дети были исключительно серьезны. Мальчики пришли с единственной целью исследовать содержимое коробки с конфетами. Они безропотно приняли то, что мать выбрала для них, протянув каждый по две пухленькие ладошки, сложенные совочком, в тщетной надежде увидеть
