Догиту поговорить с «братом Бауси» относительно здоровья последнего. Проходя мимо Бабембы, я сказал ему, что хочу увидеться с ним наедине. Он ответил, что зайдет ко мне вечером, после ужина. Остаток дня прошел спокойно, так как мы попросили, чтобы народ держался в стороне от наших хижин.
Дома мы застали Ханса (он не сопровождал нас к королю, так как стеснялся показаться в публичном месте) за чисткой ружей. Это мне кое о чем напомнило. Позвав Мавово, я взял двуствольное ружье, о котором говорил, и вручил его зулусу со словами:
– Оно твое, о истинный пророк!
– Да, отец мой, – ответил он, – на некоторое время оно мое, но потом оно, быть может, снова станет твоим.
Эти слова поразили меня, но я не стал допытываться у Мавово о их значении. Мне больше не хотелось слышать его пророчеств. Потом мы пообедали, а остаток для проспали, так как все мы, включая брата Джона, очень нуждались в отдыхе.
Вечером пришел Бабемба, и мы, трое белых, остались с ним наедине.
– Расскажи нам, Бабемба, о понго и о Белом Дьяволе, которого они почитают, – сказал я.
– Макумазан, – ответил он, – с тех пор как я был в их стране, прошло пятьдесят лет, и все, что случилось там со мною, я вижу словно сквозь туман. Однажды, когда мне было двенадцать лет, я ловил рыбу в камышах. Вдруг приплыли в лодке какие-то люди высокого роста, одетые в белое, которые схватили меня. Они привезли меня в город, где было много других таких же людей, и обращались со мною хорошо. Они давали мне вкусную пищу, от которой я сделался жирным и кожа моя начала лосниться. Однажды вечером меня повели куда-то далеко. Мы шли всю ночь и наконец пришли к большой пещере. В этой пещере сидел страшный старик, вокруг которого плясали ряженые люди, исполнявшие обряд Белого Дьявола. Старик сказал мне, что на следующий день меня зажарят и съедят и что для этого меня и откармливали. У входа в пещеру, около которой была вода, находилась лодка. Когда все уснули, я подполз к этой лодке. В то время как я отвязывал ее, один из жрецов проснулся и подбежал ко мне. Я ударил его веслом по голове, и он упал в воду. Я был смел и силен, хотя был мальчиком. Он вынырнул из воды и ухватился за край моей лодки. Тогда я стал бить его веслом по пальцам до тех пор, пока он не разжал их. В эту ночь дул сильный ветер, ломавший ветки на деревьях, которые росли на другом берегу воды. Он завертел лодку, и одна из веток попала мне в глаз. В то время я почти ничего не почувствовал, но потом глаз вытек. Не знаю, быть может, тогда мне в глаз попало копье или нож. Я греб веслом до тех пор, пока не потерял сознания. Последнее, что я помню, это шелест камышей, через которые ветер гнал мою лодку. Когда я пришел в себя, то увидел, что нахожусь недалеко от берега, до которого я легко добрался вброд, спугнув при этом двух крокодилов. Но это, вероятно, было спустя несколько дней после моего бегства, так как я увидел, что сильно исхудал. На берегу я снова лишился чувств. Там меня нашли люди нашего племени, которые заботились обо мне, пока я не поправился. Вот и все.
– И вполне для нас достаточно, – сказал я. – Теперь скажи мне, как далеко находится город понго от того места, где ты был взят в плен?
– На расстоянии целого дня пути в лодке, Макумазан. Я был взят в плен рано утром, и только к вечеру мы достигли того места, где было привязано много лодок. Их было около пятидесяти, и некоторые из них могли вместить до сорока человек.
– А как далеко от пристани до города?
– Они находятся рядом, Макумазан.
– Не слышал ли ты чего-нибудь о земле, лежащей за водою, которая протекает около пещеры? – спросил брат Джон.
– Да, Догита. Я слышал тогда или некоторое время спустя (время от времени до нас доходят слухи об этих понго), что это остров, где растет Священный Цветок, о котором ты знаешь; ибо когда ты был здесь в последний раз, у тебя был такой цветок. Я слышал также, что за этим цветком присматривают жрица, называемая Матерью Цветка, и ее служанки, которые все девственны.
– А кто эта жрица?
– Не знаю. Но я слышал, что она выбирается из тех, которые родятся белыми, несмотря на то, что их родители черные. Если у понго родится девочка белой или с маленькими глазами, или глухонемой, то ее отделяют от других, и она становится служанкой жрицы. Но этой жрицы теперь, должно быть, уже нет в живых, так как в то время, когда я был очень молодым, она была старой, очень старой, и понго были очень обеспокоены, так как среди них не было женщины с белой кожей, которая могла бы занять место старой жрицы после ее смерти. Наверно, она уже умерла. Много лет тому назад в земле понго был большой праздник (во время которого было съедено много рабов), так как жрецы нашли новую прекрасную жрицу с белой кожей, желтыми волосами и ногтями надлежащего вида.
Тут я подумал, что эти поиски жрицы, называемой Матерью Цветка и обладающей особыми приметами, напоминают поиски быка Аписа [47] в древнем Египте, о которых рассказывает Геродот [48]. Однако я тогда ничего не сказал, так как брат Джон вдруг спросил:
– А эта жрица тоже умерла?
– Не знаю, Догита, но думаю, что нет. Если бы она умерла, до нас дошел бы слух о празднестве съедения мертвой Матери.
– Съедение мертвой Матери?! – воскликнул я.
– Да, Макумазан. У понго существует священный закон, по которому тело Матери Цветка после ее смерти должно быть разделено между людьми, имеющими право на священную еду.
– Но Белого Дьявола не едят? – спросил я.
– Нет, ибо, как я уже говорил тебе, он никогда не умрет. Он причиняет другим смерть, которую, без сомнения, ты найдешь, если отправишься в Землю Понго, – мрачно прибавил Бабемба.
«Клянусь честью, – подумал я, когда наш разговор окончился, так как Бабембе больше нечего было рассказывать, – если бы дело касалось только меня, я охотно оставил бы в покое понго и их Белого Дьявола». Потом, вспомнив об отношении брата Джона к этому вопросу, я со вздохом решил покориться своей судьбе. Но судьба была на его стороне.
На следующий день, рано утром, Бабемба снова пришел к нам.
– Произошла удивительная вещь, господа, – сказал он. – Вчера вечером мы говорили о понго, а сегодня утром, на заре, от них прибыло посольство.
– С
